А в ответ она может рассказать, как она убила последнюю партию своих подружек, или дружков, или дружка, или кого там еще.
После этого мы могли бы перейти к обмену новостями, слухами и предположениями о местных, национальных и мировых событиях. Правда ли, что в Атлантик Хайлэндс есть какие-то летательные аппараты, или они прилетают из Европы? Правда ли, что в окрестностях Уолла-Уолла распинают обитателей Мертвых земель, или только прибивают их мертвые тела для устрашения остальных? Стало ли уже христианство обязательной религией в Мантено, или они все еще толерантны к дзен-буддистам? Правда ли, что Лос-Аламос полностью уничтожен чумой, но само место недоступно для жителей Мертвых земель из-за роботов-охранников, оставшихся там - металлических гвардейцев восьми футов ростом. которые бродят по белым пескам, завывая сиренами? По-прежнему ли практикуют в Пасифик Пэлисейд свободную любовь? Слышала ли она, что состоялось генеральное сражение между экспедиционными силами Уачиты и Саванна Фортрес? За право владения Бирмингемом, по-видимому, так как желтая лихорадка прикончила это герцогство. Не убивала ли она в последнее время "наблюдателей"? Некоторые "цивилизованные" общины, самые "научные" из них, пытаются организовать метеорологические станции или что-то подобное, искусно их маскируют и населяют одной или двумя безрассудно смелыми личностями, которым мы устраиваем тяжелые времена, если обнаруживаем их. Слышала ли она сказку, которую сейчас многие повторяют, о том, что Южная Америка и Французская Ривьера пережили Последнюю войну нетронутыми? И уж совершенно смехотворное дополнение, что у них там голубые небеса и они видят звезды каждую третью ночь? Не думает ли она, что последующие события на Земле доказывают, что она действительно погрузилась в межзвездное пылевое облако одновременно с началом Последней войны (некоторые говорят, что пыль использовали как прикрытие для первых атак), или же она до сих пор придерживается мнения большинства, что пыль - это следствие ядерной войны, а кое-что добавили вулканы и суховей? Сколько зеленых закатов она видела за последний год?
После того, как мы пережевали бы эти пикантные темы и еще несколько им подобных и в конце концов устали бы от догадок, мы могли, если бы почувствовали себя достаточно смелыми или разговор складывался достаточно хорошо, воспользоваться даже шансом побеседовать немножко о нашем детстве, о том, как шли дела до Последней войны (хотя она слишком молода для такого разговора), словом, о разных мелочах, которые мы помним: более значительные вещи - слишком опасная тема, чтобы на нее осмелиться, а иногда даже от мелочей может вдруг так вывернуть наизнанку, будто мыла наглотался.
А после этого не остается уже ничего, о чем можно поговорить, ничего, о чем можно рискнуть поговорить, - так вернее. Например, как бы долго мы ни говорили, весьма маловероятно, чтобы кто-нибудь из нас рассказал другому достаточно полно и точно о нашей повседневной жизни, о нашей технике выживания и о способах сохранить здоровье или хотя бы способность действовать - это было бы слишком опрометчиво, шло бы вразрез со складом характера любого игрока в этой убийственной игре. Разве расскажу я ей или кому бы то ни было о том, как я научился притворяться мертвым или маскировать себя под женщину, о моей уловке, когда я выбираю дорогу незадолго до наступления темноты, а потом делаю круг и возвращаюсь назад, чтобы внимательно осмотреться, о шахматах, в которые я играю сам с собой, о бутылке с зеленой, ужасно радиоактивной с виду пыли, которую я ношу и разбрасываю за собой, чтобы обмануть преследователей? Как же, много шансов, чтобы я открыл все это!
А когда все разговоры закончатся, окажется, что никакой пользы это нам не принесло. Наши рассудки переполнятся всяким болезнетворным хламом, который лучше бы навсегда похоронить - бессмысленными надеждами, обрывками чужой жизни в "культурных" общинах, воспоминаниями, являющимися ни чем иным, как тоской, облеченной в конкретные формы тоску легче переносить, если она служит размытым фоном для всего остального. И весь этот мусор лучше оставить на свалке. О да, наши разговоры помогут нам выгадать еще несколько дней любовного увлечения, призрачной безопасности, но все это мы можем иметь - почти все, во всяком случае - и без разговоров.
Вот, например, и сейчас: напряжение между нами снова начало сглаживаться, и я не чувствовал себя больше таким раздраженным Она заменила расческу парой не столь оскорбительно выглядевших щипцов и сооружала себе прическу с помощью металлических стружек. А я изображал, что наблюдать за этим мне доставляет огромное удовольствие, как оно, собственно, и было. Я все еще не сделал и движения, чтобы одеться.
Она действительно выглядела очень мило, вот так прихорашиваясь. Лицо ее было немножко плоским, но выглядело юным, и шрам придавал ему приятную пикантность.
Но какие мысли скрываются за ее лбом в эту минуту, спрашивал я себя. Я чувствовал себя настоящим телепатом в это утро, ум был ясным, как бутылка "Уайт Рок", каким-то чудом найденная неразбитой во взорванном кабаке, ответы на вопросы, которые я себе задавал, приходили без всяких усилий.
Она сейчас говорила себе, что снова нашла мужчину, мужчину, вполне подходящего, принимая во внимание обстоятельства (я наградил себя этим комплиментом), и что она не должна быть навязчивой и глупой нетерпеливостью угрожать собственной безопасности, а своего следует добиваться потихоньку.
Она слегка пожонглировала мыслями о том, что нашла себе дом и защитника, зная, что обманывает себя, что это просто женское самовнушение, но все равно наслаждаясь этими мыслями.
Она оценивала меня, решая детально, что привлекает меня в женщинах, как подогреть мой интерес, чтобы держать это в памяти наготове ровно столько, сколько наши отношения будут казаться ей желательными и разумными.
Она упрекнула себя, для начала слегка - в том, что не предохранялась от беременности, поскольку мы, вопреки самым обоснованным ожиданиям и благодаря непредвиденным способностям организма к сопротивлению избежавшие смерти от радиации, довольно часто обнаруживали, что избежали и стерильности тоже. Прошлой ночью - будь я проклят, если нет - я почувствовал пенисом шейку ее матки. Если она забеременеет, говорила себе она, впереди ее ждут большие неприятности там, где ни одному человеку нельзя доверять ни на секунду