— Благодарю тебя, о, король. — Умберто встал и церемонно поклонился, затем сел и приступил, наконец, к рассказу. — Ваше Величество, вероятно, неоднократно видели сего кхитайца. Его зовут Тэн И, он служит на кухне помощником главного повара по восточным блюдам. Но секрет не в этом. Тэн И — великолепный повар, что и послужило поводом для моего с ним знакомства, но на самом деле он шпион царя Западного Кхитая, Шу из Кусана.

— Шпион Кхитая при аквилонском дворе?! — не поверил своим ушам Конан.— Я всегда знал, что Шу весьма предусмотрителен, но чтобы его планы зашли столь далеко... Разобрался бы поначалу с Гирканией!

— Для этого здесь и находится Тэн И,— подхватил Умберто.— Помыслы Шу касаются Тарантии только тогда, когда речь идет о Гиркании или Туране. Аквилония — могучее королевство, и Восток обязан считаться с ним, а значит, Шу интересует, как ведется аквилонская политика в Гиркании и особенно в Туране. И тем более теперь, когда на троне в Тарантии человек, известный и Ездигерду, и уши-кагану.

— Вот тебе и новости! А с утра Публий уверял меня, что все в полном порядке! Однако, во имя Крома, это презабавно! Аквилонский монарх и шпион-кхитаец вместе отправляются на дальнюю прогулку в тесной компании! Ты уверен, что как-нибудь невзначай на привале или на переходе мне в шею не воткнется отравленный стилет или метательная звездочка? Кхитайцы большие мастера в этом деле! И как только Хорса не приметил этого пройдоху! А сам-то ты откуда узнал, что Тэн И шпион? Он сам тебе натрепал, или ты на досуге выучил кхитайский?

— У всех мужчин, если они мужчины, есть одна и та же слабость, используя которую можно узнать очень много,— не смущаясь, ответил сотник.— Один любит власть, другой — оружие и драку, третий — тонкие вина, четвертый — лошадей, но женщин любят все!

— Так ты был сводником у повара Тэн И? Ты, сотник гвардии и дворянин? — В глазах у короля от смеха появились слезы.— Умберто, ты неподражаем! И это ради кхитайских приправ и подливок?

Сотник картинно развел руки.

— Вкусно поесть я тоже не прочь, а настоящая восточная кухня здесь, увы, не дешева. Я оказал ему помощь не как повару, но как рыцарь рыцарю. Тэн И был мне очень благодарен. Однажды ночью нам пришлось схватиться с охраной одного из вельможных особняков. Если бы не Тэн И, то сейчас я в лучшем случае сидел бы за решеткой в квестуре за многочисленные умышленные убийства, а в худшем — меня нашли бы в сточной канаве с проломленным черепом. Он до того ловко обездвижил пятерых здоровенных детин — я подозреваю, что как раз им самое место за решеткой,— что мне оставалось только уложить шестого и упереть руки в бока. При этом ни один не был убит, мне даже не пришлось воспользоваться рапирой. Когда я спросил Тэн И, где он научился так ловко владеть боевым искусством, он страшно смутился, а потом, взяв с меня слово, что я буду молчать, поведал, что он уже пять лет как шпион при дворе, еще со времен Нумедидеса, и потому кое-что умеет.

— А сам ты не пробовал состязаться с ним? — В голосе короля послышались азартные интонации.

— Вот именно что пробовал,— сокрушенно признался Умберто.

— И как? — не отставал Конан.

— Весьма прискорбно,— ответил сотник.— Моя рапира пронзает воздух, кулак проваливается в никуда, сапог пинает пустоту, а через мгновение я оказываюсь лежащим на земле, которая словно уезжает из-под меня, а мне смертельно не хочется подниматься и тянет в сон.

Конан хмыкнул.

— Умберто, ты, сам не зная ничего о Кхитае, нарвался на действительно великого воина. Это одна из самых высоких ступеней мастерства, если не самая высокая. Впрочем, Мораддин, пожалуй, совладал бы и с таким... — Последнюю фразу Конан пробормотал под нос — Видишь ли,— продолжил он уже вслух,— такого мастера укрывает сама природа: воздух, растения, земля. Для городского солдата он почти неуязвим. Только те, кто привык воевать в лесах, в горах вроде горцев или пиктов, могут соперничать с ним. Ладно, это хорошая рекомендация. Я только одного боюсь: кхитайцы вежливы и угодливы, но насквозь лживы. Что скажешь на это?

