«Ты первый мужчина в моей жизни, – сказала она мне тогда, – и единственный».

Я старался сосредоточиться на этой мысли. Полицейский стоял, вытянувшись у стены. Я поинтересовался, как его зовут.

– Джек Митчел, сэр.

– Садись, Джек, и не беспокойся обо мне. Сегодня я не на службе.

– Да, сэр. Спасибо, сэр, – произнес он таким тоном, как будто я по крайней мере шеф-инспектор или кто-нибудь в этом роде.

Я начал спускаться по лестнице. Когда я достиг пролета первого этажа, дверь квартиры Свенсонов отворилась, и старая дама, маленькая и жеманная, высунула свой нос.

– Простите, сэр, – пропищала она. – Вы действительно детектив Стен, не правда ли?

Я повернулся.

– Совершенно верно.

– Муж той красивой дамы, которая убила Кери?

Я поправил ее:

– Которую обвиняют в убийстве Кери.

Она фальшиво улыбнулась.

– Ну конечно, – вздохнула она, кладя свою руку на мою. – Я только хотела сказать, что мы очень огорчены. Если бы мы только могли что-нибудь сделать...

Она оставила фразу незаконченной. На мгновение я задумался. Передо мной находился свидетель, показания которого направлены против Пат. Я поднял шляпу и вытер пот носовым платком.

– Послушайте, миссис Свенсон. Там, в комиссариате, ваш муж категорически настаивал на том, что моя жена и есть та особа, которая приходила к Кери два или три раза в неделю после полудня в течение полугода.

Щеки старой дамы порозовели.

– Ну и что же! Живя в одном подъезде, мы время от времени встречали ее на лестнице. А иногда, когда становится тепло, как сегодня, мы оставляем свою дверь открытой и видим, как она проходит мимо нас, поднимаясь на верхний этаж. Но мы не знали, кто она. Я хочу сказать, мы не знали ее имени до вчерашнего вечера.

Я вытащил из бумажника фотографию.

– И вы готовы под присягой подтвердить, что это та молодая женщина, которую вы видели?

Старушка с улыбкой покачала головой.

– Сожалею, но я должна сходить за очками. Может быть, вы зайдете, мистер Стен?

Квартира их была точной копией той, наверху, но обставлена гораздо скромней. Еще бы, Свенсон сам зарабатывал на жизнь. Дверь в спальню была открыта, миссис Свенсон закрыла ее и грустно улыбнулась.

– Чарлз только что заснул, а я заснуть не в силах, так как все время думаю о вашей несчастной жене, – говоря это, старая дама искала свои очки. – На какие безумства способны женщины! Правда, я мучаюсь и не могу понять, как женщина, у которой свой дом и семья, может пойти на... – Миссис Свенсон смутилась и оборвала фразу. – Я все болтаю и болтаю, как сказал бы Чарлз.

Наконец она нашла свои очки и стала разглядывать фотографию, которую я ей протянул.

– Да, – уверенно сказала она, – это та молодая женщина, которую мы видели.

– А разве вы не могли принять за нее другую рыжую женщину, похожую на нее?

Она снова взглянула на фото.

– Нет, я не ошибаюсь. Мне очень жаль, но это точно она. – Старушка ткнула пальцем в родинку на подбородке Пат. – Я очень хорошо помню этот маленький знак.

Значит, так... Я спрятал фотографию в бумажник и спустился с лестницы. Светало, но на теневой стороне улицы было еще темно. Я был уже на полпути к арке, когда это произошло – совсем неожиданно для меня.

Я проходил мимо совершенно темной лестницы и вдруг получил удар сзади. Сначала я услышал стук и уже потом ощутил боль. Шляпа моя упала. Я пролетел вперед и ударился об стену.

– Он хитрый, – сказал один мужской голос.

– Не хитрее нас, – ответил другой.

Я упал на спину, но постарался как можно скорее повернуться на бок и достать револьвер. Те двое принялись бить меня ногами. Один удар угодил в подбородок. Я схватил другую ногу и всем весом навалился на ее владельца. Я услышал треск, который издает ломающаяся кость. Мужчина заскрипел зубами и застонал от невыносимой боли. Но дубинка продолжала бить меня по спине и лицу, пока я не уткнулся в грязный пол.

