– У меня мало времени, – проговорила Лакшми, стягивая перчатки. Великая орда Бартатуи выходит в ближайшее время, до новолуния.

– Я это уже знаю, – важно заметил Хондемир. – Все предсказали звезды. А также духи, с которыми я беседую.

Прекрасные глаза вендийки взглянули на мага с нескрываемым цинизмом.

– Вы, волшебники, всегда пытаетесь представить все так, как будто вам открыто далекое будущее. Но я бы побилась об заклад, что от твоих шпионов из плоти и крови больше толку, чем от духов. А иначе зачем тебе я?

Уголки тонких губ Хондемира дрогнули в еле заметной улыбке.

– Видишь ли, мои посланцы приносят некоторую пользу, подтверждая то, что мне уже известно. А тебе ведь можно найти и другое применение… – Он сделал шаг вперед и обнял ее.

Лакшми положила руку чародею на грудь и насмешливо взглянула на него:

– А разве твои мудрейшие наставники не учили тебя, что если ты будешь потакать похоти, то сильно истощишь волшебные силы?

– Говорили, – ответил он, – это один из немногих предметов, в которых они плохо разбираются. – Тут колдун отпустил женщину: скрип осторожно открываемой двери оповестил о появлении слуги. Лакшми спряталась за дверную створку; слуга поставил на низкий столик поднос с корзиной и вышел.

Вендийка взяла кубок, протянутый Хондемиром, и медленно обошла комнату, любуясь обстановкой. Она не стеснялась своей наготы – совсем как младенец.

– Хорошо снова оказаться в приличном месте, – промурлыкала ока. – У гирканийцев совсем нет вкуса к роскошной жизни. Все, что им нужно, – хорошие кони и вино в непомерных количествах. – Лакшми потрогала шкатулку из душистого сандалового дерева, выложенную изнутри мамонтовой костью.

– Некоторые из них, – заметил Хондемир, – знают толк в прекрасных женщинах.

Она пожала гладкими плечами, и ее алебастровые груди соблазнительно качнулись.

– Женщины для них только боевые трофеи. Бартатуя ценит меня лишь потому, что силой отобрал у Кухлага, своего злейшего врага. Когда его люди смотрят на меня, они вспоминают, что великий Бартатуя собственными руками убил Кухлага и захватил его женщину. – Она собрала в горсть вышитую занавеску и поднесла ее к лицу, вдыхая аромат пропитавших ее благовоний. Потом она принялась наматывать на себя ткань. – Ты не представляешь, что это значит – жить среди убогих шатров и обходиться без самых простых радостей жизни. – Она уронила портьеру и, подойдя к подносу, выбрала жареное мясо на вертеле, щедро приправленное пряностями и обернутое виноградными листьями.

Лакшми читала по глазам и дыханию Хондемира точнее, чем маг – по звездам.

– Первой жертвой Бартатуи должна стать Согария, из-за ее важного стратегического положения между Востоком и Западом. Вокруг нет других городов, чтобы прийти на помощь, а сама Согария давно изнежилась и разжирела. Целое поколение не ведало войн.

– Но у города крепкие стены. И амбары полны зерна. Даже если дикарь объединит племена, как смогут люди, которые только и умеют, что стрелять из лука на полном скаку, победить такой город?

– Да, он дикарь, – ответила Лакшми, бросив пустой вертел и взяв засахаренный финик, – но отнюдь не дурак. У него есть на сей счет кое-какие планы. Победа над Согарией послужит для войска степняков хорошей школой. Сам же Бартатуя собирается стать покорителем стран и народов.

– Турана, например? – спросил Хондемир.

– Сначала он хочет покорить Кхитай, потом – повернуть на запад. Подведенные угольком глаза женщины внимательно следили за выражением лица чародея.

– Орда двинется на Туран, – прошептал Хондемир. – Не сойти мне с этого места!

Лакшми подошла к нему и острым ноготком провела по вышитому на мантии колдуна золотому дракону.

– Пока это не входит в планы Бартатуи, – лукаво проговорила вендийка.

– А об этом позаботимся мы с тобой. – Хондемир вновь попытался обнять красотку. На этот раз она с силой оттолкнула его.

– Не так быстро, колдун. Бартатуя прикончил моего прежнего хозяина, чтобы завладеть мной. Ты должен сделать то же самое. Я буду принадлежать победителю, не меньше. Если хочешь, чтобы я была твоей, убей Бартатую и подчини себе его войско.

