Она не сдвигается с места. Я дергаю снова, на этот раз обеими руками. Дверь заперта. Похоже, есть только один способ открыть её — нужно находиться по другую сторону, снаружи.

Я в ловушке.

Как собака в клетке. Жаркой, душной клетке.

Я не могу выйти и, очевидно, это и не предполагается.

Я стучу кулаками по дереву.

— Эй? Здесь есть кто-нибудь? Где я? — зову я и ощущаю подступающую истерику.

— Эй! — вновь зову я. — Кто-нибудь меня слышит?

Ничего.

Тишина.

Конечно.

Я упираюсь лбом в дверь и несколько раз бьюсь головой о твёрдую поверхность.

— Никого там нет, Нора, — бормочу я. — Никто не выпустит тебя отсюда.

А потом я начинаю смеяться. Ненормально. Напряжённо и натянуто. Я смеюсь и смеюсь, и смеюсь. Смех сейчас совершенно неуместен, но остановиться невозможно. Смех клокочет в груди, и я даже не пытаюсь прекратить.

Затем на его место приходит страх. Настолько глубокий, что сразу же укореняется во мне и не собирается уходить.

— Ответь мне! — кричу я, охваченная ужасом. — Пожалуйста! — умоляю. — Что я сделала? Почему я здесь? Просто скажи мне!

Я снова и снова бьюсь головой о стену.

— Кто ты? — произношу одними губами.

В тени скрываются чудовища и монстры, которых я не вижу.

— Выпустите меня! — выдыхаю я, хватаясь за горло. Оборачиваю и сжимаю руками свою тонкую шею. Этого оказывается достаточно, чтобы осесть на землю и подползти к центру. Паническая атака наносит серьёзный удар.

— Хочу домой! — сгибаюсь пополам и рыдаю.

Никогда не думала, что настанет время, когда я стану тосковать по дому. Что буду с сожалением вспоминать холодные комнаты.

Но сейчас я не хочу ничего сильнее, чем войти через парадную дверь и услышать резкий, разочарованный голос матери, приказывающий идти в свою комнату, потому что она не хочет меня видеть.

Я с тоской вспоминаю свою спальню, которая за последние несколько лет превратилась для меня в тюрьму.

— Хочу домой, — шепчу я.

Так сильно.

Я думаю о своём доме.

О матери.

О жестком взгляде ее глаз и постоянно опущенных вниз уголках губ.

Я помню своё отражение в разбитом зеркале. Искажённое лицо в осколках.

Тысячи минутных воспоминаний затуманивают мой разум.

Но я никак не могу вспомнить, что произошло до этого.

— Я д-должна выйти от-отсюда, — заикаюсь я. Отчаянные слова срываются с губ безутешной девушки.

Я колочу в дверь так сильно, как только могу — руками и ногами, вкладывая всю энергию, о которой даже не подозревала.

— Выпустите меня! — кричу я раз за разом.

Разумная часть моего сознания понимает, что это бесполезно.

Я знаю, что никто и никогда меня не услышит.

Вполне логично, что мои мольбы не имеют никакого значения.

Я могу стоять тут и кричать, пока не охрипну, кричать до потери голоса, и это не изменит ровным счётом ничего.

Но я не могу остановиться. Однажды я уже позволила панике охватить разум, и теперь уже невозможно вернуть назад бутылку воды.

Я продолжаю кричать.

Продолжаю стучать руками по твёрдому дереву до тех пор, пока не рассекаю кожу и не чувствую кровь, стекающую по запястьям.

Пинаю ее до боли в стопах и дрожи в ногах.

Дергаю ручку изо всех сил, которые ещё у меня осталась. Если бы пришлось, я бы выломала дверь; царапала бы дерево голыми руками.

А потом моё тело сдаётся. Истощение — моя погибель. Мозг отказывается работать, и я ничего не могу с этим поделать. Просто сворачиваюсь в клубок на грязном, таком грязном полу.

Разрушенная. Испуганная. Больная и измученная.

Потерянная.

— Что произошло? — шепчу я, расцарапывая ногтями щёки, прокалывая плоть и очищая. Оставляя рубцы. Оставляя отметины на обеих щеках — временные и постоянные.

— Что со мной произошло? — требую я ответа у забывчивого разума.

Я помню, кто я.

Нора Гилберт.

Я помню свою жизнь.

Несчастную.

Я даже помню, где была раньше.

Уэверли Парк.

Пытаюсь вспомнить, кого я любила.

Мозг словно рикошетом отбивает воспоминание. Но сердце отзывается.

А затем я вижу его лицо.

«Нора! Ты не понимаешь! Пожалуйста!»

Несмотря на жаркую, душную комнату, меня пробирает дрожь. Пот и страх смешиваются на моей коже. Радость от того, что я вспомнила лицо. Жёсткое любимое лицо. И глаза, которые всегда видели то, чего я не хотела показывать.

Мёртвые глаза.

Меня начинает неудержимо трясти.

— Что со мной случилось? — хриплю я, но голос пропадает. Безрезультатно. Ведь здесь это не имеет значения. В этом аду.

Что заставляет меня страдать.

И его лицо.

Мёртвые зелёные глаза.

Зловеще улыбающиеся губы.

Пальцы вцепляются в меня, притягивают ближе. Ненавистные ужасные слова, сказанные мне на ухо.

Я помню его.

Как будто я могла бы забыть.

Не забывай, Нора. Никогда больше не забывай.

Но что насчёт меня?

Что случилось с бедной Норой Гилберт?

Когда монстры преследовали, я бежала недостаточно быстро.

Я чувствовала себя такой умной. На шаг впереди.

Хотя на самом деле была на два шага позади.

В конце концов, я оказалась не такой уж и умной.

Бедная, бедная Нора Гилберт.