Одновременно правительство предприняло энергичные усилия для того, чтобы превратить большинство еврейского населения, состоявшее из шинкарей и корчмарей, мелких торговцев и людей без определенных занятий, в земледельческий народ. Однако, как убедительно показал в своем исследовании А.И. Солженицын, эти усилия царского правительства столкнулись с огромными трудностями. Ссылаясь на исследования «еврея В.Н. Никитина, ребенком взятого в колонисты», писатель указывал, что «цель правительства была… кроме государственной задачи освоения обширных ненаселенных земель, – расселить евреев просторнее, чем они живут, привлечь их к производительному физическому труду и удалить от «вредных промыслов», при которых они «массами волей-неволей отягощали и без того… незавидный быт крепостных крестьян»… Однако евреи далеко не спешили в земледельцы. Желающих переселяться сперва оказалось лишь три дюжины семейств».
Хотя потом приток переселенцев увеличился, «к 1812 открылось, что из вышедших уже на поселение 848 семейств осталось 538, в отлучках 88 семейств (уходили на промыслы в Херсон, Николаев, Одессу и даже в Польшу), а остальных – вовсе нет, исчезли». Правительство признало провал колонизации «по узнанному их (евреев) отвращению к земледелию, по незнанию как за него приняться и по упущениям смотрителей». Новые попытки посадить евреев на землю завершались также плачевно. Будущий декабрист П.И. Пестель так объяснял эти неудачи: «Ожидая Мессию, считают себя евреи временными обывателями края, где находятся, и потому никак не хотят земледелием заниматься, ремесленников даже отчасти презирают и большею частью одною торговлею занимаются». Совершенно очевидно, что занятия евреев в местечках (содержание питейных заведений, мелкое предпринимательство) не подготовили их к крестьянскому труду, требующего немалой физической подготовки, а также разнообразных знаний природы и долгого опыта сельскохозяйственной деятельности.
Солженицын приводил слова Никитина, описывавшего положение евреев-колонистов в Херсонской губернии в 1845 году: «Хозяйство в весьма неудовлетворительном состоянии; большая часть этих колонистов очень бедна: чуждаясь всякой земляной работы – не многие из них порядочно обрабатывают землю, а потому и при хороших урожаях получают очень скудные результаты», «земля в огородах – не тронута», женщины и дети не заняты на земле, «30-деся-тинный участок «едва обеспечивал дневное пропитание». «Примеру немецких колонистов» следовало самое незначительное число еврейских поселенцев; большая же часть их показала явное отвращение к земледелию и старалась исполнить требования начальства для того, чтобы получить потом паспорт на отлучку»… Много земли они оставляли в залежи, возделывали землю по клочкам, где вздумается… Слишком небрежно обходились со скотиной… лошадей заганивали в езде и мало кормили, особенно в шабашные дни», нежных коров немецкой породы доили в разное время, отчего они переставали давать молоко».
О том, что и через 40 лет мало что изменилось в положении и деятельности евреев-колонистов на Херсонщине, свидетельствовали воспоминания Троцкого, описавшего жизнь колонистов Громоклеи в 80-х гг.: «Колония располагалась вдоль балки: по одну сторону – еврейская, по другую – немецкая. Они резко отличны. В немецкой части дома аккуратные, частью под черепицей, частью под камышом, крупные лошади, гладкие коровы. В еврейской части – разоренные избушки, ободранные крыши, жалкий скот». Попытки правительства России превратить евреев в крепких деревенских хозяев-землепашцев окончились неудачей.
С неменьшими трудностями столкнулось царское правительство Николая I в своих попытках заставить евреев служить в армии. По словам АИ. Солженицына, «первая энергичная мера относительно евреев, которою Николай занялся от начала царствования, – уровнять евреев с русским населением в несении всех государственных повинностей, а именно: привлечь их ко всеобщей личной рекрутской повинности, которую они не знали от самого присоединения к России». Считалось, что «рекрутская повинность уменьшит число евреев, не занимавшихся производительным трудом», а также «что оторванность рекрута от густой еврейской среды будет способствовать приобщению его к общегосударственному порядку жизни, а то и к православию». Хотя от рекрутских наборов были освобождены многие категории евреев (купцы всех гильдий, жители сельскохозяйственных колоний, цеховые мастера, механики на фабриках, раввины и все евреи, имевшие среднее и высшее образование), власти не могли добиться набора в армию требуемого числа евреев. «При введении среди евреев регулярной рекрутской повинности – подлежащие призыву мужчины стали утекать и не давались в полном числе».
Сопротивлением были встречены и учрежденные при Николае I школы для еврейских детей, в которых «только еврейские предметы преподавались педагогами еврейскими (и на иврите), а общие – русскими». Как замечает А.И. Солженицын, «еще немало лет еврейское население отвращалось от этих школ, испытывало «школобоязнь». Историк Ю. Гессен писал: «Подобно тому как население уклонялось от рекрутчины, оно спасалось от школ, боясь отдавать детей в эти рассадники «свободомыслия». «Зажиточные еврейские семьи, – пишет Солженицын, – зачастую посылали в казенные училища вместо своих детей – чужих, из бедноты… А.Г. Слиозберг вспоминает, что даже и в 70-е годы поступление в гимназию считалось предательством еврейской сущности, гимназический мундир был знаком богоотступничества».
Указ же Николая I, запретившего евреям носить традиционную одежду (тюрбаны у женщин, длинные халаты у мужчин) был встречен как посягательство на основы основ еврейского быта. Генерал Грулев с детства наслушался немало «рассказов взрослых о плаче и рыданиях, которыми сопровождалось введение в действие этого указа. В городах и местечках черты оседлости евреи толпами, стар и млад, мужчины и женщины, бросились на кладбище, где на родных могилах, неистовым воем, плачем и причитаниями молили о заступничестве предков». Многие евреи прибегали к хитростям, чтобы сохранить традиционный наряд. Женщинам, которым было запрещено носить тюрбаны, стали носить на голове повязки из «черного атласа со сборками в виде вьющихся волос и даже с пробором из белой шелковинки; так чтобы с внешней стороны было похоже на прическу из собственных волос, которые по-прежнему прятались тщательным образом или сбривались вовсе… Прошло, однако, немного лет и молодые еврейки скоро забыли свои дореформенные полуазиатские одежды и охотно стали франтить в европейских костюмах».
Видя в кагалах главные очаги сопротивления своим реформам, Николай 1в 1844 году ликвидировал кагальную организацию, передав их функции городским управам и ратушам. Так был нанесен удар по общинной организации евреев в России.
Хотя сопротивление царским реформам зачастую было вызвано консерватизмом общин, в основе растущих противоречий между еврейским населением и правительством явился конфликт интересов, который так изложил А.И. Солженицын: «Нужда евреев (и свойство их динамичной трехтысячелетней жизни): как можно шире расселиться среди иноплеменников, чтобы как можно большему числу евреев было бы доступно заниматься торговлей, посредничеством и производством (затем – и иметь простор в культуре окружающего населения). – А нужда русских, в оценке правительства, была: удержать нерв своей хозяйственной (затем – и культурной) жизни, развивать ее самим».
Этот конфликт интересов усугублялся, как справедливо подчеркивал Солженицын, быстрым ростом еврейского населения: «От первичного около миллионного населения при первых разделах Польши – до пяти млн. 175 тыс. к переписи 1897, то есть за столетие выросло больше, чем в пять раз. (В начале XIX в. российское еврейство составляло 30% мирового, в 1880– уже 51%.) Это– крупное историческое явление, не осмысленное привременно ни русским обществом, ни российской администрацией». Получалось, что постоянно растущая масса населения чувствовала себя ущемленной в правах и обделенной в удовлетворении своих интересов и правительство сталкивалось с глухим сопротивлением своей политике со стороны все возраставшей людской массы.