Энни не могла отрицать очевидное, немного озадаченная прозорливостью Марка. Как быстро он докопался до сути. А он, бросив на нее долгий и пристальный взгляд, решительно заявил:

— И я это сделаю.

Энни затрепетала. Его решимость восхищала ее, но она не забыла предупреждений Филиппа и Дианы. Хочет ли ее Марк потому, что любит, или потому, что она может вскоре стать известной звездой, правда, если Филипп с Дианой не ошибаются…

День еще не кончился, когда они подъехали к околице деревни. Марк притормозил у небольшого трактира с остроконечной крышей. На качающейся вывеске была изображена серебристая рыба среди зеленого тростника. Название «Гостиница для рыбаков» было выведено красными буквами с завитушками прямо под рисунком.

— Здесь мы и остановимся, — заявил Марк. — Сюда приезжает много англичан порыбачить в наших реках. Часто останавливаются на ночлег и те, кто проезжают мимо, в сторону швейцарских озер.

Марк вновь тронул машину и поехал вперед по прямой, казавшейся бесконечной дороге, проходившей через сосновый бор. Деревья стояли темными рядами по обеим сторонам дороги.

— Куда мы едем? — нервно спросила девушка, озираясь на тенистые заросли деревьев. — Скоро стемнеет!

И в самом деле быстро сгущались сумерки, в лесу становилось темновато, казалось, вот-вот наступит ночь. Марк свернул с хорошей дороги на узкий проселок, понемногу зараставший молодыми деревьями.

— Нет! — закричала Энни, внезапно перепугавшись. Она знала этот проселок, знала, куда тот ведет. — Марк, не надо, я не могу, не везите меня туда, не заставляйте идти туда!

Рука Марка, скользнув вбок, перехватила ее руку.

— Не надо бояться, дорогая. Я рядом и позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось.

Энни потянулась к ручке и попыталась открыть дверцу. Марк остановил машину, и она, справившись наконец с дверцей, выскочила наружу. Марк также выскочил из машины и обежал ее вокруг, чтобы поймать Энни, заключить ее в объятия.

— Что тебя так испугало? Тут никого нет! — успокаивал он ее.

— Вы знаете, это здесь… — выдохнула Энни, дрожа как в лихорадке. — Мне снилось это место. Я знаю, будет плохо, когда я окажусь там, где все и произошло… Нет, это уж слишком! Я этого не вынесу…

Марк продолжал сжимать девушку в объятиях. ветер раздувал ее черные волосы, и они бились о его лицо.

— Слушай, Энни, слушай, как шумит сосновый бор!

А лес вздыхал вокруг них, деревья поскрипывали под порывами ветра, трещали, когда ломались и падали наземь ветви. Шум стоял неумолчный.

Он и пугал и очаровывал девушку.

— Доверься мне, — умоляюще произнес Марк. — Все, чего я хочу от тебя, — это просто пройти дальше по этому проселку до…

— До лесной избушки, — закончила Энни, вздрогнув при этом. — Я знаю, куда ведет этот проселок. Скоро стемнеет. Я ненавидела этот сон. От него такая горечь на душе. Ощущение утраты, пустоты… Он ушел, ушел навсегда. — Чувство страшной потери вновь обрушилось на девушку, словно сон повторялся наяву.

— Я с тобой, — шепотом напомнил ей Марк, целуя Энни в щеку.

Она недоуменно посмотрела на Марка, крепко обняла его, словно опасаясь, что он опять пропадет куда-то, сгинет…

— О Марк! Что со мной происходит? Я боюсь… Я схожу с ума? Я не могу туда пойти Мне нельзя туда Я знаю, что там…

— Я хочу, чтобы ты пошла и увидела, — мягко продолжал настаивать Марк. — Ты все должна увидеть собственными глазами и убедиться в том, что все правда.

Девушка колебалась; дрожа на ветру, затем тяжко вздохнула и согласно кивнула головой. Марк был прав, она должна все увидеть собственными глазами и во всем сама разобраться.

Они медленно поднимались в гору в сгущающихся сумерках. Энни вздрагивала при каждом звуке, пугливо озиралась по сторонам. Завидев избушку, Энни остановилась как вкопанная. Сердце гулко билось в груди.

— Это же… Это точно, я помню… Я это видела… — в тех самых кошмарах, мысленно добавила девушка. Да, она видела это место во сне, но кто мог поручиться, что Марк каким-то способом не внушил ей эти сновидения?

