- Гимн?! - лицо генерала приняло серьезное выражение. - Ну и как идет работа над гимном?
- Никак, - признался я. - Ни мелодии нет, ни даже первых слов.
- Возьми для начала мелодию какого-нибудь военного марша и попробуй под нее найти слова, а потом, когда слова уже готовы, замедли ритм, вот тебе и гимн будет! - со знанием дела посоветовал генерал.
- А слова какие должны быть?
- Ну такие... - генерал сжал кулак, подняв его над бутылкой. Жесткие слова, цепкие, мобилизующие и в меру воинственные... Вот так я думаю!
Я, к его сожалению, думал иначе. По-моему, в мире уже написано излишне много воинственных, мобилизующих и не в меру цепких гимнов. Мне хотелось чего-нибудь другого. Я подумал даже, что во многом именно слова гимна определяют мораль и ценности государства, именно слова гимна показывают, что является главным для народа и страны. Гимны, которые мне приходилось слышать, ну там типа: "славься отечество наше свободное" или "еще Польска не сгинела" обманывали и продолжают обманывать граждан стран-певиц этих гимнов. И отечество оказывается давно не свободным, и Польска, как вдруг понимает кто-нибудь, давно уже "сгинела". Нет, надо было искать что-то совершенно другое, что-то более человеческое и менее государственное, но как это найти? Как написать главную песнь государства, которая, исполняясь, не напрягала бы мускулы своих граждан для будущей обязательно кровавой защиты отечества от кого-угодно, думающего посягнуть на святость границ?!
- А что, если вот так... - заговорил вдруг после паузы генерал - он в это время, должно быть, тоже думал, тоже подыскивал нужные слова. "Гордись народ свободный великою страной..." и так дальше?..
Я скривил губы. Где же здесь великая страна?!
- Не нравится?! - сразу же отреагировал генерал и тоже скривил губы уже в мою сторону.
- Очень похоже на остальные существующие гимны, - ответил я.
- А-а-а, - протянул генерал и снова задумался.
Понимая, что мыслительный процесс генерала вряд ли мне поможет, а скорее всего приведет к тому, что мы рассоримся, я предложил старому вояке выпить еще по полстакана его виноградного вина. Он живо согласился и печать думы мгновенно сошла с его лица.
- Так стать президентом или нет?! - выпив вино, спросил он.
- А почему нет?! - удивился я. - Вы когда-нибудь были президентом?
- Нет! - отрезал он.
- Так надо же когда-нибудь попробовать?! Не каждому улыбается такая удача!
Он опять напряженно глянул на меня, но не найдя в моей мимике признаков ехидства, вернул свой взгляд на бутылку.
- Я же человек военный... как командовать знаю, а как управлять...
- Зря беспокоитесь, - перебил его я. - Президент - это лицо государства. Он, обычно, ничего не делает. Только подписывает указы, ездит с официальными визитами. А делают все министры, премьер-министры и прочие деятели, так что вам нечего бояться...
- Бояться?! - гневно сверкнул глазами генерал и я тут же понял свою ошибку. - Я никогда ничего не боялся! Те, кто боялся, давно уже лежат в братских могилах!!! И здесь я говорю с вами не потому, что мне совет нужен, а потому, что скучно тут!
- Извините, генерал! - попросил я прощения. - Не то слово употребил. Конечно, это слово не подходит...
- Ну ладно, - генерал был как всегда быстро отходчив. - Так думаешь, мне стоит попробовать?!
- Да.
- Наверно, ты прав. Президент Казмо... Ничего, хорошо звучит.
Я поддакнул кивком головы.
- А можно называться еще - президент генерал Казмо?! - предположил он, вслушиваясь в произносимые им самим слова.
Я не согласился.
- Не стоит, генерал.
- Почему это?!
- Президент - это гражданский генерал или даже маршал, поэтому если вы себя так называете, получается "генерал-генерал Казмо" или "маршал-генерал Казмо". Что-то вроде звания Ким Ир Сена выходит: "дорогой папа-маршал Ким Ир Сен"...
- Да?! - переспросил старик. - Тогда пусть будет просто президент...
Интересно, что когда генерал соглашался со мной - мне это было чрезвычайно приятно. Не знаю, возникло ли это из-за моей долгой бытности рядовым или же попросту от моего уважения к Казмо.
- А не плохо было бы стать президентом в двух странах одновременно! мечтательно произнес генерал. - Этого ведь, пожалуй, еще не было в истории!
- Кажется, не было... - сказал я.
Взгляд генерала ушел куда-то высоко, туда, где видел он себя президентом двух, а то и трех государств. Воспринимая Казмо совершенно серьезно, я то и дело ловил себя на мысли, что этот человек, в принципе, доверчив как ребенок. Так, может, он и добр, как ребенок, и ласков по отношению к миру?! Во всяком случае, зла он в городе никому не причинял. Но это было и естественным - в городе мира никто никому не причинял зла, это исходило из пяти правил поведения. И хотя он имел права нарушать все эти правила, то, что он нарушал их, тоже не причиняло никому зла. Да и нарушения эти казались дозволением ребенку шалить, словно люди, писавшие правила, настолько были уверены в генерале, насколько может быть уверен только заботливый артиллерист в исправности своей пушки!
- Да-а-а... - наконец выдохнул он и возвратил взгляд на землю, на недопитую бутылку вина.
Я налил еще полстакана и протянул генералу.
- Ну давай, за президента! - и он осушил стакан.
Потом выпил я. Тоже "за президента".
- Хороший ты парень, - генерал улыбнулся мне в глаза. - Но, скажу тебе честно, этот русский мне нравится больше... Он - настоящий боец, а ты ведешь себя, как дипломатишка, соглашатель... Но в моей стране дипломатишки тоже нужны...
Последние слова генерала меня почти обидели, но, подумав о них, прежде чем обидеться, я пришел к выводу, что генерал прав. И не так уж плохо считаться "дипломатишкой" после того, как годы потратил беспросветно по-рядовому, то в грязи, то в боях, то в дезертирствах, хотя последнее всегда поднимало мой бойцовский дух, которого, если быть абсолютно честным, в иных ситуациях я был полностью лишен.
Генерал снова посмотрел на, к тому времени, полностью опустевшую бутылку и сказал мне: "Все, можешь идти!"
И я пошел, пошел дальше по этой загородней аллее в сторону заброшенного ботанического сада. Я даже не попрощался с генералом, но думаю, что он не обиделся. Он не нуждался в каких-то там мямливых "до свидания" или "пока". Он был ГЕНЕРАЛОМ до последнего седого волоска, торчащего из ноздри, до кончика шнурка его громоздких походных ботинок. Ему было бы приятнее, если б я лихо развернулся кругом, щелкнул каблуками и зашагал прочь, чего я не сделал, подчиняясь вышеупомянутым правилам поведения, да и если б не было этих правил, все равно бы не сделал, уже по другим собственным соображениям.