Бросив бесполезный труд, Люций кликнул собак. Но ни один пес не отозвался, ибо бдительные животные тоже уснули непробудным сном: один пес лежал на боку, вытянув в оцепенении все четыре лапы, другой устроился на брюхе, положив узкую острую морду на траву. И люди, и собаки были живы, но дышали редко и неглубоко.

Нечего и говорить, что беспокойство охватило командира отряда. Озираясь по сторонам, он пытался понять, что произошло. Взгляд его остановился на той самой скале, за которой давеча исчез воин, и к ужасу своему военный понял, что за камнем, в лощине, таится нечто враждебное, нечеловеческое. Словно чье-то дыхание — или то было дуновение, а может, ощущение духа? — коснулось его лица. Он вздрогнул и повернулся к солдатам. Все смотрели туда же, куда и командир. Никто не смел проронить ни слова, но было видно, что даже самые сонливые мгновенно пришли в себя.

Видя, что солдаты — а среди них были настоящие ветераны, прошедшие несколько кампаний и пролившие вражьей крови столько, что впору бочки наполнять,— готовы показать непрошеному гостю, кем и чем бы он ни оказался, остроту аквилонской стали, офицер взбодрился, кровь его заиграла в предчувствии настоящего дела и удивительных приключений, о которых потом можно будет долго и пышно рассказывать. Он выстроил свой маленький отряд клином и повел к скале, не обращая внимания на жалобное блеянье и панику, охватившую несчастных овец.

Солдатская поступь была тяжелой и мерной — вся Хайбория знала твердость этой гордой поступи. Хищными клыками гигантских древних львов темнели мечи, предвкушая новую кровь, щиты плотно прилегли один к краю другого, составив нерушимую металлическую стену. Стальные шлемы — у четверых с глухими, закрывающими лицо масками — серели грозно в ночи. А как замечательно сверкали бы они, явись сейчас солнце!

Да, как раз присутствия солнца, всеведущих лучей Ока Митры, в это мгновение им очень недоставало. Кто знает, дождись они рассвета, возможно, все обернулось бы неизмеримо лучше и закончилось счастливее. Но тогда маленькое воинство, проникшись боевым духом непобедимой аквилонской армии, неостановимо шло в безумную, как выяснилось очень скоро, атаку.

Скала приближалась. Стали заметны даже тонкие трещины на старом ее желто-сером теле. Люций приказал обойти скалу слева, при этом забрать немного в сторону от крайнего выступа, чтобы охватить сокрывшееся там, а не оказаться, резко выйдя из-за поворота, лицом к лицу с неизвестной опасностью. Воины уже готовы были осуществить предписанный маневр, но в тот же миг над камнем совершенно бесшумно поднялась огромная черная голова громадного змея на толстой шее.

Два глаза чудища тлели багровым огнем. Расстояние меж ними составляло локоть, а то и чуть больше. Над плоским чешуйчатым лбом возвышались два странных нароста, похожих на рога.

Неподвижный, вопреки обычно ветреной в предгорьях погоде, воздух внезапно всколыхнулся, поток его направился сначала вверх, затем вниз, и вот все тяжелое, но по-змеиному гибкое тело дракона, поддерживаемое парой широких кожистых крыльев, взмыло над скалой...

— Мне и посейчас непонятно,— рассуждал Септимий, горячими сухими глазами глядя на Юния и в то же время куда-то мимо него,— как могла такая туша подобраться неслышно. Ведь если бы дракон ступал лапами по тверди земной, то люди непременно уловили бы, притом задолго до приближения монстра, колебание почвы. Даже сотрясение от бега одного коня, создания, несомненно, гораздо более легкого, нежели дракон, слышим мы уж точно за несколько стадиев. А если бы змей воспользовался своими крыльями, то поток воздуха, вызванный их взмахами, и неизбежный при этом шум, который также, по учению достойного Максенция, суть перемещение частиц воздуха, возмутили бы воздушные слои впереди летящего гиганта, что привело бы в беспокойство солдат.

Поскольку ни того, ни другого не случилось, я заключаю, что тварь владела искусством сродни тому, что довелось видеть мне во время путешествия в Кхитай у монахов-аскетов. Непостижимо, но многолетними упорными упражнениями развили они в себе способность, сокращая быстро мышцы спины, левитировать некоторое время, сиречь висеть в воздухе, не касаясь земли, не имея ни опоры под собой, ни подвеса. Вероятно, то же, но с несравненно большей ловкостью проделывал и дракон. Таким способом неслышно подбирался он к жертвам своим, также и удалялся, не оставляя следов. Единственно, зачем употребил он крылья, это чтобы взлететь выше. Помолчав немного, Септимий продолжил рассказ.

