Женщина не могла ответить — губы предательски дрожали, слезы застилали глаза. Незнакомец снисходительно выдержал паузу, строго спросил:

— Как вы сюда попали, мадам?

Марта по-прежнему безмолвствовала, и он повторил уже с открытой угрозой в голосе:

— Я еще раз спрашиваю, как вы сюда попали?

Ей, наконец, удалось разлепить губы:

— Я заблудилась.

Мужчина подозрительно оглядел ее с головы до ног, недоверчиво протянул:

— Любопытно. Прошу вас следовать за мной!

Рихард с Манфредом стояли на крыльце в наброшенных на плечи куртках.

— Не волнуйся, старина, здесь она никуда не денется.

— Но уже темнеет! — воскликнул Рихард.

Из-за неплотно прикрытой двери послышался телефонный звонок.

— Уже звонят, — Зингрубер поспешил в дом, торопливо снял трубку. — Да, да… Что? Но каким образом? — Прикрыв трубку ладонью, крикнул: — Рихард, иди сюда, она нашлась!

Лосберг вбежал в комнату, взволнованно прислушиваясь к телефонному разговору, но Манфред уже заканчивал:

— Да, да, конечно… Я сейчас сам приду.

— Ну, что там? Где она?

— Не волнуйся, сейчас приведу. Видишь ли, тут, на нашем курорте, не совсем обычные порядки… Следовало вас сразу предупредить. — Зингрубер загадочно улыбнулся. — Кстати, знаешь куда ее занесло? На ту самую виллу, где тебе завтра предстоит встреча.

Фон Биллинг принял Лосберга в своем огромном кабинете, украшенном большим портретом фюрера во весь рост. Сухопарый, вылощенный, в черном мундире, он грозной птицей взглянул на гостя, изобразил на лице подобие улыбки и, как бы подчеркивая неофициальность встречи, пригласил к камину, у которого на низеньком столике выстроилась батарея бутылок.

— Виски, коньяк? Я, знаете, старомоден, предпочитаю наш старый немецкий шнапс.

— С удовольствием составлю компанию, — Рихард старался непринужденностью скрыть волнение. — Я, как ни странно, с почтением отношусь к этому напитку.

— Почему — странно? Вы же немец. Генрих Лосберг — ваш родственник?

— Да, родственник. Брат отца. Но я, простите, латыш.

Фон Биллинг с интересом посмотрел на гостя, наполнил рюмки.

— Вот как… Любопытно… Мне нравится ваша непосредственность. О чем же мы будем с вами беседовать, господин Лосберг? — На его лице снова мелькнуло подобие улыбки.

Рихард ответил такой же улыбкой.

— Мне бы хотелось узнать ваше мнение о некоторых событиях на моей родине.

— Что вы имеете в виду? — насторожился фон Биллинг.

— Прежде всего я имею в виду появление двух русских баз — в Вентспилсе и в Лиепае. Как расценивают этот факт в ваших компетентных кругах?

— Как мы можем расценивать… — на лицо хозяина дома вернулась полная бесстрастность. — Видимо, как следствие вашего договора с русскими. Там ведь был пункт об этих базах.

— Но это противоречит договору с вами, который мы заключили четырьмя месяцами раньше. Разве вас не беспокоит такая двойственная позиция Латвии?

— По-моему, это должно больше беспокоить господина Ульманиса. Если ему нравится иметь под окнами русскую эскадру…

— Хорошо, попробуем поставить вопрос по-другому, упрямо продолжал Лосберг. — Если бы этот разговор происходил до подписания договора с красными… вы бы так же спокойно относились к появлению у нас этих русских баз? Простите мою назойливость, господин фон Биллинг, я ведь не дипломат… Я хочу понять — являются ли базы следствием вашего внезапного договора с большевиками? Следствием того, что Германия отступает от принятых на себя обязательств и не мешает русским рубить очередное окно в Европу?

Фон Биллинг долго молчал, глядя в камин.

— Вы хотите беседовать со мной как частное лицо? — наконец спросил он. Или как представитель оппозиции нынешнему правительству Латвии?

— Это имеет значение? — Рихард решил не спешить с ответом, он понял, что перед ним хитрый и опытный собеседник.

