«Человечество оперирует целым комплексом жизненно важных потребностей, обретая самоутверждение в ритуальных обрядах, разумно принимая необходимость обучения ради достижения поставленных целей, манипулируя окружающей средой, одновременно отрицая умение приспосабливаться, ни о чем не находя удовлетворения».

Из Лекции Гальмираха для частного пользования.

Наконец появилась слабая надежда на выздоровление.

Через месяц врачи отважились на кишечную трансплантацию, резко ускорившую процесс восстановления организма. Спустя еще два — они ввели «Атлотл», форсировавший передачу энергии. Постепенно регенерировались утраченные пальцы, глаз, волосы. Затягивались и бесследно исчезали раны.

Время шло, и Орн с удивлением обнаружил, что начинает бороться с самим собой, задыхаясь в тех границах, которые когда-то принял в своей прошлой жизни.

Воспоминания о прошлом приобрели характер бесстрастных мыслей, противоположных новым, не изведанным ранее переживаниям, растущим внутри.

Он ощущал потрясение, столкнувшись со смертью, покорно принимал полное отрицание жизни, неизбежное превращение в пыль. Но, возрождаясь, Орн своенравно выдумал собственное, однобокое определение существования.

«Я — живое существо. Я живу. И довольно этого. Я дал жизнь самому себе».

Колесо жизни не остановилось, и он чувствовал, как завершит оно свой полный оборот. Он понимал, что обрел способность постичь суть вещей изнутри, увидеть, «что из чего сделано». «Достаточно старых запретов, — думал он. — Я познал жизнь и я познал смерть».

Спустя четырнадцать месяцев одиннадцать дней пять часов и две минуты после того, как его нашли на Шелебе «готовеньким», Орн в сопровождении неожиданно притихшего Умбо Стетсона вышел из госпиталя.

Темно-синий форменный комбинезон болтался на нем как на вешалке. Способность видеть вернулась, привнеся какое-то особое осознание действительности. Если не считать потери веса, он достаточно близко походил на прежнего Льюиса Орна, и старые знакомые узнали бы его после минутного замешательства. Внутренние изменения остались невидимы для постороннего наблюдателя.

Тучи заволакивали небо, закрывая зеленое маракианское солнце. Холодный весенний ветер пробежал по траве лужайки, пригибая к земле головки экзотических цветов на клумбе вокруг госпитальной посадочной площадки.

Орн замер на ступеньках, полной грудью вдохнул свежий воздух.

— Прекрасный денек!

Чувствуя свою новую коленную чашечку, он с некоторой долей иронии думал, что она подходит ему лучше, чем старая. Он ясно ощущал все новые части своего тела, захваченный «восстановительным синдромом», характерным для всех выходящих из кокона.

Стетсон протянул руку Орну, желая помочь сойти со ступенек, но заколебался и сунул ее назад в карман.

За маской невозмутимости пряталось беспокойство. Полуприкрытые глаза с трудом скрывали пристальный, испытующий взгляд.

Орн поднял глаза, вглядываясь вдаль.

— Флиттер скоро прилетит, — сказал Стетсон. Порыв ветра сбил с Орна фуражку. Он покачнулся, но устоял.

— Я чувствую себя неплохо, — словно оправдываясь, сказал он.

— Но выглядишь, словно только что с похорон, — нахмурился Стетсон.

— Моих похорон, — усмехнулся Орн. — Как бы там ни было, но мне уже приелись прогулки вокруг морга, который почему-то называется госпиталем. Все мои медсестры повыходили замуж, пока я лежал, или, по крайней мере, собираются…

— Я поставил бы на тебя свою жизнь, если бы мог доверять, — проговорил Стетсон.

Орн недоуменно взглянул на него, озадаченный его словами.

— Что?

— Поставил бы свою жизнь, — повторил Стетсон.

— Нет, Стет, мою жизнь.

Стетсон по-медвежьи покачал головой.

— Смешно. Я верю тебе. Но сейчас тебе необходим покой…

— Не темни, — попросил Орн, — очисть свою душу.

— Мы не имеем права взваливать сейчас на тебя наши тревоги.

— Стет? — Голос Орна прозвучал тихо и удивленно.

