Игорь глянул на часы: двенадцать без четверти. Осмотрелся. Купе пустовало. «Где ребята, черт возьми?» – подумал он с беспокойством и вышел в коридор – осмотреться.

Вагон затихал помаленьку; людская толчея и гомон сменялись сонным покоем. Кто-то похрапывал уже, кто-то рассказывал звучным полушепотом очередной дорожный анекдот.

– Ходит по степи мужик с ведром – ловит сусликов, – неторопливо, со смаком, повествовал любитель анекдотов, – подойдет к норе, посвистит. Ну, суслик, конечно, отвечает. Тогда мужик плещет в нору из ведра. Суслик выскакивает. И он его – в торбу. Ну, вот… Подходит он, значит, к очередной, большой норе. Свистит. Ждет. И оттуда вдруг – со свистом – выскакивает паровоз! – Рассказчик умолк и затем добавил – при общем смехе: – Это он ошибся – подошел к тоннелю.

По соседству с этой компанией – в конце вагона – помещалась другая. Там шла игра. Стучали костяшки домино.

А возле самых дверей, вытянувшись на нижней полке, лежал громоздкий, длинноногий парень. Широкие ступни его в нитяных, заштопанных носках, свисали с полки и загораживали проход.

– Эй, дядя, – сказал Игорь, – убери протезы – дай пройти.

– Чего? – сонным мятым голосом спросил парень, приподнимаясь. – Чего надо?

– Убери свои ноги, говорю!

Бессмысленно глядя на ноги, парень моргнул. Пошевелил ступнями. И затем сказал – вновь вытягиваясь на полке:

– Это не мои ноги.

– А чьи же? – изумился Игорь.

– Не знаю… Мои – в сапогах!… А эти – нет, не мои. «Ого! – подумал Игорь, – остроумный ответ. Сапоги, стало быть, с него уже успели снять. Кто же это постарался – уж не мои ли мальчики? Ах, это было бы неосторожно. Хотя, что ж, они вольны поступать, как им хочется! Дорога кончена – начинаются дела… Но где же они, все-таки?»

Мальчиков в вагоне не оказалось. Обеспокоенный этим, Интеллигент отворил тяжелую, ведущую в тамбур дверь. И там, в полутьме, сразу же увидел знакомые фигуры.

Малыш и Копыто стояли, прижимаясь к стене – у вагонного фартука, – и о чем-то тихо и торопливо толковали меж собой.

– Ну, – сказал Игорь, – что вы тут таитесь?

– Да вот, решаем – что делать, – сказал Малыш, – куда покупку девать?

– Покупку? – Интеллигент шагнул к ребятам. – Какую?

– Хорошую, – сказал Копыто, – богатую.

Он хихикнул, потирая ладони. Слегка отодвинулся от стенки. И потянувшись туда взглядом, Игорь увидел большой, порыжелый, кожаный чемодан.

– А почем вы знаете – богатая это покупка, или нет? – Игорь пнул чемодан носком сапога. – Может, здесь одни клопы…

– Да чудак, все точно, – заспешил Копыто, – все – наверняка. Этот угол из того самого купе, где Васька Сопля пасся, усекаешь? Там его девчонка ехала с матерью. Ну и с ними. – еще одна пассажирочка. Она, понимаешь ли, только что из Питера – ездила хоронить свою тетку. Получила наследство: столовое серебро, какие-то брошки, колечки, то-се…

Сама обо всем рассказывала, хлесталась, а Васька услышал. И мне рассказал – аккурат, в ту ночь, когда мы играли с ним, когда он сбежал, негодяй… А теперь мы решили пробежаться по майдану и заглянули в то самое купе. А она одна в нем. Спит! А чемодан – в головах корячится… Что ж, мы – ясное дело – с ходу его приласкали… Не оставлять же! Ведь эдакий фарт, – ты подумай.

– Н-ну, раз такое дело, – пробормотал Интеллигент.

– Надо теперь сообразить – что с углом этим делать, – сказал Малыш. – Оставлять его так нельзя… А ну, не дай-то Бог, хозяйка очнется, рюхнется – что тогда? Погорим с ходу.

– Н-да. – Интеллигент покусал губу, помедлил в раздумья. – Сделаем так… Вынем товар, переложим в свои мешки, а сам этот угол – ликвидируем.

– Что ж, верно, – кивнул Малыш.

Он нагнулся – тронул чемодан. И внезапно выпрямился, замер в напряжении. Затем стремительно рванулся к тамбурной двери.