— Значение? Самое принципиальное. Частному лицу я могу уделить полчаса для беседы, тем более, что об этом меня очень просил господин Зингрубер. С представителем же оппозиции иностранного правительства я не имею права обсуждать какие бы то ни было вопросы без согласия моих товарищей по партии.

— Хорошо, считайте меня частным лицом.

— Считать, или вы действительно частное лицо?

— Пожалуй, действительно, — после недолгого колебания согласился Рихард.

Фон Биллинг посмотрел на него из-под полуопущенных век, поднял рюмку:

— Я хочу выпить за вас, господин Лосберг! В наше время быть просто частным лицом, это такая роскошь…

— Непозволительная, хотите вы сказать?

— Ну… Что позволительно, что непозволительно нам ли, старикам, судить? Так вот, в отношении нашего договора с русскими… Для тех, кого он касается, этот договор вовсе не является неожиданным. Сегодня у Германии первейший враг — Великобритания. Вы знаете, что русские неоднократно предлагали англичанам — так же, как и французам, — объединиться против держав оси? Англичане не согласились. Французы тоже. Тогда шаг им навстречу сделали мы. И если русские пошли на договор с нами, считайте это крупнейшей победой германского оружия, Мы имеем дружественного соседа на Востоке, и теперь у нас развязаны руки для действий на Западе.

— Дружба национал-социалистов с большевиками… Неужели ее можно принимать всерьез? Ваша партия даже и теперь не скрывает своей главной цели — овладеть жизненными пространствами на Востоке.

— А почему мы должны это скрывать? — Хозяин, едва коснувшись горячей темы, утратил ледяную бесстрастность. — Переустройство мира, господин Лосберг, создание на земле должного равновесия и порядка — это вопрос жизни и смерти человечества. Разве справедливо, когда подлинно великие цивилизации вынуждены прозябать из-за нехватки плодородных земель, запасов в недрах и тому подобного? К восьмидесятому году Германию будет населять больше четверти миллиарда немцев. Что им прикажете делать влачить голодное существование?

— Прошу простить…

— Мир погряз в жадности, разврате и цинизме, — не обращая внимания на Лосберга, продолжал фон Биллинг. — Евреи, словно ржавчина, разъедают общество, проникая во все его поры, заражая бациллами торгашества, коррупции и стяжательства. Черномазая, желтая и прочая саранча съедает чуть ли не три четверти продовольственных запасов планеты. С катастрофической быстротой плодится получеловечье, полуобезьянье племя поляков, русских, югославов и подобных им выродков.

Фон Биллинг на секунду задумался, и Рихард решил воспользоваться паузой:

— Прошу простить — я хорошо знаком с основными положениями национал-социализма и целиком с ними согласен. Но меня сейчас волнует не теоретическая концепция вашей партии, а конкретная судьба моего народа. Назвав поляков, русских, югославов и прочих, как вы выразились, полуобезьяньим племенем, вы ничего не сказали о прибалтах. Это акт вежливости гостеприимного хозяина или?..

— Странно, что вы задаете такой вопрос, господин Лосберг. Отношение к Прибалтике, и, в частности, к латышам, сформулировано фюрером с предельной ясностью и точностью. Судьба этих государств навеки и неразрывно связана с судьбой германского народа.

— Тогда как же все-таки объяснить появление в Латвии двух военных баз Кремля? — не сдержался Лосберг. — И вашу индифферентность в этом вопросе?

— Скажите, господин Лосберг, чего вы ждете от нашей встречи? — прищурился фон Биллинг. — Каких практических результатов хотели бы добиться? Допустим, отважусь на некоторые откровения. Можно ли рассчитывать на вашу ответную любезность? Не согласитесь ли вы более ясно изложить цель своего визита?

Рихард ждал этого вопроса — он не застал его врасплох.

— Видите ли… Вы очень точно сказали, господин фон Биллинг: бациллы торгашества, коррупции и стяжательства… Они разъедают и мою родину. Мы с горечью наблюдаем, как нынешнее правительство Латвии толкает страну в пропасть. Господин Ульманис или пропьет ее в скором будущем, или продаст русским на вынос и в розницу.