–

16 февраля

...Нынче днем, около четырех, произошло нечто, заставившее меня поволноваться. Я прячу свой дневник в ящике платяного шкафа в гостиной (ящик, которым никто, кроме меня, не пользуется), на самом дне, под пачками поздравлений по случаю рождения дочери и старых родительских писем, и пишу, подгадывая время, когда мужа нет дома; но случается, хочется записать что-то сразу, пока не забыла, а иногда просто находит желание пообщаться с дневником, поэтому порой я пишу, не дожидаясь ухода мужа, пользуясь тем, что он сидит безвылазно у себя в кабинете. Кабинет расположен прямо над гостиной, и хотя оттуда ничего не слышно, мне кажется, я могу, в общем, представить, чем он в данный момент занят – читает, пишет, делает записи в дневнике или же о чем-то задумался. В кабинете всегда царит полная тишина, но временами становится как-то особенно тихо, вероятно, муж, затаив дыхание, прислушивается к тому, что происходит под ним, в гостиной. И тишина эта наступает обычно именно в тот момент, когда я, не забывая, что дома не одна, тихонько достаю дневник и беру кисть. Вряд ли это только моя мнительность. Чтобы избежать предательских звуков, я отказалась от обычной бумаги и перьевой ручки. Я сделала маленькую книжечку на японский манер, сложив гармошкой мягкую, тонкую бумагу «гампи»[6] , и пишу убористо кисточкой, но давеча, чего со мной никогда не случалось, я так увлеклась, что на какие-то пару секунд утратила бдительность. И как раз в этот момент муж, намеренно или случайно, бесшумно спустился в туалет, прошел мимо гостиной и, справив нужду, вновь поднялся к себе. «Бесшумно» – так мне показалось. Возможно, у него не было иной цели, кроме как сходить в туалет. А возможно, я не услышала того, что должна была услышать, именно потому, что он спускался не таясь, привычной для моего слуха походкой. Как бы там ни было, я спохватилась, только когда он уже был внизу. Писала я, сидя за обеденным столом, и поспешила спрятать под стол дневник и футляр для кисти (в таких случаях я держу тушь в футляре, обходясь без тушечницы: этот футляр остался мне от отца – китайская вещица, имеющая антикварную ценность), так что он вряд ли видел, чем я занимаюсь, но когда я торопливо закрывала дневник, бумага зашелестела, и меня встревожило, не услышал ли он. Нет, я уверена, что услышал. Характерный шелест бумаги «гам-пи» вполне может навести его на догадку, для чего я ее использую. Впредь надо быть осторожнее, но что мне делать, если муж прознает о существовании моего дневника? Даже если я спрячу в другом месте, у меня нет уверенности, что он не отыщет его в этой маленькой комнате. Единственный способ – не выходить, когда муж дома... Последнее время из-за постоянной тяжести в голове я и так практически не выхожу, даже за покупками на рынок посылаю Тосико или домработницу. Правда, Кимура уже давно зовет в кино на «Красное и черное»[7] . Я бы охотно пошла, но прежде нужно придумать, как уберечь дневник...