Кто-то был там, по другую сторону двери! Кто-то хотел отворить ее и войти в тамбур.

Дверная ручка дернулась – повернулась, скрипя. Дверь уже начала поддаваться… Малыш налег на нее, навалился всем корпусом. И поворотив к друзьям лошадиное, с отвисшей челюстью, лицо, прошипел отчаянно:

– Тикайте!

– Но – куда? – растерянно поднял плечи Игорь. – В наш вагон нельзя. Сразу увидят, поймут…

– Там ведь уже спят, – пробормотал Копыто.

– Не все, – нахмурился Игорь, – у самых дверей играют – в козла режутся, подлецы, треп разводят. Днем-то, в суете, как раз легче было бы… А сейчас – нет. Не годится.

– Ну, что вы?… Эй! – хриплым, сдавленным шепотом, окликнул их Малыш. – Соображайте! Быстрее!

– Да вот, – усмехнулся Интеллигент, – думаем. Однако на раздумья времени уже не было; ручка вертелась все сильнее. В дверь ломились – начали стучать… Оставалось последнее средство: немедленно прыгать с чемоданом под откос. В практике поездного ворья такое случается нередко. Этот способ был хорошо знаком всем троим!

– Но кто будет прыгать? – спросил, запинаясь и ежась, Копыто. – Я не могу.

– Эт-то еще почему? – грозно осведомился Игорь.

– Не справлюсь. Расшибусь. У меня же – я давно говорил – нога не в порядке. Кость перебита.

– Ко-о-ость, – протянул Игорь, – эх ты…

Он еще хотел что-то сказать, но промолчал, махнул рукой. И не колеблясь, не раздумывая, шагнул к наружной двери вагона – рванул ее решительно. В лицо ему ударил хлесткий ветер. Послышался вольный стремительный гром колес.

Секунду спустя, чемодан уже был у Интеллигента в руках. Примерившись, выбрав удобный момент, Игорь резким движением сбросил его в темноту. Потом ступил на подножку. И уцепившись за поручни – повисая на них всей тяжестью – крикнул, захлебываясь от ветра, перекрывая посвист и гул:

– Значит так, ребята! Встретимся – как уславливались – на малине у базара. Не забудьте: дом восемнадцать, вход со двора, первая дверь направо.

Навстречу ему бешено летела земля; поблескивала, рябя, щебеночная насыпь, текли неясные тени. Клубы мрака перемежались зыбкими световыми пятнами. И все внизу казалось смутным, неотчетливым, ненадежным. Интеллигент знал, как опасно прыгать с поезда ночью, на полном ходу. Беда здесь возникает нежданно и очень часто. И, в принципе, подстерегает всех! В судьбе у каждого майданника есть момент, когда такой вот ночной прыжок становится роковым, последним… Игорь знал все это, но – что же поделаешь? – вынужден был идти на неизбежный риск. Отказываться от прыжка было нельзя, неудобно. Авторитет его – и так уже заметно пошатнувшийся – тогда бы рухнул окончательно… А этого он допустить никак не мог.

С трудом разжав, расцепив судорожно стиснутые пальцы, он взмахнул руками, оттолкнулся от подножки и прыгнул навстречу ветру – в густое месиво света и тьмы…

Упал он удачно – на бок и довольно мягко – скатился по насыпи и рухнул во что-то влажное, пахучее, хрустко мнущееся под руками. Отряхнулся. Щелкнул переключателем карманного фонарика. И увидел свежий развороченный стог.

Какое-то время он сидел в стогу – отдыхал. Сладко пахло клевером и росистой землей. Подувал ветерок. Низкие крупные звезды помаргивали над головой. И где-то на западе – по ходу поезда – растекалось белесовато-желтое сияние. Там находилась Полтава; огни ее были близки!

Чемодан отыскался без труда; он лежал метрах в ста от этого места – в неглубокой ложбине, поросшей кустарником. От удара створки его раскрылись, и содержимое просыпалось наземь. Игорь долго – присев на корточки и чертыхаясь – собирал в кустах разбросанные вещи: дамское бельишко, туфли, чулки… Серебро по счастью не затерялось; оно хранилось в большой, перевитой лентой коробке. Коробка осталась в чемодане, в ворохе тряпья. Там же разыскал Игорь и узелок с фамильными ценностями – браслетами и брошками. А рядом с ними помещалась большая пухлая пачка каких-то бумаг.