Япония слишком недооценила силу сопротивления китайцев. Уже после первого года войны императорская армия потеряла несколько сот тысяч человек. После 1939 года обстановка в Китае почти не изменилась. Япония так и не смогла окончательно покорить страну. Даже в оккупированных провинциях гарнизоны не чувствовали себя в безопасности. И чем яснее становилась неудача в Китае, тем чаще обращались взоры японской военной клики в сторону Юго-Восточной азии и южной части Тихого океана, где игра обещала стать более легкой.

В самом деле, европейские колониальные державы были втянуты в войну не на жизнь, а на смерть с фашистской Германией. И Япония решила этим воспользоваться. Был принят новый план: захватить богатейшие регионы Юго-Восточной Азии и после нового усиления потенциала империи не только окончательно покорить Китай, но и поставить Америку перед свершившимся фактом.

Такая политика делала неизбежным нападение на Пирл-Харбор, которое должно было послужить сигналом к началу новой агрессии. Разгромленный американский флот лишался возможности помешать действиям Японии. А когда цель будет достигнута, Япония станет достаточно сильна, чтобы диктовать свои условия не только американцам. Тогда она окончательно обратится в сторону Советского Союза.

В августе 1941 года японский посол Кихисабуро Номура по поручению своего правительства вступил в переговоры с американским госсекретарем Хэллом. Цель переговоров официально считалась подготовка почвы для улучшения японо — американских отношений. Однако уже в сентябре эти переговоры были прерваны. Япония выдвигала явно невыполнимые требования ни больше, ни меньше как свободы действий в Тихом океане и в Китае.

Двадцать первого сентября Токио сообщил, что направляет в Вашингтон посланника по особым поручениям Сабуро Курусу, который представит министру иностранных дел Хэллу новые предложения. Пятнадцатого ноября Курусу прибыл. Совещания следовали одно за другим. В японских предложениях, больше смахивавших на ультиматум, ничто не изменилось.

Между тем из Токио в японское посольство в Вашингтоне непрерывно шли шифрованные радиограммы. Курусу получил от своего правительства указание вести переговоры до седьмого декабря. Если нужный Японии результат достигнут не будет, в тот день Курусу предстояло передать госсекретарю Хэллу особое послание японского правительства из четырнадцати частей. В нем будет окончательно констатировано, что разногласия между Японией и США не могут быть решены путем мирных переговоров.

Послание, последняя глава которого к утру седьмого декабря ещё не была расшифрована и переписана начисто, практически означало разрыв дипломатических отношений между Японией и США.

Американская контрразведка уже расшифровала большую часть послания и знала его содержание. Об нем был информирован госсекретарь. Тем не менее, кроме разосланного начальником генерального штаба Маршаллом общего предупреждения, не было отдано никаких приказов, способных привести американские вооруженные силы в боевую готовность. Этого не произошло даже тогда, когда когда служба безопасности сообщила, что во дворе японского посольства мешками жгут бумаги. Даже этот несомненный признак предстоящего объявления войны проигнорировали.

Неужели все это было простой халатностью? Нет, в немалой степени это объяснялось излишней самоуверенностью. Америка чувствовала себя сильной и неуязвимой. Что могу сделать ей "мелкие желтопузые япошки"?

Шестого декабря, около десяти часов по вашингтонскому времени, в госдепартаменте получили депешу из Лондона. Она гласила: "Японский флот берет курс на перешеек Кра."

Даже на это сообщение, которое недвусмысленно указывало, что японцы готовили нападение на Сингапур, никакой реакции не последовало. На седьмое декабря, ровно в полдень, госсекретарь Хэлл назначил новую встречу с Номурой и Курусу.

Утром седьмого декабря японцы попросили перенести встречу на час. Но сами задержались ещё дольше. Министр обороны Стимсон, военно-морской министр Нокс и госсекретарь Хэлл совещались в здании Госдепартамента. Они подробно обсудили критическую ситуацию, сложившуюся в японско-американских отношениях.