Хондемир глубоко, прерывисто вздохнул:

– Ты высоко себя ценишь, женщина. Радуйся, что ты нужна мне для воплощения моих планов! – У чародея закружилась голова от гнева и вожделения одновременно.

– Мне надо идти, – бросила Лакшми, подбирая покрывало и перчатки, Бартатуя верит, что я каждые шесть лун на десять дней ухожу из лагеря, чтобы совершить кое-какие религиозные обряды. Я должна вернуться в его шатер не позже, чем через пять дней. А не то мне придется отвечать на некоторые неприятные вопросы… Теперь быстро объясни мне, что я должна для тебя сделать.

Когда роскошное тело молодой прелестницы скрылось под покрывалом, чародей почувствовал, что снова может собрать разбежавшиеся мысли.

– Чтобы добиться настоящей победы, я прежде всего должен завладеть душой и помыслами Бартатуи. Для этого, как минимум, необходимы… гм… частицы, недавно взятые с его тела. Они укажут подвластным мне духам… дорогу.

– Какие такие частицы?

– Волосы, ногти, кусочки кожи и… – чародей замялся – ну, то, что легче всего собрать его наложнице.

– Ладно, ты это получишь, – ответила Лакшми так просто, будто маг просил принести овощей с рынка. – А теперь мне пора! Мы встретимся вновь уже на Курганах Спящих. Прощай. – Лакшми вышла, прошуршав по полу покрывалом.

Хондемир налил себе еще кубок вина. Он думал о том, как опасна была бы эта женщина, если бы он, одержав победу, действительно приблизил ее к себе. Но с подобным безумным шагом можно повременить. Скоро он ее получит. И что куда важнее, скоро он подчинит себе Бартатую и его орду и поведет степняков на Туран, против царя Ездигерда. Мысль о долгожданном отмщении оправдывала в глазах чародея все опасности: игра стоила свеч.

Возвращаясь к городским воротам по тихим ночным улочкам, Лакшми думала вовсе не о том, как совладать с похотливым колдуном. Она всегда удивлялась, насколько легко мужчины позволяют управлять и играть собой. Если женщина красива, умна и безжалостна, то она может подчинить своей воле самого могущественного мужчину в мире. Как просто убедить могучего воина, что, завоевав красотку, он становится героем вне сравнения! Даже дети и то умнее.

С того дня, как обнищавшие, голодные родичи продали ее бродячему торговцу, Лакшми постигла искусство превращения своей беспомощности в могущество. Когда из худенького ребенка Лакшми превратилась в прекрасную женщину, она осознала сущность своего превосходства над блудливыми мужиками.

Торговец баловал ее, доставал ей самые дорогие украшения и посылал к опытным куртизанкам учиться искусству доставлять мужчинам блаженство. Ее, правда, куда больше занимали их рассказы о тех безрассудствах, на которые пускались сильные и могущественные мужи, теряя волю от одного присутствия умелых обольстительниц.

Торговец мечтал, что Лакшми принесет ему счастье. Когда-нибудь он привезет ее в один из великих городов и продаст богатому господину, а может, и самому царю. Когда торгаш решил, что время настало и Лакшми достигла расцвета своей красоты и привлекательности, он посадил ее в закрытый паланкин, водрузил его на спину верблюда и снарядил караван в летний дворец царя в прекрасной северной долине Кангра.

Совсем еще юная Лакшми быстро заскучала в душном ящике, качающемся в такт мерной походке верблюда. Однажды днем, услышав тревожный шум снаружи, красавица отодвинула занавеску – поглядеть, что случилось. Она оказалась лицом к лицу с начальником стражи каравана – свирепым гирканийским воином. Его узкие глаза округлились при виде молодой богини.

В тот же вечер она услышала голоса спорящих мужчин. Один из них принадлежал торговцу. Он то и дело переходил на отчаянный крик, который внезапно оборвался хриплым стоном. Лакшми испугалась, когда занавеска резко отдернулась и из-за нее показался гирканиец. Он был на коне. Сильные руки кочевника вытащили девушку из паланкина и перебросили через седло. Когда степняк поскакал прочь, Лакшми успела увидеть торговца. Он лежал в луже крови, слепо уставясь в небо.