— Городок наш ничего, — распаковывая вещи мурлыкал себе под нос Фартовый с детства знакомую мелодию, — проститутки, наркоманы составляют большинство.
Такие социальные выводы, конечно, являлись поэтической гиперболой, но в наличии и тех и других представителей группы риска, уже за краткое свое пребывание в Железкограде, Фартовый имел возможность удостовериться.
Обнаруженное не удивляло. Знал и раньше. Местная братва регулярно отстегивала кешем дяде Бене. Бывала порой нужда при тех передачках присутствовать. Потому знал за что башляют и сколько. А вот за что и сколько зелени перегонялось через офшорки, того не знал и знать не был должен. Не болтлив, не бахвалист дядя Беня. Трепливых да любопытных, в чужие дела рога сующих, не жаловал.
Потому не знал лишнего Фартовый. Но догадывался, что не за баловства отстающих пэтэушников. Догадывался и что до хрена. Место козырное, в соответствующем плане очень даже подходящее, и братва свое не упускала. Толковая братва.
А вот один банковский деятель мог оказаться и бестолковым.
Поскольку затрагивались интересы собственно дяди Бени, местных не подписывали. Нанести визит вежливости надлежало лично и в одиночку Фартовому. Предстояло передать привет, здоровьем поинтересоваться. Не банкира, конечно, что с ним, бугаем, станется. Здоровьем супруги, детишек, матушкиным самочувствием полюбопытствовать. Обсудить творческие успехи молодой звездулечки, из которой зрелолетний меценат тщился возжечь эстрадную Супер Нову. Раскатал за счет общака губу, падло.
Видал Фартовый фотки этой мокрописьки бесхвостой. Запомнил, зафиксировал, теперь завсегда узнает. И адресок имеется. В памяти. Равно, как и прочие адрески и прочие портреты.
Клопов, слава богу, в номере не было. Не выносят, небось, бедняжки, заводского чада. Спалось крепко. Поутру поднявшись, помывшись, побрившись, наодеколонившись и надезондорантившись, одел свежую рубашку, костюмчик серенький в темную полоску. Придирчиво в зеркало погляделся. Увиденным остался доволен. Прикид по делу, самый раз канает. Без понтовых наворотов, не новье, но и не рвань какая. Галстук повязал. В банк же идти. И не к клерку у окошка. Этажом повыше. Вид должен быть приличным. Но без изысков.
Туфельки почистил. Походил по комнате, зубом поцикал, указательными пальцами повертел. Ствол брать, стремно, да и лишнее это. Сегодня, по крайней мере. Да без приправы, ну как-то не так, ну, не по себе. В натуре не по себе. Словно с расстегнутой ширинкой.
Взял отвертку. Острую, тонкую, длинную. Обыкновенную монтажную отвертку. Вот только ручка у нее с приколом, материальчика такого, что, сколько его не лапай, пальчики не остаются. Положил в кожаный футляр, с ней рядом ручку и механический карандаш. Засунул все во внутренний карман пиджака.
Вынул из чемодана книженцию «Библиотечка банковского работника. Тонкая настройка компьютера». Специально такую купил на лотке у букиниста. В состоянии хорошем, но явно пользованная. Сразу понятно — для работы она у человека. Оттого и отвертку с собой носит, что бы тонко, значит, настраивать.
Вроде мелочи это все. Да горит братва не на крупняке, на фуфле прокалывается. Пацаном, по ширме, фартом не залетел на кичу, с той поры усек железно — на арапа одни только отморозки ведутся. Потому предусмотрителен Фартовый, скрупулезен до педантизма. Отмазки заблаговременно лепил. И улицу переходил исключительно на зеленый свет. Не иначе.
Покинув фойе беззвездочного отеля, огляделся. Прикинул палец к носу. До банка не близко. Брать тачку? Да не хотелось лишний раз в чужой, цепкой таксеровской памяти, свой портрет рисовать. Времени предостаточно. Можно побывать ближе к народу, окунуться в местный быт. Решил ехать троллейбусом. Благо, хоть курсировало маршрутов с пяток, да все по одной улице. Только какой номер ближе, какой дальше. И все, по карте судя, мимо нужного банка.
Сел в первый подошедший. На удивление было не тесно. Проехали всего две остановки и народу вовсе поменьшало, многие сошли у проходной номер 4. Даже присесть удалось. Правда неудобно, на первом за водителем сиденье, боком к движению, лицом к чужой заднице.