... Тело дракона взмыло над скалой. Крылья, распластанные широко, трепетали легко и быстро, как у насекомого. Мощные лапы ящера были поджаты, словно у хищной птицы, когда она падает с высоты камнем на добычу. Хвост метался из стороны в сторону, свистя чудовищной плетью. Трудно было мгновенно оценить размеры пресмыкающегося, но было совершенно ясно, что девятерым воинам с таким не справиться.

К чести солдат, ни один из них не отступил. Бежать было бессмысленно, ибо на ровной поверхности луга прятаться некуда. Оставалось защищаться. Дракон повис в восьми локтях над землей, шея его выгнулась дугой кверху, голова слегка покачивалась, глаза были непроницаемы и холодны, несмотря на тлевший в них огонь. Ничего не было в них, кроме змеиного равнодушия. И все же великая сила внушения исходила от них. Не потому ли застывали в оцепенении пастухи и собаки?

Не потому ли сонливость чуть не объяла и солдат? Только возбуждение, вызванное легким вином, позволило Люцию не поддаться и заподозрить присутствие чудовища за скалой. Как только его обнаружили, сила драконьего воздействия пропала, ибо таилась главным образом в его незаметности.

Солдаты подняли руки с мечами, выставив клинки вверх, чтобы дракон не смог безбоязненно опустить голову со страшной пастью. Загнутые огромные передние клыки торчали из верхней челюсти наружу, а узкий раздвоенный язык мелькал, ощупывая воздух. Но дракон вовсе не был столь глуп, чтобы подставлять шею под остро заточенные лезвия мечей. Вместо этого летающий гад мгновенно извернулся и — никто не успел опомниться — нанес смертоносный удар крепким хвостом.

Пятеро воинов погибли мгновенно, у двоих оказались сломаны кости, один был оглушен, еще двоих отбросило далеко в сторону, и они никак не могли быстро прийти на подмогу оставшимся. Строй развалился, а дракон этого и добивался. Обрушив сверху хвост, он добил одного раненого и, тут же снизившись, будто по горке скатившись, пропорол когтями горло другому. Сделав виток, злобная тварь разъярилась от одного запаха крови и бросилась на тех четверых — в их числе был и офицер,— которые устояли на ногах и уже успели перестроиться, вновь сомкнув щиты и щетинясь мечами.

К несчастью, змей опять перехитрил солдат. Только что перед ними была голова с разинутой пастью, только что готовы были они, расступившись на шаг, вонзить мечи в толстую шею, как внезапно дракон вскинулся и, вместо того чтобы пытаться схватить кого-либо зубами, выставил вперед когти. Меч солдата скользнул по ороговевшей поверхности, не причинив монстру видимого вреда, воин же упал со смятым шлемом. Должно быть, дракон лапой размозжил ему голову. Офицеру повезло больше. Он хотя и не смог нанести разящего рубящего удара, но режущий ему удался.

Дракон оглушительно заревел, а на мече осталась густая темная кровь. Теперь пощады ждать не приходилось. Дракон закричал еще раз, сделал новый круг и напал на солдата, оставшегося в одиночестве после первой же атаки. Тот, не собираясь дешево отдавать жизнь, заслонился щитом, спрятав за ним и лицо, и занес меч над собой, согнув в локте руку. Но дракон был гораздо проворнее, чем думалось. Он полетел низко, едва не задевая траву, шея его извивалась — не поймешь, с какой стороны зайдет. Но и воина — мощного и высокого белокурого бритунца — тоже было не так просто обмануть. Он упорно не желал верить обманным движениям змееголового, и острие меча его смотрело как раз тому в глаза.

В последний миг всем почудилось, что дракон желает увильнуть от поединка, но то была лишь видимость! Змей тоже был храбр и, видно, сознавал, что в битве с девятерыми потерь не избегнуть. Описав крутую широкую дугу вправо от воина и заставив того поворачиваться вслед, чтобы не подставить противнику спину и бок, дракон поймал бритунца на этом движении и резко ударил человека правым крылом. Мелькнул меч, на крыле появился страшный разрез, но ни одна кость не была повреждена. Змей, утратив, правда, прежнее изящество полета, тем не менее, уверенно держался в воздухе. Солдат не устоял на ногах и упал, звякнули кольчужные кольца, и тут же дракон очутился сверху, прямо над ним. Послышались глухой звук удара и хруст разрываемой плоти. Еще один, не самый последний из аквилонских воинов, погиб, испытав на себе силу драконьих когтей.