- Эй, Папаша, - вклинился я, немного заинтересовавшись дискуссией (до прибытия в Атла-Хай заняться все равно было нечем, разве что Папаша ослабит бдительность). - Я понимаю твою точку зрения на городских недотеп (я называю их культурными извращенцами) или как их там еще, с их мозгами набекрень, но все равно - человек, который отказывается от убийства, перестает быть волком-одиночкой. Он должен принадлежать к какому-нибудь обществу, к какой-нибудь культуре, какими бы обременительными или дурацкими они ни были.
- Ну хорошо, - сказал Папаша, - а у нас, жителей Мертвых земель, нет разве своей собственной культуры? Со своими обычаями и традициями и всем прочим? Конечно, культуры не очень развитой и довольно запущенной, однако и в этом может заключаться ее прелесть.
- Так-то оно так, - согласился я, - но эта культура основана на убийстве и посвящена исключительно убийству. Убийство - способ нашего существования, и это сводит на нет все твои доводы, Папаша.
- Позволь внести поправку или, скорее, дать иную интерпретацию. - Теперь его голос на время утратил свои стариковские хрипловатые интонации, стал звучнее и значительней, словно принадлежал не Папаше, а кому-то другому. - Каждая культура - это средство развития, так же, как и средство существования, потому что главный закон жизни - это развитие. Наша культура, культура Мертвых земель, должна развиваться от убийства к отказу от него. Таково мое мнение. Пожалуй, это самый тяжкий путь развития, с которым кому-либо доводилось сталкиваться, но все же это путь развития. Множество куда более мощных и утонченных культур так и не смогли решить проблему войн и убийств - уж мы-то это отлично знаем, так как живем на обломках грандиознейшего их крушения. Возможно, именно мы, обитатели Мертвых земель, погрязшие в каждодневном убийстве, не способные отрицать, что оно стало частью нас самих, не имеющие сил выбросить его из наших голов, как это делают городские недоумки, - возможно, именно мы, жители Мертвых земель, сможем справиться с этой скромной проблемой.
- Но, черт возьми, Папаша, - возразил я, помимо воли приходя в возбуждение. - Даже если мы и обладаем культурой, способной к развитию, - это не культура кающихся убийц. Только настоящая культура предполагает, что убийца раскаивается и исповедуется, а потом его вешают или заключают в тюрьму - и таков дурацкий удел каждого. Тут необходимы религия и суды, палачи и надзиратели и многоемногое другое. Не думаю, что человеку достаточно сказать "Извините, я не прав" и отправиться наставлять и ободрять других убийц - этого вовсе не достаточно, чтобы вытравить в себе чувство вины.
Папаша сделал квадратные глаза:
- Ты так уверен, что чувство вины абсолютно необходимо, Рэй? - требовательно спросил он. - Разве тебе недостаточно просто понимать, когда делаешь что-то неправильно? Чувство вины - это роскошь. Естественно, мало просто сказать "Извините" - тебе придется потратить большую часть оставшейся жизни на оправдание уже совершенного... и того, что еще совершишь! А относительно виселиц и тюрем - никогда не было доказано, что с убийцами нужно обращаться именно так. Теперь о религии - некоторые из нас, кто бросил убивать, набожны, а многие (включая меня) - нет, некоторые из верующих думают (может, не надеясь до конца искупить свою вину), что прокляты навеки, но это не мешает им хорошо делать свою работу. А теперь я спрашиваю тебя: является ли такая мелочь - уверенность, что проклят навеки, - достаточным основанием для того, чтобы вести себя, как, последняя гнида?
Каким-то образом это подействовало. Последнее утверждение Папаши было настолько прямо обращено ко мне и в то же время настолько искренне, что я не мог не почувствовать к нему теплоту. Хочу, чтоб меня правильно поняли: я вовсе не стал пылким поклонником его философии, но счел забавным поддерживать этот разговор - до тех пор, пока самолет шел на автопилоте и лучшего занятия у нас не было. Алиса, похоже, чувствовала нечто подобное. Подозреваю, что любого бродягу, который сумел бы так подшутить над религией, как это удавалось Папаше, она бы занесла в наградные списки на получение Серебряной звезды, Бронзовой, на худой конец.
Атмосфера заметно разрядилась. Для начала мы попросили Папашу рассказать об этих "мы" и "нас", о которых он часто упоминал, и оказалось, речь идет о нескольких дюжинах (или сотнях - никто их точно не подсчитывал) убийц, которые завязали и отправились кочевать по Мертвым землям, пытаясь завербовать других и помочь тем, кто этого хочет. Время от времени они собирались вместе в кое-каких известных только им местах в заранее обусловленное время, но, по большей части, все время пребывали в пути - по двое, трое или - гораздо реже - в одиночку. Это сообщество состояло из мужчин, во всяком случае, до сих пор Папаша не слышал, чтобы в нем были женщины, но со всей серьезностью уверял Алису, что против вступления девушки никаких возражений не будет. С недавних пор они стали называть себя Анонимными Убийцами по аналогии с какой-то довоенной организацией, истинных целей которой Папаша не знал. Некоторые из них уходили из сообщества и снова возвращались к убийству, однако некоторое время спустя кое-кто из них приходил опять, еще решительней настроенный завязать.
- Мы, конечно, принимаем таких обратно, - сказал Папаша. - Мы принимаем любого. Любого, кто действительно был настоящим убийцей и хочет покончить с этим. Парней, не запятнанных кровью, мы держим на расстоянии независимо от того, насколько они хороши. Мы получаем огромное удовольствие от наших собраний. Такого веселья вы никогда не видели. Никто не имеет права впадать в уныние или ходить с постной физиономией всего лишь потому, что разик или два кого-то прикончил. Верующий ты или нет, уныние - великий грех.
Мы с Алисой проглатывали все это так, словно стали парой детишек, а Папаша рассказывал нам сказки. Да это, конечно, и было сказкой - сумасшедшей запутанной сказкой. Мы с Алисой знали, что в Мертвых землях такого сообщества, какое описывал Папаша, существовать не могло - оно было таким же фантастичным, как голубое небо, но нам доставляло удовольствие притворяться перед самими собой, что мы во все это верим.