Местный быт наводил тоску. Раскрыл книжку. Поглядывал то в нее, то на индустриальные пейзажи. Тут завод дымит красным, там зеленым, а здесь серо-буро-малиновым. Потом потянулись пустыри. Из неведомых градоначальственных соображений и среди запустения остановка предусматривалась. У столба ожидала транспорта бабка, отягощенная годами да сумками и четверо лысостриженных качков.
— Шпана. — Зафиксировал Фартовый и перевернул очередной лист умной книги.
Качки разделившись споро ввалили в троллейбус. Пара через передние, пара в задние двери.
Контролеры у них таки? — Подумал Фартовый. Зевнул, легонько сжал кулак, разжал и передумал: — Нет, шпана, налетчики.
Один заскочил в кабину к водителю. — Ясно, — безучастно констатировал знаток тонкой настройки, — хочет, чтоб тот двери закрыл и ехал, но медленно и на остановке не останавливался. Разумно.
Сотоварищ разумного, видать главарь, хижо ухмыляясь, помахивая стволом, контролировал ситуацию. Двое с задних дверей, начиная с торцевых кресел, пошли по рядам собирать дань.
Фартовый недовольно пожевал тонкую губу, в сомнении ладонью покачал. Ему эта ситуация не нравилась. Категорически не нравилась. С каких это пор шпана целые троллейбусы на уши ставит? Не припоминал такого. Херня какая-то. Деловые, городской электротранспорт не пользуют. А с беззарплатного пролетариата — что взять, какой куш — один голяк. Выходит — не лопухнулся ли он, Фартовый-Локимен, не засветился ли где, не прокололся ли? А кто то вычислил, зацинковал, стуканул. И весь этот балаган по его, Локимена, душу. Так проще получается.
Скучающе, дяди Беневский эмиссар, жевал губу. Листал «Тонкую настройку». Настраивался.
А народ, устрашенный бандитскими харями, клинками выкидушек и вороненым стволом, безмолвствовал. Безропотно отдавал кровные. Дошла очередь и до головных пассажиров. Пока прыщавый верзила шмонал, вяло упирающуюся тощую девицу, стягивал с пальца кольцо из желтого металла, его кореш грубо толкнул Фартового.
— Не понял! Ты чо, опух? Чо ты, тормоз, на умняк присел? Грамотный, сука бля? Бабки гони! Живо! Козел!
Тут уже и честь Фартового была задета и настоятельно требовала незамедлительной сатисфакции. За наглый наезд шпана должна ответить. По полной программе.
Фартовый закивал головой. Сложил брошюру.
— Ну, шевели мослами! Козел!
Фартовый аж ресницами захлопал. С кажущейся неспешностью засунул руку во внутренний карман пиджака. Налетчик довольно щерился.
Он так и умер с оскаленной пастью и маленькой, почти бескровной дыркой под левым соском.
Без остановки, плавно поднимаясь, Фартовый вогнал заточку и в прыщавого. Шагнул к главарю. Тот остолбенело, забыв про пушку в руках, бледнел. Закатывал белесые зенки, беззвучно шевелил ртом, словно карась на разделочном столе. Наверняка он даже не заметил удара, как общепитовская сосиска не замечает воткнувшуюся в нее вилку.
Не осело еще тело на ступеньки, а Фартовый грациозно повернувшись, все в том же, изначально взятом ритме, перемахнул через поручень и скрылся за водительской стенкой.
Через миг оттуда показалась голова четвертого грабителя. Одурело пучеглазила и кивала, на первого, второго и третьего подельника. Потом выпялилась зенками, дернулась и поникла.
Троллейбус остановился. Дверь открылась. Фартовый покинул салон, и даже не помахав на прощание рукой, затерялся в дебрях, начавшихся уже, новостроек.
Следаки с обреченным остервенением скребли затылки, пытаясь установить личность неизвестного.
А неизвестный, зарезавший на глазах у целого троллейбуса, не много не мало, четверых человек, по всему судя, так неизвестным и останется. Разработка многочисленных свидетелей оказывалась более чем безрезультатной. Не состыковались показания. Не плясали. Не били. Одни очевидцы с пеной у рта утверждали, что был то двухметровый амбал, другие, не менее горячо уверяли, что шпингалет, метр пять в кепке. Согласно одним — брюнет, иные божились что блондин, а одна пассажирка злополучного маршрута доказывала, что огненно-рыжий. С усами, бритый юноша, но лет пожилых. Вроде мужчина, но некоторые клятвенно уверяли, что не иначе как брючная девица.