И мог ли он заставить ее все вспомнить? И так ярко? Она знала эти места так, словно всю жизнь тут жила, узнавала малейшие подробности — то, как были сложены бревна стен под крытой дерном крышей. Энни помнила эту дверь, окна, прикрытые ставнями, деревянную бочку с крышкой, она помнила и эти сосны, уходящие в бесконечность, и даже старый ясень, растущий неподалеку, с молодой листвой на растрескавшихся старых ветвях.

Энни робко глянула на дверь избушки.

— Я не могу туда войти! Не пытайтесь меня заставить…

— Даже вместе со мной?

Девушка посмотрела на Марка, заглянула в глубь его темных бездонных глаз и тяжко вздохнула.

— Что ж, если так надо… — Впрочем, если Марк рядом с ней, она может многое.

— Ну, а где же спрятан ключ? — спросил Марк.

Энни, ни минуты не задумываясь, ответила:

— Под ступенькой.

Только тут она замерла, вся похолодев, — откуда она могла об этом знать?

Марк шумно дышал. Не глядя в ее сторону, он наклонился и медленно провел рукой под деревянной половицей, потом выпрямился с ключом в руках. Никто из них не произнес ни слова. Марк вставил ключ в дверной замок, послышался металлический скрежет. Он толкнул дверь, и та распахнулась внутрь. Энни замерла на пороге, вся сжавшись, испуганно заглядывая внутрь. Воздух в избушке был сырой и холодный, пахло плесенью от земляного пола. Убранство избушки состояло из старого деревянного стула, широкой деревянной лавки в углу, на которой можно было разложить соломенную подстилку, да ржавой печки в центре, с дымовой трубой, уходящей под крышу. На стене полка с несколькими кружками и тарелками. Тут же кастрюльки на гвоздях и охапка дров, видимо укрытых здесь от дождя. Ничего тут не изменилось, и Энни как-то сразу поняла это. Мгновенно. Даже старые сковородки остались на своих местах. И старые погнутые оловянные тарелки, некогда имевшие голубой ободок, также были знакомы ей, словно она видела их только вчера. У Энни слезы навернулись на глаза. Девушка прижалась лицом к стене, замерла. Потом ее зазнобило от воспоминаний, которые сейчас проносились у нее перед глазами с немыслимой быстротой, словно она едет в поезде и смотрит на людей, поля, вокзалы, уходящие назад… Воспоминания летели все быстрее и быстрее, из тьмы времени выплывали лица, события, образы.

— О, нет! Нет-нет, нет! — твердила Энни. Марк стоял вплотную к ней, придерживая ее, чтобы не упала.

— Ну тихо, дорогая, успокойся, не плачь. Сейчас мы уедем, если это так плохо на тебя действует.

Но Энни его даже не слышала. Она вся целиком была где-то в прошлом, в его объятиях. И не сейчас, не в этой избушке, а там, под раскидистыми ветвями деревьев, темной летней ночью, где они любили друг друга на подстилке из папоротников, шуршавшей в такт движению их тел. Аромат смятой травы и листьев был столь силен, что Энни ощущала его и сейчас.

Девушка стояла с закрытыми глазами, вдыхая аромат, который напомнил ей о блаженстве, какое она испытала тогда в его объятиях. Ее руки ощущали тепло его кожи, гладили его крепкие широкие плечи, спину, чувствуя его силу, вслушиваясь в неровное шумное дыхание. Она вспомнила, как жадно притянула тогда его к себе, как неистово впустила его в себя, горя желанием удержать так навсегда.

Свет луны падал на их обнаженные тела, струясь, словно речная вода… Они оба понимали опасность, грозящую им, и тем неистовее любили друг друга. Они отдавались любви полностью, казалось, им не утолить любовный голод, ведь они не могли знать, будет ли у них еще такой шанс. В их ненадежном мире лишь любовь была очагом стабильности, но любовь такая хрупкая материя, а смерть была рядом, буквально за углом…

Внезапно картина резко изменилась. Энни издала грудной стон. Каким-то образом она поняла, что наступил тот страшный момент, ее последняя встреча с ним. Это было на следующий день. Марка привели в деревню его преследователи. Немцы требовали опознать английского летчика, грозя жестокими карами. Они хотели знать, кто укрывал беглеца. Анна как раз стояла на пороге своей лавки и видела, как Марка провели мимо, бледного, с трудом переставляющего ноги, покрытого багровыми пятнами запекшейся крови.