Когда Хэлл закончил совещание, чтобы успеть подготовиться к встрече с японскими дипломатами, Нокс немедленно отправился в военно-морское министерство, которое располагалось между 17-й и 19-й улицами на Конститьюшн-авеню. Только он хотел поручить секретарю позаботиться об обеде, как к его столу подошел адмирал Гарольд Р. Старк и молча положил бланк донесения. В нем сухим телеграфным языком говорилось:

"Всем кораблям в районе Гавайских островов: воздушный налет на Пирл-Харбор. Это не учения!"

— Откуда это поступило? — поинтересовался министр.

— Это радиограмма. Флотская радиостанция Мар-Айленд в Сан-Франциско перехватила её и передала дальше.

Нокс вскочил и схватил телефонную трубку. Было час сорок семь пополудни.

Президент Рузвельт сидел со своим личным секретарем Гопкинсом за ланчем в овальном кабинете Белого дома, когда позвонил Нокс. Его первая реакция была непроизвольной:

— Нет! Не может быть!

Он тоже не хотел верить, что радиограмма говорила правду.

Но факты говорили сами за себя. Президент Соединенных Штатов должен был действовать. Никаких сомнений не оставалось: США подверглись нападению.

Когда оба японских дипломата в темных костюмах в два часа пять минут пополудни появились в Госдепартаменте, чтобы вручить госсекретарю Хэллу наконец-то расшифрованную и переписанную ноту своего правительства из четырнадцати частей, Хэлл уже знал, что Пирл-Харбор подвергся нападению. Ярость по этому поводу он отложил на потом, удовольствовавшись тем, что охарактеризовал врученную ноту как самый грубый, лживый и бесстыдный документ, который ему приходилось видеть за все годы службы.

Госсекретарь Хэлл уже знал содержание первых тринадцати разделов ноты. Контрразведка расшифровала их и передала ему ещё до того, как в японском посольстве текст переписали набело. Делая вид, что просматривает пространное послание, Хэлл напряженно размышлял о том, что предшествовало этому объявлению войны «де-факто».

Уже двадцать второго ноября контрразведка перехватила и расшифровала телеграмму, направленную из Токио японскому посольству в Вашингтоне. В ней Номуре и Курусу предписывалось затянуть переговоры по крайней мере до конца ноября. После этого события "начнут развиваться автоматически". Это должно было стать серьезным предупреждением военному руководству США.

Немного позже, третьего декабря, контрразведка перехватила очередную радиограмму из Токио, которая предписывала японскому посольству в Вашингтоне уничтожить секретные документы всех категорий, а также секретные коды.

Известие о том, что на территории посольства сжигают документы, стало ещё одним предупреждением. Ни одно посольство не станет сжигать свои архивы, если не надвигается война.

И, наконец, шестого декабря была перехвачена радиограмма, в которой японским дипломатам предписывалось вручить правительству США ноту из четырнадцати разделов ровно в час пополудни.

Столь точно установленное время передачи послания служило абсолютно безошибочным признаком начала военных действий. Но армия и флот не были подняты по тревоге ни в самих Штатах, ни в заокеанских владениях.

После известия о нападении на Пирл-Харбор Хэллу внезапно стало ясно, с какой преступной небрежностью высшее руководство США оставляло вне внимания все признаки готовившейся агрессии. Никто не допускал даже возможности, что японцы вместо нападения на противостоящий Гитлеру ни на жизнь, а на смерть Советский Союз обратятся против США. Желание, чтобы Япония заставила Советский Союз воевать на два фронта, породило уверенность в том, что все неоспоримые признаки подготовки Японии к войне относятся к предстоящему нападению на дальневосточные районы Советского Союза. Это было идеей-фикс американских денежных мешков, непримиримых врагов советской страны, мечтавших за её счет заключить соглашение с Японией.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: