— Исправный детекторный приемник есть у моего дяди Моисея Андреевича Тикунова, — доложил Петр при очередной встрече с доктором Незымаевым. — Он хранит его в амбаре, а по ночам подвешивает в саду антенну и слушает голос Москвы. И там же, в Бочарове, неожиданно появился некий Илья Павлович Шавыкин, уроженец этого села. Днем он прячется, а ночью вместе с дядей слушает радио. В разговорах с односельчанами предрекает недолговечность оккупантов, клянет Гитлера и его свору. Однако меня одолевают сомнения в его искренности. Например, такой факт. Его младший брат Андрей, партизанский разведчик из отряда имени Чкалова, неоднократно оставлял у матери записки с предложением старшему брату сопроводить его в лес. Илья отмалчивается, чего-то ждет. Кто знает, какие планы у него. Тем временем я хочу изъять приемник из амбара дяди, разобрать его и по частям доставить в Комаричи.
— Этот Илья из каких же Шавыкиных? — спросил в раздумье Енюков. — Андрея мы знаем как бесстрашного партизана.
— Шавыкиных у нас много. Есть родственники, есть и однофамильцы, — ответил Тикунов. — Но Илья и Андрей — сыновья одной матери, а находятся, как мне кажется, на разных полюсах.
— Что же, — вмешался в разговор Павел Гаврилович. — Время тревожное, полное неожиданностей и опасности. Правда, в истории России, особенно в гражданскую войну, было немало случаев, когда брат шел на брата, отец на сына. В одних случаях их разделяла классовая пропасть, в других — щедрые посулы врагов, карьеризм, трусость и подлость. Давайте-ка присмотримся к Илье Шавыкину, а вот Моисея Андреевича всячески надо оберегать. А приемник нужно непременно забрать, да так, чтобы сам черт не знал, чьих это рук дело.
— Приказ есть приказ! — кратко ответил Петр Васильевич.
«…В очередной вылазке в Бочарово я узнал, что мой старший брат Илья арестован и доставлен в поселок Локоть. Однако вскоре был освобожден и направлен на службу в полицию, где сделал головокружительную карьеру: стал начальником штаба полицейского полка, а затем и штаба бригады Каминского. Тяжело стало на душе. Неужели Илья изменник? Еще накануне войны он служил в Бобруйске и Белостоке. Осенью 1941 года появился в Бочарове переодетым в штатское. Возможно, подумал я, это игра с оккупантами ради каких-то благородных целей? Может быть, он получил задание внедриться к карателям? А если он стал негодяем и продался фашистам?
Вернувшись в лес, я доложил о своих сомнениях командованию отряда имени Чкалова. Командир отряда Пшенев, комиссар Бирюков, начштаба Чеченин и начальник разведки Васечкин приняли решение послать меня в Локоть с письмом-ультиматумом брату. В нем говорилось об условиях сдачи партизанам, в частности, о том, что в случае согласия он и его семья будут тайно вывезены на броневике. Однажды летом 1942 года на рассвете я и еще два разведчика охраны добрались до деревни Аркино, что в трех километрах от Локтя. Я оставил личное оружие товарищам, засевшим во ржи близ дороги, и двинулся в Локоть. На окраине меня задержали и отвели в караульное помещение. Я без обиняков назвался братом начальника штаба бригады, и меня тотчас же отвели к нему на квартиру. Приказав жене выйти, он распечатал конверт.
— Напрасно стараетесь, — сказал он злобно. — Дело Советов гиблое, Красная Армия не вернется. Писулек мне больше не шлите. А если придешь еще раз, подготовим тебе петлю по размеру.
— Что же, — ответил я, — и для тебя, братец, осина будет подготовлена. Выберем самую крепкую, чтобы, не приведи бог, не свалился.
На том и разошлись. Илья распорядился отвести меня в поле и отпустить. В установленном месте я встретился с друзьями, и мы скрытными тропами добрались до базы отряда. Больше никогда я с братом не встречался…»
Петр Тикунов, выбрав ночь потемнее, унес радиоприемник из дядиного амбара и замаскировал ветками в овраге. Там он разобрал его по частям и, как было условлено, передал медсестре Анне Борисовой. Родственникам сказал, что сжег его из боязни обыска, тем более о приемнике знает Илья Шавыкин. Собрать и настроить приемник уже было делом нехитрым. Сперва его установили между книгами в доме Незымаевых на Привокзальной улице. Но, не желая ставить родителей Павла под удар, перенесли в укромный тайник в подвальной кладовой больницы.
Первые сводки Совинформбюро записывали отец Павла Гавриил Иванович и мать Анна Ивановна. А когда приемник уже находился в подвале больницы, сообщения принимали по очереди Павел Незымаев, Александр Енюков и другие члены подпольного штаба. Передачи из Москвы соединяли их с Большой землей, придавали уверенность и неиссякаемую энергию. Подпольщики радовались, что отныне они смогут развеять сомнение в сердцах и умах земляков, вселить в них веру в победу, развенчать лживую пропаганду о полном разгроме Красной Армии и предстоящем захвате Москвы и Ленинграда. Голос Москвы сообщал о единстве фронта и тыла, о неизбежном повороте в войне, о том, что успехи фашистских войск носят временный характер и поражение гитлеровской Германии неминуемо.
Теперь встала задача донести эту правду до народа, до населения поселков и деревень, затерянных в глухих лесах. О нарастающем партизанском движении в тылу врага знали и здесь, в Комаричах. Из соседних районов шла молва о нападениях на вражеские гарнизоны партизанских отрядов. Их союзниками были непроходимые вековые леса, глубокие реки. «Зеленый бастион» против фашистских захватчиков стал настоящим вторым фронтом, против которого нередко были бессильны карательные экспедиции, агентура гестапо и полицейские наемники.
ЗВОНОК ИЗ ХАРЬКОВА
Однажды ко мне на квартиру позвонили из Харькова.
— Здравствуйте! С вами говорит комаричский паренек из сорок первого года — Володя, ныне профессор Владимир Яковлевич Максаков. Вы просили рассказать о незымаевских листовках. Так вот, их эффект был потрясающим! Сводки Совинформбюро, принятые по радио доктором Незымаевым и распространенные нами, мальчишками, передавались из уст в уста, воодушевляли и поднимали народ. Помню ликование земляков, вызванное сообщениями о советских ударах под Тихвином, Ростовом, особенно в разгроме фашистов под Москвой…
«Незымаев строго следил, чтобы листовки писались разными почерками, в основном детскими. Организация была разбита на пятерки: каждый знал только одного человека. Пароли и явки менялись постоянно — так исключалась утечка информации. Помню одну из первых листовок. Она извещала о торжественном заседании в Москве по случаю 24-й годовщины Великого Октября и о параде советских войск на Красной площади 7 ноября 1941 года. Фраза из речи Верховного Главнокомандующего: «Наше дело правое, — победа будет за нами!» — эстафетой пронеслась по деревням и поселкам, от дома к дому».
Руководители Комаричского подполья понимали, что распространение сводок о контрударах Красной Армии на фронтах и сообщение об обстановке в стране и в мире лишь одна сторона дела. Надо искать пути, чтобы приспособить пропаганду к местным условиям, чтобы она доходила не только до земляков, но и проникала в военные гарнизоны, сформированные в основном из мадьяров и словаков и так называемых «русско-немецких» батальонов бригады РОНА, содействовала бы их разложению, дезертирству и переходу с оружием в руках на сторону партизан.
Задача была не из легких. Да и опыта такого не было у молодых подпольщиков. Нужна была помощь членов партии и чекистов, действующих тоже в тылу врага на партизанских базах и заимках. Для контакта с ними требовалось содействие местных охотников, рыболовов или работников лесничеств, знающих все незаметные для постороннего глаза тропы, болота, омуты и урочища, для которых брянский лес был родным домом. Однако почти все здешние следопыты с первых дней оккупации влились в партизанские отряды и служили им проводниками. Где найти надежных людей для связи, кому довериться? И тут нежданно-негаданно пришла помощь из леса.