— Неправда. От этой жути только руки опускаются.

Зря это вслух сказала. Теперь я не смогла сдерживать слёзы.

— Не нужна мне ваша академия, не нужна чужая жизнь. Я домой хочу!

Рас присел передо мной на корточки, тронул за колено.

— Оль, ну не плачь.

Я шлёпнула его по руке.

— За что ты меня так ненавидишь? Я думала, ты хороший, а ты издеваешься!

— Я люблю тебя.

— Врёшь! Ты любишь Ольгу, а я для тебя злой двойник, занявший её место.

— Я люблю тебя, — упрямо повторил Рас. — И Ольгу. И Маришку. Всех люблю. Я вообще очень любвеобильный.

Ах, он ещё и глумится!

— Ты вечно меня обижаешь. То в крысу превратил, то усыпил, теперь вот подставил! Только не говори, что это от большой любви.

— Я себя тоже подставил, — сказал он. — Все девчонки на курсе теперь считают меня козлом и сволочью. Но я не мог бросить тебя одну.

Какие мы благородные, поступили по-рыцарски.

— Да с таким другом как ты никаких врагов не нужно.

Рас опять попытался дотронуться до меня.

— Я всё сейчас объясню.

— Не желаю ничего слушать.

— Но Оля…

— Исчезни!

Моё желание сбылось странным образом. Рас пропал, а на его месте появилась прекрасная чёрно-белая собака. Хаски!

Какая девушка не любит хаски?

На меня внимательно смотрели голубые глазки с чёрной подводкой, того и гляди, в душу заглянут.

Я чувствовала, что имею полное право его погладить. Да, я немного сержусь на этого тихушника, но собачьего Образа это мало касается.

Пёс подставил голову, едва я протянула к нему руки. Знает, что виноват передо мной, пускай терпит.

— Предатель… Вредный мальчишка… Зараза…

Я не могла оторваться от успокаивающего мягкого меха. Ладони всё наглаживали его, одаривая пса незаслуженной лаской… Ну всё равно тяжело называть это чудо Расом! В голове до сих пор не укладывается, что здесь всё по-сказочному.

Раздражение сменилось усталостью. Наплевав на грязь, я вытянулась на гамаке. Тот, тихонько поскрипывая, закачался.

— Почему тебе так надо было отправить меня сюда, от чего хотел защитить?

В ответ раздался невнятный скулёж.

— И как мне это понимать?

Рас, к моему сожалению, превратился обратно.

— Студенты с нижнего уровня не могут участвовать в спортивных и межшкольных мероприятиях, а сегодня у нас подвернулся шанс сюда попасть.

Я перевернулась на бок.

— Это из-за конференции? Ты что-то напутал, это Маришка доклад читает, не я.

— После докладов будет практическая часть. В ней может участвовать любой отличник на выбор наших гостей, и от этой чести сложно отвертеться. Я не представляю, как тебе помогать, если они выберут тебя.

— Маришка мне про это не говорила.

— Не хотела волновать раньше времени. У меня самого план появился только на лекции.

— А почему даже после теста ничего не объяснил?

— Когда? В коридорах академии о таких вещах лучше не трепаться, сама знаешь. А потом вы дружно объявили мне бойкот.

И то верно. Оказывается, Рас действительно хотел мне помочь. А я тут из себя обиженную строю. Слёзы снова полились из глаз. Не успела я их размазать по лицу, как моя лежанка продавилась.

— Эй, что ты делаешь?

— Разве не видишь? Ложусь.

Совсем офигел, мы ведь сейчас упадём. Вон как всё затрещало. Но сгонять его мне тоже не хотелось. Я позволила ему устроиться рядом.

— Не плачь, маленькая моя, — шепнул мне на ухо Рас. — Ползучка моя любимая…

— Что?!

— Ой, это лишнее, забудь.

По-моему, он по-настоящему смутился. Но всё же неловко прижал меня к себе.

— В следующий раз предупреждай, пожалуйста, о своих новых планах, — попросила я. — Тоже мне, великий комбинатор.

Какое-то время мы, молча, лежали, слушая скрипы от малейшего покачивания.

— Оль, прости меня.

— Это ты меня прости.