— М-м? — Стетсон взглянул на него.

— Прибереги эту патетику для тех, кто тебя не знает. У тебя появилась работа? Хорошо. Будем считать, ты уже очистил свою совесть.

Стетсон слабо усмехнулся:

— Проблема в том, что мы в отчаянии и у нас нет времени.

— Знакомая песня. Только я не уверен, готов ли играть в старые игры. Что вы замышляете?

Стетсон пожал плечами.

— Ну… ты в любом случае собирался погостить у Буллонов. Мы думали… Э-э… у нас есть подозрение, что Ипскотт Буллон возглавляет заговор против правительства, и если ты…

— Что ты подразумеваешь под «заговором против правительства»? — Орн нахмурился. — Галактический Верховный Комиссар и есть правительство, согласно Конституции.

— Это не совсем то, что я имел в виду.

— А что ты имел в виду?

— Орн, возможно, мы стоим на пороге еще одной войны. И Буллон, по всей видимости, подталкивает нас к ней. Мы обнаружили восемьдесят одну планету из тех, что веками находились в Галактической Лиге, и на каждой чертовой планете нашлось достаточно улик, позволяющих убедиться: банда заговорщиков собирается уничтожить мир. Даже на твоем родном Каргоне.

— Каргоне? — Весь вид Орна выражал недоверие.

— Я не оговорился. Орн покачал головой:

— Ну и что же ты хочешь от меня? Ты жаждешь, чтобы я отправился домой… Стет, мне было семнадцать, когда я последний раз видел дом, и я не уверен…

— Нет, черт возьми, нет! Мы хотим, чтобы ты отправился к Буллонам, и, раз уж мы заговорили на эту тему, не объяснишь ли ты мне, с какой стати они решили подружиться с тобой?

— Да. это странно. — Орн вздохнул. — Все эти засаленные шуточки в Службе Р — У о старике Апшуке Ипскотте… а когда я еще узнал, что его жена училась в школе с моей матерью… Это просто непостижимо!

— И твоя мать никогда не вспоминала об этом?

— Насколько я помню, нет.

— Ты уже познакомился с ним?

— Он приводил пару раз свою жену в госпиталь. Выглядит милым стариканом. Хотя немного суховат.

Стетсон, поджав губы, задумался и перевел взгляд на горизонт.

— Каждый школьник знает историю падения древней цивилизации. Знает причины войны натианцев и Маракианской Лиги. Правда, теперь Римские Войны кажутся далеким прошлым».

— Пять столетий — действительно большой срок, — перебил его Орн. — Извини, но это очевидно.

— Как сказать.

Стетсон кашлянул, пристально поглядев на Орна. Тому стало не по себе.

«Почему Стет так осторожничает? К чему он клонит, вспоминая натианцев? Верно, что-то очень серьезное тревожит его о И зачем стоило упоминать о доверии?..»

Стетсон вздохнул и отвернулся.

— Почему ты заговорил о доверии? — Голос Орна прозвучал резко. — Нити заговора ведут в Р — У?

— Похоже, что так…

— Почему вы так думаете?

— Примерно год назад исследовательская группа Службы И — О, копавшись в руинах на Даби, наткнулась на оплавленную в период Римских Войн станцию. Внутри они обнаружили целый банк данных с натианского командного пункта. — Стетсон замолчал, искоса поглядев на Орна.

— Ну, и? — нарушил явно затянувшееся молчание Орн.

Стетсон кивнул, словно соглашался с самим собой:

— Мальчики из И — О не поняли своего открытия. Впрочем, и не удивительно. Они вызвали криптоаналитика из Р — У. Он и расшифровал весь материал. Когда все записи приобрели смысл и были прочитаны, он нажал кнопку тревоги, не раскрывая информации Службе И — О.

— Ну и что же такого написали пятьсот лет назад натианцы?

Стетсон поднял глаза, пронзив Орна холодным, испытующим взглядом:

— Даби оказалась Пересадочной станцией для избранных членов наиболее влиятельных натианских семей.

— Пересадочная станция? — Орн выглядел несколько озадаченным.

— Для беглецов. Старая уловка. Использовалась столько раз, что…

— Но ведь это произошло пятьсот лет назад, Стет!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: