- Может, оно и так, но кто мешает естественной по происхождению причине иметь сверхъестественное значение?

Клеарх засмеялся и сказал:

- Катан! Мир - это путь праведности, а война - путь обмана. И стремящийся к победе не имеет ни товарищей при себе, ни богов над собой и не слушается ни знамений, ни царей!

Тут гоплиты запели пеан, издали клич в честь Энниалия и бросились на врага, а персидские и пафлагонские всадники во главе с Клеархом обрушились на его правое крыло; и началась битва, пир храбрецов, взвились стрелы похитители душ, и копья рыскали по полю, как голодные собаки, и ножнами мечей стали тела врагов. Из конников Клеарха погибли трое, а из войска Биона спаслись человек двадцать.

Tax пытался пробиться к Клеарху, но потом был ранен и ускакал, поняв, что сегодня Клеарха не одолеет; подскакал к реке и увидел лодку, лодку столкнул в воду, чтобы был виден след, оставил коня и залез в дупло огромного дуба рядом, с лентами и алтарем у корней.

Вскоре подъехали всадники с Катаном и Клеархом.

- Он уплыл, - сказал кто-то.

Клеарх показал Катану на дерево. Катан стал тыкать копьем в дупло и попал Таху в плечо. Тот смолчал. Катан вытащил копье и увидел, что кончик окровавлен.

- Там никого нет, - сказал Катан.

- Сожгите дерево, - приказал Клеарх.

- Нехорошо это, - сказал Катан, косясь на алтарь у корней.

Клеарх стал у дупла и закричал:

- Tax! Если ты не трус, выходи, потому что вряд ли будет у тебя случай померяться со мной.

Tax взялся за край дупла, чтобы выпрыгнуть, тут один из греков ударил его мечом и отрубил левую руку. Tax выпрыгнул, однако посмотрел и увидел свою руку на песке и на ней - золотое запястье, которым он когда-то обменялся с Клеархом.

- Будь ты проклят, ты опять обманул меня, - сказал перс, пошатнулся и упал было, но тут один из пафлагонцев спустил тетиву - юношу пригвоздило к дереву.

Катан отрезал голову и взял с собой: у персов такой обычай представлять головы, а то как иначе убедиться в истинности смерти?

x x x

Не желая давать пищу подозрениям, Клеарх отослал Биона и других пленников Оронту.

Тех отвезли в карийский город Принас, а оттуда в Эфес; город сдался персам, и не было такой брани и насмешки, которой бы не осыпала толпа тех, кого недавно называла спасителями.

Так получилось, что накануне из тайной поездки к Ариобарзану вернулся арамей Масхей, принес Оронту конопляный мешок и сказал:

- Ариобарзан верен царю, вот и доказательство, - и вытряхнул из мешка голову Глоса. Глоса отравили на пиру, и голова его страшно раздулась, a Tax ведь и после смерти был красив.

Оронт ужаснулся и сказал:

- Немного просил Глос - славной смерти. Этого у потомка Артабаза не допросишься!

Помолчал и добавил:

- Я дам Клеарху людей, пусть он владеет своей Гераклеей и сидит у Ариобар-зана, как бельмо в глазу.

Арамей Масхей понял, что царский зять не думает мириться с Ариобарзаном, а между тем Ариобарзан уже дал ему четыре таланта за такое примирение. И Масхей сказал:

- Распри губят персов и служат возвышению наемников! Не лучше ли персам объединиться между собой и искать выгод в общей войне против эллинов? Ведь стоило Тиссаферну и Фарнабазу примириться - они без труда разбили Агесилая!

Оронт помолчал и ответил:

- Стоило Тиссаферну и Фарнабазу помириться - и сторонникам Парисатиды это показалось столь опасным, что Тиссаферн был хитростью казнен, и другой такой услуги оказать эллинам было нельзя.

По приказу Оронта пленников тайно доставили во дворец; старый перс сам вышел Биону навстречу, снял с него цепи, усадил на серебряное ложе за накрытый стол.

- Друг мой Бион, - сказал Оронт, - извини, я осмелился пригласить тебя сюда тайно и против твоей воли. Я, однако, опасался бесчинств эфесской толпы и мечтал удержать тебя от бегства к Ариобарзану, который пощадил бы тебя не больше, чем Глоса и Таха.

Тут внесли отрезанные головы, Бион поглядел на них, плюнул в лицо Оронту и сказал:

- Правду говорил Клеарх: Оронт всех победит, ведь у варваров слабый побеждает сильного, а дурак - умного.