Пришла очередь ухмыляться сотнику. Он и это проделал с омерзительным изяществом.

— Как вы думаете, Ваше Величество, почему Тэн И сказал мне правду, а не солгал? Ведь при моем знании, — Умберто выделил голосом последнее слово, — при моем знании Кхитая, как я разумею, обмануть меня было проще простого, однако он сказал правду.

— Не знаю,— пожал могучими плечами Конан.— Он вполне мог сказать, что был послушником в одном из монастырей, откуда ушел или был изгнан, и теперь вынужден скрываться столь далеко на западе, занимаясь совершенно посторонним делом, чтобы спрятаться от преследования бывших братьев по вере. Вероятно, сказать правду, если это правда, было ему выгодно.

— Нет! — торжественно заявил Умберто, весь, сияя, будто хвастался трудной победой на любовном фронте. — Тэн И действительно посещает храм и тайно исповедует религию и очень опасается преследования бывших братьев по вере. Вы угадали, Ваше Величество, за исключением одной малости: Тэн И тайно поклоняется Митре!

— Кром, Имир и Эрлик! — воскликнул Конан.— Если эти кхитайцы не окончательно заврались, то у меня нет причин не доверять! Этот человек пойдет с нами. Сколько бы ни платил ему Шу, я дам на одну вторую этой суммы больше! Думаю, Митра не станет сильно возражать. А Хорсу я еще обрадую: шпион стряпает для короля! Виданное ли дело! Иди, Умберто, поднимай Арминия и Тэн И. До рассвета они будут готовы?

— О да, Ваше Величество, а как же третий? — обернулся в дверях сотник.

— К Нергалу! — отрезал король.— Мне хватит этих двоих, тебя и Хорсы, и я очень не завидую тому, кто заступит нам дорогу, пусть это будет самый вонючий стигийский маг.

— Будет исполнено! — Умберто поклонился и вышел.

Едва успел король доесть хлеб и сыр и приговорить начатую за интереснейшей беседой с Умберто огромную кружку пива — сотник, несмотря на манерность, успел выхлебать свою до дна,— как раздался условный стук в дверь, и вслед за ним в комнате появился Хорса.

— Кениг,— доложил он,— за центурионом тяжелой пехоты Арминием и помощником повара Тэн И послали. Хочу предупредить тебя: Тэн И — кхитайский шпион, опасайся его.

— Благодарю, Хорса, только что предупредили. Скажи, Хорса, весь дворец, кроме меня, знает, что Тэн И — шпион кхитайского царя Шу и тайный митраист?

Лицо Хорсы осталось спокойным, но промелькнувшее в глазах гандера удивление не укрылось от проницательного взгляда короля.

— О том, что Тэн И — шпион, я узнал недавно из перехваченной депеши, переведенной нашими учеными. С тех пор все приготовленные им блюда проверяются с удвоенным вниманием. Я выжидал и до времени не трогал его: он опасен, но может оказаться очень полезным. Но о том, что он поклоняется Митре, я слышу впервые, о кениг. Боги опять обострили твой взор!

— Не мой взор они обострили, а язык сотника Умберто, притом безмерно,— буркнул король, пододвигая Хорее чашу с водой и вином.— Выпей, это взбодрит тебя. Доставили ученого из предместья?

— Он в пути,— был ответ.

— В таком случае Публия ко мне. История о том, чем занимается король и почему меня не видно во дворце, готова?

— Да, кениг. Их Величество король Аквилонии, Гандерланда и Пуантена Конан I изволят отдыхать после великих, славных и победных трудов, не заниматься никакими делами, полностью доверять королевскому совету и канцлеру Публию в делах светских и не изволят видеть никого, кроме последнего. Их Величество пребывают в столице, посему военное командование остается в его... В их руках,— на одном дыхании выпалил гандер. — На всякий случаи послали гонца к Просперо,—добавил он.

— Правильно,— одобрил Конан.— Если все идет как надо, можешь немного отдохнуть. Сейчас пусть пожалует Публий, потом я дожидаюсь ученого, и мы отправляемся.

Хорса еще раз поклонился и вышел. Чаша с вином, предложенная королем, осталась нетронутой.

Некоторое время спустя явился Публий, заспанный и встрепанный, не отошедший еще от утреннего разноса. От короля он вышел румяный, бодрый, на лице сияла улыбка, растянувшая рот до ушей. На совести канцлера за долгую карьеру царедворца лежало много авантюр, но чтобы такая!