В частности, почти полной противоположностью стоицизму на протяжении нескольких столетий являлось учение Эпикура (341–270 гг. до н. э.) — одного из выдающихся философов Древней Греции. Развивая атомистическую теорию построения мира, Эпикур утверждал, что прямолинейное движение атомов сочетается с внутренне обусловленным их отклонением. Это отклонение решительно меняет некую «усредненную» картину движения, нарушает общую ритмику атомного ансамбля. Индивидуальный характер движения каждого из атомов приводит к их взаимодействию и в конечном итоге — в результате их встреч и сочетаний — к образованию физических тел.
Душа человека, согласно Эпикуру, также представляет собой систему особого типа атомов. При этом человек сам может повлиять на движение атомов души, задать им определенный ритм, привести их в гармонию, чтобы душа не находилась в смятенном состоянии. Таким образом, философская позиция Эпикура обосновывала развитие активных начал психики человека вне зависимости от воли «мирового духа». Этому способствовала и весьма своеобразная роль, которую Эпикур отводил богам. Он допускал их существование, но только с той поправкой, что боги не имеют никакого отношения к делам людей и вселенной. Находясь в пространстве между мирами, боги тем не менее являют собой образец отрешенности от тревог и волнений, оставаясь погруженными в вечное созерцание истины. Как писал К. Маркс, боги Эпикура, «будучи похожи на людей, живут в межмировых пространствах действительного мира, имеют не тело, а квазитело, не кровь, а квазикровь; пребывая в блаженном покое, они не внемлют ничьей мольбе, не заботятся ни о нас, ни о мире…»[24]
Заслуживает внимания учение Эпикура о земном человеческом счастье, формулировка которого представляется весьма емкой и для настоящего времени: счастье — актуальное наслаждение; несчастье — актуальное страдание. Согласно Эпикуру, для счастья может быть достаточно удовлетворения незначительных потребностей существа, тренированного в самодисциплине и самоограничении. Самое главное, чтобы радость бытия не поглощалась необходимостью удовлетворения чрезмерно больших потребностей. Активность психики человека в данном случае должна направляться на выработку навыка соизмерения наслаждений и выбора лишь тех из них, которые не влекут за собой страданий. Так воспитывается своего рода искусство соизмерения «благ жизни».
Согласно учению Эпикура, человек достигает подлинного счастья тогда, когда полностью освобождается от страдания и обретает состояние атараксии — спокойствие души. Поэтому из множества вариантов возможного поведения преимущество должно отдаваться тому, который ведет к спокойствию, «несмятенности» души, наслаждению дружбой и наукой, прежде всего философией. В данном случае Эпикур выступает в роли своеобразного врача, заботящегося о психическом здоровье человека, — «целителя души». При этом имеются в виду те «душевные болезни», которыми неизбежно переболевает каждый из живущих и которые вызываются раздумьями о конечности своего личного бытия, проблемами смерти и бессмертия, страданиями из-за болезней, утратой физических возможностей с возрастом, потерями родных и друзей и т. п. Найти лекарства для преодоления подобных страданий человеческой души— центральная задача философии Эпикура.
Людей нашего века, рассуждали приверженцы этого учения, терзают четыре страха: кажущаяся невозможность достичь счастья, боязнь страданий, богов и смерти. Эти четыре страха-болезни предлагалось лечить «четверным лекарством» («тетрафармаконом»), Этические принципы, которые должны были активизировать психику человека на преодоление страхов-болезней, можно кратко сформулировать следующим образом: «Нечего бояться богов. Нечего бояться смерти. Можно переносить страдания. Можно достичь счастья». Указывалось также, что нет никаких «надфизических» фетишей (поскольку боги не вмешиваются в дела земные), которые бы угрожали человеку. Это ориентировало его на поиск земных, человеческих путей к счастью, путей, ведущих не к богу, но к человеку.
Учение Эпикура не могло вывести личность за границы созерцательности (да и не ставило такой цели). Не мощное стремление вперед, захватывающее человека и заставляющее биться его сердце, а лишь спокойствие души — таков идеал этого учения. Он достижим. Только не надо многого требовать от жизни. Пусть немногое, что у тебя есть, воспринимается как ценность. Наслаждайся этим.
Несколько столетий эпикуреизм вызывал симпатии людей. Он привлекал к себе сторонников во всем античном мире — в Греции и Малой Азии, в Сирии, Иудее и Египте, в Италии, римской Африке и Галлии. И если стоицизм во многом определил формирование этических принципов христианства, то учение Эпикура на протяжении веков являлось мощным катализатором атеистической мысли, заставляя человека размышлять над путями достижения земного счастья. Не напрасно же и христианская церковная ортодоксия, и Талмуд называли эпикурейцами всех свободомыслящих, а работы последователей Эпикура предавались огню или до неузнаваемости фальсифицировались. Бывало, что сжигались не только книги эпикурейцев. Костер — такова судьба учителя Николая из Отрекура, отважившегося выступить против церковных догм с проповедью эпикуреизма. С легкой руки христианских идеологов само слово «эпикуреизм» приобрело сугубо негативный, примитивно циничный смысл как характеристика людей, предающихся низким чувственным удовольствиям.
О непреходящем значении учения Эпикура свидетельствует внимание к его воззрениям со стороны основоположников марксизма-ленинизма. К. Маркс в своей докторской диссертации «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» показал огромную роль афинского мыслителя в истории человеческой мысли. Работая над изучением античной философии, В. И. Ленин в своих конспектах, вошедших в «Философские тетради», решительно отвергал заключение Гегеля о скудости теории познания Эпикура: «Все будет dürftig (скудно. — Ред.), если исказить и обокрасть»[25].
Что же касается вклада этики Эцикура в психологию, то важнейшее значение имело формулирование им принципа активности субъекта по отношению не только к внешнему миру, но и к внутренним психическим процессам, признание их зависимыми от воли и интеллекта субъекта.
Испытание натуры трудно… однако приятно, полезно, свято. Чем больше таинства ее разум постигает… чем далее рачение наше в оной простирается, тем обильнее собирает плоды для потребностей житейских.
М. В. Ломоносов
Появление на Руси первых сочинений, в которых так или иначе затрагивались психологические вопросы, связывается с принятием в X веке христианства как официальной общегосударственной религии. Оправдывая неравенство, эксплуатацию, являясь врагом науки, христианство вместе с тем дало значительный толчок развитию русской книжности. Поэтому и первым письменным источником психологических знаний на Руси явилась церковная литература. С течением времени в нее все больше проникали элементы античной философии, которые не только служили для обоснования тех или иных особенностей важнейших христианских догм, но и затрагивали многие вопросы повседневной практики «делания» праведной жизни.
К античным традициям, обнаруживающим явное влияние учений Платона и Аристотеля, восходят, в частности, и те начала знаний о человеческой психике, которые имеются в памятниках древнерусской письменности. К этим произведениям относятся «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона (сер. XI в.), «Повесть временных лет» (нач. XII в.), «Слово о полку Игореве» (кон. XII в.).
Литературные памятники даже XI–XII веков содержат нередко оригинальные философские рассуждения и психологические экскурсы, где с христианским учением о неземном происхождении души подчас сочетаются реалистические взгляды на сущность человеческой психики.