– И из-за этого ты сбежала, на ночь глядя? – рассмеялся Стефан.

– Считаешь, это не повод? – возмутилась девушка.

– Повод, но, согласись, глупый.

– Я так не думаю. Я приняла слова Джины всерьез. Мне нечего противопоставить этой женщине. Она маркиза, блистательная и великолепная, она давно знает тебя. А кто я в сравнении с ней?

– Ты – София Джордан. Разве этого тебе недостаточно?

– Я решила вернуться в Лондон. И на прощание мы бы могли быть ближе друг к другу сегодня ночью, – предложила ему себя София.

– Прощальная близость? – усмехнулся Стефан.

– Да, – кивнула она.

– Я к твоим услугам, – холодно ответил он. – Если это прогонит твои дурные сны…

– Стефан… Я надеялась, что ты меня поймешь, – легла возле него София.

Но она не выдержала этого прощания и расплакалась от первых же поцелуев.

Стефан крепко сжал ее в своих объятиях и, утешая, нашептывал, проторяя путь в ее чувствительную плоть:

– Не плачь, моя любовь… Не нужно плакать… Пожалуйста… Прости, если был груб.

Его нежность ранила ее, словно остро заточенное лезвие. Она уже не в силах была оторваться от этого мужчины.

Уязвленный ее необъяснимыми слезами, Стефан сказал:

– Если тебе так плохо со мной, то обещаю, что не прикоснусь к тебе вновь.

Она прильнула к нему и сквозь слезы созналась, зная, что поступает неверно:

– Как ты не понимаешь, Стефан? Мне еще никогда не было так хорошо. Хотелось бы мне, чтоб это длилось вечно.

– Ты говоришь это не просто так? – усомнился он в словах возлюбленной.

– Я так чувствую, любимый…

Сумев проснуться только к одиннадцати, София знала, что запомнит эту ночь навсегда, что бы ей ни преподнес новый день.

Она и помыслить не могла прежде, что станет другим человеком за одну ночь…

В своей жизни Софии приходилось претерпевать потрясения. Оставшись без материнской любви и заботы в раннем возрасте, лишившись отца совсем недавно, она, безусловно, менялась, закалялась, делалась сильнее.

Но только страстные ласки любимого мужчины смогли подарить ей невыразимое чувство внутренней свободы, пьянящее и безграничное. Жгучую гордость за себя, за свою юную красоту, за чуткое и соблазнительное тело, каждая клеточка которого отзывалась на прикосновение Стефана.

Понежившись в постели, София нагая прошла в ванную, насладилась прохладой утреннего душа и, глянцевая от влаги, отправилась в старинную гардеробную тети Франчески. Она оставила дверь открытой, и солнце, стремящееся к зениту, беспрепятственно освещало вешалки со старомодными платьями и молодую женщину, любующуюся ими.

Разбирая наряды, София заметила в маленьком простенке дверцу, открыв которую, увидела уютную комнатку с камином, над которым висел огромный портрет в прекрасной раме. Не может быть!..

Это был «Портрет венецианки» кисти ее отца. То самое платье, две нитки Жемчуга Падуи и карнавальная маска в руках молодой женщины.

Уменьшенную копию этой картины хотела вытребовать у нее маркиза д'Орсини. И теперь понятно, почему… Непонятно другое, подумала София.

Стефан тоже видел этот портрет, знал об огромном желании кузины приобрести его, знал причину этого желания и не счел нужным сказать об этом Софии. Было ли это случайностью? Или, быть может, Стефан сознательно что-то скрывает от нее?

– Ах! Вот ты где! А я тебя обыскался! – (София увидела отражение Стефана в зеркале гардеробной комнаты.) – Как ты себя чувствуешь?

– Благодарю, превосходно, – официально ответила она.

Стефан изумленно поднял брови. Либо это касалось ее наружности, либо ее тона. Но София не дала ему опомниться и в лоб спросила:

– Ты видел на выставке «Портрет венецианки» – работу моего отца, которую загорелась приобрести Джина. Почему ты не сказал, с кого написан этот портрет?

– Я не знал доподлинно, существует ли это полотно. А когда увидел его и экзальтацию Джины, то просто не стал подливать масла в огонь.