Когда я пришел в себя, то был один. Один, но рядом стоял малыш лет восьми с молоком и хлебом в руках. Он заметил, что я открыл глаза, и сразу предупредил:

– Ты бы лучше шел отсюда. Флики не церемонятся с пьяными. На прошлой неделе они два раза подобрали моего старика.

Я встал, опираясь о стену. У меня ничего не было сломано, но зато пропали револьвер, бляха и бумажник.

– Ты никого здесь не видел? – спросил я малыша.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, – казалось, я заинтересовал его. – Боже, ты весь в крови! С кем-нибудь подрался?

– Нет, – буркнул я.

Я с трудом дошел до двери, выводящей на улицу, и рывком отворил ее. Теперь на улице было уже много народу. Целый поток машин направлялся к Седьмой авеню. Попробовать обнаружить двух типов, которые обработали меня, то же, что искать девушку в публичном доме. Я слышал лишь их голоса. И знаю только то, что у одного из них сломана нога. В этом я был уверен, так как слышал треск переломанной кости.

Я пересекал тротуар, чтобы подойти к своей машине, и толкнул двух продавщиц, шедших на работу.

– Вы не могли бы быть осторожней? – огрызнулась одна из них.

– Да ты что! Он ведь едва держится на ногах, – участливо заметила другая.

Я с трудом уселся за руль и захлопнул дверцу машины. В одном из карманов в машине был пакет бумаги, которой я и попытался стереть кровь с лица.

Кто были эти мужчины? Воры? Но вместе с тем слова, сказанные ими, плохо вяжутся с этим предположением.

«Он хитрый, – сказал один. – Не хитрее нас», – возразил другой.

А потом эта история с бляхой и револьвером. Типы, занимающиеся грабежом, забрали бы только мой бумажник, и были бы довольны. Украсть бляху и револьвер – это совершенно в духе Рега Хоплона, чтобы отомстить мне за удар в баре Гюнеса – заставить меня написать рапорт, самый убийственный для флика: «У меня украли бляху и револьвер».

Ни за что в жизни! Лучше сдохнуть!

А может, это имеет какое-то отношение к Пат? Кто-то сомневается в том, что я ей не поверю? Вполне возможно, потому что я сую свой нос куда не надо и задаю всякие вопросы, вместо того, чтобы напиться и искать утешения в постели другой женщины.

Эта мысль понемногу овладевала мной. Что он – вполне возможно. Я узнаю об этом, когда опрошу официанта Майерса. Но сейчас мне необходима ванна, чистая одежда и другой револьвер.

Я влился в поток машин и направился к дому. Дом! Какая насмешка! Голова страшно болела. Во рту был привкус соли и крови. В хорошую же переделку я попал!

Но, как бы там ни было, не будет для меня дома без Пат...

На углу 182-й улицы продавец газет выкрикивал какую-то несуразицу, заманивая покупателей. Впрочем, это приблизительно то, чего я ожидал и о чем предупреждал Пат – чтобы она не слишком реагировала. Мальчик, казалось, распевал:

– Сенсационное преступление, сенсационное! Подробности в газете. Жена детектива убивает своего любовника на квартире в Гринвич-Вилледж.

Я нащупал в кармане монету и приобрел газету. На одной из страниц была помещена фотография Пат с надписью:

"Лилу, моей любви. На всю жизнь,

Патриция".

Мальчик меня не знал.

– Недурная девочка, правда? – с энтузиазмом проговорил он. – Дайте мне еще разок взглянуть на нее.

Я оставил машину там же и пешком дошел до дома, на ходу просматривая газету. Або не стал ставить акценты из-за симпатии ко мне. Но факты остаются фактами, как их не располагай. И в его статье все равно приводится их столько, что вполне хватит, чтобы посадить Пат на электрический стул. Кери был любовником Пат в течение полугода. Недавно он заинтересовался другой, и Пат застрелила его. Я провел рукой по лицу, испачканному кровью и потом.

Черный «кадиллак» стоял вдоль тротуара перед домом, в который мы переехали сразу же, как я получил первое повышение. Это была небольшая квартирка, но она нам нравилась. Чем больше я думал об этом, тем хуже становилось на душе.