Оронт побледнел так, что лицо его стало как яичная скорлупа, и подумал: "Клянусь Ардвисурой-Анахитой! Клеарх не умен, раз говорит такие слова вслух, и еще более не умен, если не может приложить их к себе".

x x x

Вечером Масхей принес Оронту царское письмо: царь звал Оронта и Клеарха в Экбатаны. Оронт заплакал и сказал:

- Он называет меня бездарным! Но не лучший ли полководец тот, кто разбил замыслы и союзы противника еще до того, как вступил в бой, и сберег тысячи жизней! А теперь этот грек придет к царю и скажет: это я разгромил восставших и добыл тебе победу! Он украл славу, причитающуюся мне, и, получается, обесчестил меня.

Арамей Масхей сказал:

- Господин мой! Отправляйся к царю раньше него и сделай вид, что ты не встречался с Бионом и что тот был убит еще по пути в Эфес. А в Экбатанах пригласи сразу же грека в свой дом на пир и там убей его, а царю скажи: "Я узнал, что этот грек был в числе замысливших восстание и готовился перейти на их сторону, но, узнав о смерти Глоса, раздумал и предал товарищей, и убил их, чтобы скрыть правду. И когда я об этом узнал, я не смог сдержать своего гнева и казнил его".

Оронт послушал этого вишапа - не поймешь, человек или репа - и согласился с ним; а дибиру говорил так потому, что днем получил от людей Ариобарзана еще два таланта и обещал представить дело так, будто Оронт всем обязан не доблести Клеарха, а измене Ариобарзана. И если хотите узнать, что из всего этого вышло, читайте следующую книгу.

Книга 3

О воскресшем покойнике и пропавшем Фарне, о дворце с серебряными стропилами и балками, округлыми, как солнце, о решениях справедливых, от которых по всей земле восходят золотые колосья, и о мече, в который глядятся небо, звезды и земля, и весь мир видит в мече свое отражение

Книга 3

О воскресшем покойнике и пропавшем Фарне, о дворце с серебряными стропилами и балками, округлыми, как солнце, о решениях справедливых, от которых по всей земле восходят золотые колосья, и о мече, в который глядятся небо, звезды и земля, и весь мир видит в мече свое отражение

Ариобарзан, кшатрапаван Фригии, прибыл в Экбатаны за два дня до наступления Нового года, который празднуют в весеннее равноденствие.

Его род был одним из знатнейших в Персии, и его предок, Артабаз, был в числе тех шестерых, что вместе с Дарием Гистаспом закололи человека, которого при царствовании называли Бардией, братом Камбиса, и который впоследствии, как оказалось, был магом Гауматой; этот Гаумата принял обличье убитого Бардии и ловко царствовал девятнадцать месяцев, так что даже самые близкие не заметили подмены.

Потомки этих шестерых получили от царя право во всякое время входить к нему, сидеть при нем в прямой тиаре и давать советы, которых царь был обязан слушаться. Царь велел всем почитать и их потомство. Перечень шести родов со временем изменился, потому что, например, Дарий вскоре был вынужден истребить Виндафарну и весь его род, а потом и некоторых других. Но самих родов оставалось ровно шесть; так же как шесть Амеша-Спента сопутствуют Ахура-Мазде.

Итак, Ариобарзан прибыл ко двору, пошел в царские покои и ступил ногами на ковер, расшитый жемчугами и рубинами и изображавший весенний сад. Изображение было столь искусно, что жемчуга, казалось, свисали подобно каплям росы и яхонты сверкали в розах, цветущих в царском саду.

Войдя, Ариобарзан увидел, что царь отделен от него занавесом, а перед занавесом лежит кожаный коврик для казни, чтобы не запачкать ковер, похожий на весенний сад, и рядом стоят мидийцы с обнаженными мечами. Ариобарзан был человек грубый и несдержанный. Он упал на колени и закричал.

- Великий царь! Мой сын - позор моего рода, и то, что он хочет моей смерти, - наименьшее из его преступлений. Он выпросил у меня в управление города Троады, а жители вынудили у него обещание править по греческим законам, и он разорил их за год совершенно. Он и друзья его занимали и расточали, а когда долги их достигли семидесяти талантов, он издал указ об отмене долгов, а заимодавцам возразил: "То же сделал величайший законодатель Солон". Но и этого ему было мало: он издал закон, по которому каждый назначенный им член городского совета мог по своему усмотрению арестовать неполноправного гражданина и конфисковать его имущество. Люди жаловались, а он ответил: "Не такой ли закон принял в Афинах Критий, ученик Сократа?" Клянусь Ахура-Маздой - бывает, что и персы творят беззакония, но только греки возводят беззаконие в закон!