– Если ты не знал о портрете, то зачем пришел в галерею?

– Встретиться с тобой, дорогая.

– Брось, – махнула рукой София.

– Но это действительно так, – заверил ее Стефан.

– Объясни мне, зачем Джине понадобилось торговаться из-за маленькой копии, когда здесь висит замечательный оригинал? – допытывалась София.

– Потому что Джине ничего не известно о том, что оригинал находится в Палаццо. Паоло невзлюбил этот портрет, и тетушка Франческа предпочла убрать его в потаенную комнатку, которой иногда пользовалась для уединения. А когда муж спросил, куда подевался портрет, тетушка сказала, что продала его.

– Очень странно, – недоверчиво произнесла девушка.

– Что тут странного?

– Удивительно, что можно возненавидеть старинный портрет.

– Он не старинный… Если ты посмотришь на него глазами эксперта, то поймешь, что он был выполнен практически тогда же, когда и маленький портрет. Пусть тебя не смущает фасон платья. Это не более чем карнавальный костюм.

– Ты хочешь сказать, что этот портрет – тоже кисти моего отца?

– Ты еще сомневаешься?

– Просто это представляется мне невероятным. Как это полотно могло очутиться здесь?

– Оно писалось здесь, в Палаццо дель Фортуна, в дни карнавала. Когда тетушка Франческа была молода. Именно ее ты видишь на этой картине…

– И все это время ты знал, что твоя тетя и мой отец были знакомы, и притом давно?

– Должен признать это, – кивнул Стефан.

– И ты подстроил наше с тобой знакомство?

– Нет.

– Думаешь, после всего я поверю, что оно было случайным?

– Случайным оно тоже не было.

– Очень загадочно… Ты выследил меня?

– Да.

– Но зачем?! – воскликнула София, не понимая, что происходит.

– Не волнуйся. Я бы тебе все объяснил еще до твоего возвращения в Лондон. Ты не вовремя нашла этот портрет. Сознаю, что у тебя есть причины сердиться. Но, может быть, мы сначала позавтракаем, а потом я тебе расскажу кое-что?

– Ты обещаешь мне это?

– Обещаю…

– Даже не знаю, с чего начать… – озадаченно произнес Стефан после завтрака.

– Начни с причины, по которой маркизе д'Орсини так хочется обладать этим портретом. Ведь она с детских лет ненавидит женщину, позировавшую папе.

– Из-за изображенной на картине реликвии. Жемчужное ожерелье на шее тетушки Франчески – это знаменитый Жемчуг Падуи, который исчез почти сразу после того, как был написан портрет. Мои родители хотели положить его на хранение в банковский сейф, зная, что Паоло зарится на него, но увы… Они опоздали… С тех пор Жемчуг Падуи никто не видел… Незадолго перед смертью тетушка Франческа связалась со своим поверенным, чтобы сделать последние распоряжения относительно дальнейшей судьбы своего состояния, согласно которым после ее кончины что-то отходило Розе и Роберто, а Палаццо дель Фортуна и все имущество – мне. Все, кроме Жемчуга Падуи, который она завещала своей Дочери… Разумеется, это стало шоком для всей семьи, поскольку показалось крайне противоестественным. Тетушка Франческа и Джина никогда не ладили. Да и как можно завещать ожерелье, которого нет?

София внимательно следила за повествованием Стефана.

– Роза и Роберто, – продолжал он, – двое людей, которые были по-настоящему близки с тетушкой Франческой, сговорились ничего не рассказывать Джине о пропавшем ожерелье. И у нее есть единственное доказательство существования легендарного Жемчуга Падуи – этот портрет. Вернее, та уменьшенная копия, которую она увидела на персональной выставке твоего отца. Мои же родители уверены, что если кто и украл ожерелье, то именно Паоло. А сделать это он мог только для того, чтобы им владела Джина. Однако Джина в открытую подозревает в похищении жемчуга Розу и Роберто. Согласись, это не может не озадачивать.

– Надо искать, – коротко ответила София.

– Этим я и занялся. Первой находкой стал этот портрет в потаенной комнате. Но Палаццо дель Фортуна – огромный дворец…

– Меня больше интересует участие во всей этой истории моего отца, – перебила его София.