Традиционная групповая терапия, «усиленная» ЛСД, всем по чуть-чуть (кроме ведущих). Нет, либо дозы уж слишком маленькие, либо групповая динамика размагничивается, ибо каждый переживает свое.

Фрейдисты, пытавшиеся использовать энтеогены для интенсификации процесса анализа и абреакции (переживание эмоционально значимых эпизодов из прошлого), действительно обнаружили много ценного. Для тех из них, однако, кто был неортодоксальнее, было тяжко иметь дело не столько с сексуальными переживаниями, сколько с духовными. «Трансцендентальные» переживания в классическом анализе не приветствуются: они интерпретируются либо как избегание важного психодинамического материала, либо как шизофренические вывихи. Если человек соответственно подготовлен, то Психеделический опыт часто вступает в явные конфликты с «мышлением» и «анализом».

Исходя из теорий о сходстве трипа и делириума, ЛСД попробовали для лечения алкоголизма — поскольку многие алкоголики бросали пить после ужасов delirium tremens. Парадоксальным образом оно действительно работало, и у исследователей хватило ума забыть о своих теориях и создать форму «короткой» терапии, основанной на одном сеансе «чрезмерной дозы» ЛСД.

4. Ну и ладушки. Все-таки множество путей применения энтеогенов в психотерапии было, естественно, плодотворным. По большому счету можно выделить два основных способа того, как использовались эти вещества в психотерапии:[50]

— использование как помощника в долговременной терапии для преодоления сопротивлений, блоков, периодов «застоя», убыстрения, оживления и т. д.;

— трип как центральный момент психотерапии, остальные процессы имеют характер подготовительный (до), вспомогательный (во время) и интегрирующий (после).

В рамках первого подхода было сделано немало попыток использовать небольшие дозы, но в целом это мало себя оправдало (глубина и интенсивность меньше порядком, а время и риск — почти что нет). Тем не менее малые и средние дозы — в основном ЛСД — помогли терапии немалого числа людей. Занимались такой практикой преимущественно психоаналитики, подходившие к материалу таких сессий, в общем-то, так же, как к «обычным» снам, то есть с последующей проработкой в анализе. Кстати, многие из них отмечали, что процесс трансфера (переноса) так же обостряется при приеме энтеогенов, как «фантазия», и становится гораздо более очевидным для анализа и проработки.

В рамках второго подхода было развито несколько последовательных и наверняка работавших стилей. По краткости и нестабильности практической работы трудно все же назвать эти подходы «школами». Яркие личности, создававшие эти процессы, в основном остались индивидуумами с четко различимыми стилями, и мало кто из них имел учеников, которые бы их работу копировали и развивали. И понятно, Запрещение наложило на многое свою черную лапу. Кратко я постараюсь обрисовать основные формы психотерапии, ставившей в центр использование энтеогенов.

5. Термин «психолитическая терапия» (psycholytic therapy) сочинил один из пионеров, Рональд Санди-сон, британец, последователь Юнга. В него было заложено освобождение, рассасывание, разрушение конфликтов и напряжений в мозгу (греческое «лизис» — растворение, разрушение). По мне, так очень двусмысленный термин — «душа» и «разрушение». Эта терапия развивалась в Европе, с десяток имен можно поставить в число ее «апостолов». Сессий делалось несколько, с промежутком в пару недель и со встречами между ними. Дозы постепенно увеличивались. Сессии проводили в затемненных, уютных комнатах. Терапевт присутствовал обычно только на самой ответственной стадии трипа, часто оставляя пациента потом в одиночестве. Контакт между ними становился ближе, чем в обычной психодинамической терапии, хотя остальные процедуры и техники оставались «обычными». Некоторые из «психолитических» терапевтов «продержались» сквозь «темные годы» (после запретов в 1964–1966 и до смерти и даже до нынешней относительной «оттепели») — например, Jan Bastiaans, работавший в Германии и Голландии в основном с людьми, пережившими концлагеря.

6. «Анаклитическая» (anaclitic) терапия оставила мало практических следов, но, по-моему, заслуживает отдельного внимания. Греческое слово в основе означает что-то вроде «облокачиваться», «прислоняться». Ее разработали и практиковали два лондонских терапевта, Joyce Martin и Pauline McCririck (обе — женщины). Для них одним из главным эффектов трипа была регрессия (возврат в детство), главной потребностью пациентов — недолюбленность, а главным вмешательством — «материнская близость», телесный контакт, принятие и любовь. Давайте рассмотрим подробнее. Почти все их теоретические предпосылки были вполне классическими для психоанализа и для тех, кто практиковал психолитическую терапию. Главным отличием было то, что они выбрали активное вмешательство в процесс трипа, во всяком случае, в отношении удовлетворения «первичных» нужд пациента в близости, защите, принятии, близком физическом контакте. Они брали на себя «материнскую» роль не только символически, но совершенно напрямую (правда, только во время трипа, и даже в основном в его «сильную» фазу). Они качали пациентов на руках и на коленях, гладили, кормили теплым молоком из бутылочки. У них была особая «техника слияния», когда они ложились рядом с пациентом в полном телесном контакте (о, не волнуйтесь, через одеяло) и нянчили его, как мать маленького ребенка.

Отчеты пациентов об этих сессиях, конечно, прекрасны: «полное слияние», «тотальная любовь», «молоко прямо из Млечного Пути». Я думаю! Лечебные результаты были также очень хороши. Мартин и МакКририк объясняли в своих статьях, что проблемы трансфера после таких сессий со «слиянием» уходят, а не нарастают. Они сравнивали это с развитием ребенка в любящей семье, где он получает достаточно ласки и близости и обычно обладает довольно легкой возможностью эту семью в нужный момент покинуть. Не то у ребенка с «недоданной» любовью — проблемы зависимости и созависимости, ревности, «льнущего» поведения и тому подобной дряни могут преследовать его годы и всю жизнь. Удовлетворение таких «анаклитических» нужд в состоянии глубокой регрессии в трипе (на прегенитальном уровне) ведет к освобождению «пойманной» в эти конфликты энергии, которая часто может потом обратиться на реальные объекты любви в дальнейшей «прочищенной» жизни.

Вокруг, понятно, был шум и вой «собратьев» по профессии. Было и много восхищения. А вот распространения практики — не было.

7. Психеделическая терапия (psychedelic therapy) — американское детище. Многие европейские специалисты ее даже за терапию не признавали. В сердцевине ее идеологии—мне так кажется — стоит вот это выражение: getting high,[51] и никуда от этого не деться. Станислав Гроф, один из «апологетов» Психеделической терапии, так очерчивает ее: «Главной целью Психеделической терапии является создание оптимальных условий для субъекта, в которых тот может испытать смерть эго и последующее поднятие в так называемое пиковое переживание [замечаете выбор слов? вверх, вверх!]. Это экстатическое состояние, характеризуемое исчезновением границ между субъектом и объективным миром, с исходящим чувством единения с другими людьми, природой, целой Вселенной и Богом».[52] Терапия выстраивается вокруг одного (реже двух или максимум трех) принятия «чрезмерной» дозы (300—1500 микрограмм ЛСД). Первые встречи — это именно подготовка (их даже называют не «сессии», а «интервью»), хотя в нее входит и обсуждение личной истории человека, и разговор о самых насущных его проблемах. Последнее перед сессией интервью посвящается уже исключительно техническим вопросам подготовки, действию вещества, возможным реакциям, лучшим стратегиям прохождения трипа и т. д.