Мгновение, и идеальная сцена примирения испортилась — гамак всё-таки рухнул.

Вот так началось наше наказание. Мы не без труда открыли рассохшуюся деревянную форточку, чтобы хоть как-то проветрить помещение. Я, вооружившись найденной тряпкой, вытирала пыль, где могла, чтобы мы не задохнулись в первую же ночь. Оставлять окно открытым до утра было небезопасно: раскаты грома обещали нехилую грозу.

Рас пытался загладить свою вину. Он сам привёл в относительный порядок кровати, принёс нам подушки с одеялами. Да ещё и постель мне постелил.

Кстати, наши кровати располагались в разных углах подвала, хотя рядом с моей была ещё одна, более или менее целая. Побоялся ли он лечь рядом со мной, или решил, что я имею право на личное пространство в ночное время, не знаю. В любом случае, Рас предпочёл спать от меня подальше.

Ни ванной, ни туалета в нашем «подземелье» не было, пришлось идти в общий душ на первый этаж. По дороге туда и обратно я успокаивала себя тем, что так живут студенты большинства обычных университетов. По крайней мере, в моих представлениях о студенческих общежитиях.

Только мы легли, пожелав друг другу спокойной ночи, случилась ожидаемая напасть.

Началась гроза.

Дождь зарядил с такой силой, что нам всё-таки пришлось закрыть окно — нас начало заливать. Не хватало здесь ещё и сырость разводить.

К подвальным запахам добавился ещё один, не менее гадкий. Запах мокрой древесины.

Больше грохота мне мешали уснуть яркие всполохи, на какой-то миг озарявшие всё вокруг. Я малодушно пряталась от них под одеялом, с детства боюсь молний.

Спали мы с открытой дверью, всё равно нас здесь бы никто не побеспокоил, другим студентам запрещено сюда ходить. Да и задвижка оказалась сломанной.

Немного забегая вперёд, скажу, что Рас взялся ремонтировать всякие мелочи по мере возможности, будто нам предстояло жить здесь до конца семестра. Он поправил оконную раму, прикрутил щеколду на двери, повесил крючки для верхней одежды.

Я сперва удивлялась, где он берёт инструменты, пока не застала его вырезающим из картона. Вместо пальцев на правой руке были лезвия, как у ножниц. Жутковатое зрелище, если честно. Теперь стало понятно, чем он прибивал гвозди и отпиливал деревяшки.

Наверное, Рас помнил, что мне были неприятны его фокусы за чаепитием, поэтому ничего не чинил при мне.

Заметив меня, парень немедленно привёл руку в нормальный вид.

— Прости, не думал, что ты так рано придёшь.

— Не за что извиняться, — я подошла поближе и тронула его за рукав. — По-моему, это даже прикольно.

Его ладонь покрылась металлом, как перчаткой.

— Хочешь, тебе так сделаю?

— Нет, спасибо, — я отстранилась, и руки за спину убрала.

— Да шучу, я так ещё не умею, — улыбнулся Рас. — Превращения в неодушевлённые предметы только на втором курсе проходят.

— Но у тебя же как-то получается.

Рука Раса стала нормальной.

— Это у меня предрасположенность такая, свои руки в железо превращать. Дар, можно сказать. Я думаю, именно из-за него у меня больше дней Нестабильности, чем у других. У всех уже один день в месяц, а у меня два.

Вот он что, а я думала, все так умеют. Мальчишки, наверняка, завидуют. Только плата за такой дар оказалась великовата.

— Давно это у тебя?

— С тринадцати лет, зато сразу стало понятно, в какой магической академии буду учиться.

Я понимающе кивнула.

Маришка уже говорила мне, что даже у детей волшебников магия проявляется только с подросткового возраста. Лет до шестнадцати-семнадцати определяется ведущий тип магии, чтобы юные маги могли успешно его развивать в соответствующей школе.

У «нашей» троицы ярко выражен дар метаморфов, магов-перевёртышей. Преобразовывать себя и всё вокруг у «нас» в крови.

— Можешь не скрывать от меня свои руки-ножницы, — сказала я. — Переживу. Ты же мой друг.

Несколько дней назад я сама рвалась в деканат, но когда меня реально туда вызвали, мне стало не по себе.