Через всю стену, большими буквами написано слово "ПИЗДЕЦ, "это очень символично и метко отображает как общее состояние вещей, так и состояние моей души. Немножко ниже, меньшими буквами написанная цитаты из песни группы Ленинград: «Жизнь потеряла смысл, бьюсь головой о пол, сегодня в отставку ушел Борис Ельцин — Боря вернись!»

Я ушел в самого себя, и мое состояние напоминает нирвану. Поезд начинает ехать. Он везет меня прочь. Я побросаю страну. В те минуты я считал, что навсегда. Вдруг, я замечаю Аню. Она бежит по перрону за поездом и что-то кричит. Мое вспотевшее лицо уперлось в грязного стекла. Кажется, я видел каждую ее клеточку, я ощущал ее запах и ее эмоции. Ее белые волосы рвал ветер, а она все бежала, и в наивных голубых глазах ее стояли слезы. Она выкрикивало мое имя), видел это по ее губам). В моих глазах также были слезы. Тогда я думал, что больше никогда не увижу ее. Это был последний случай, когда я проявил эмоции и ощутил боль потери. Потом, находясь на западе и возвратившись в страну (даже в момент встречи с Аней, которую, как свою первую любовь я не мог забыть), эмоций уже не было. Была лишь холодная уверенностью в правильности всего того, что я делаю. Вдруг, она упала, и мой взгляд зафиксировал ее на перроне, оставляя за горизонтом (сцена из классического лирического романа). Я послал ей воздушный поцелуй, которого она уже не увидела. Поезд набирает скорость. Колеса вертятся все быстрее и быстрее. По стене лезет здоровенный таракан, какого англичанин давит пальцем. Все это осталось в память как моменты романтики. Я буду, кажется, помнить те дни всегда. Я бросил эту страну и этот мир. Я ехал в далекий trip, такой таинственный и пугающий. Я не знал, что будет ждать меня. Мое сердце болело за весь мир., который был не таким, каким должен быть. Мир и жизнь в этом мире было настоящей хуйней. Без денег, лишь с верой в самого себя, поезд Киев-Лондон вез маленького Диму.

Отрываюсь от окна и начинаю тщательнее рассматривать своих соседей, с которыми я буду вынужден проехать три дня Европой: Украина, Польша, Объединенная Германия, Нидерланды, Люксембург. Оба англичанина имеют болезненно-бледный вид. Первого из них зовут Майкл. У него рыжие волосы, большой нос и утомленные глаза. Он рассказал мне, что приехал в Киев с другом (которого звали Питером, он выглядел, как и Майкл, лишь волосы у него были черные) писать дипломную работу на тему "Живопись восточнославянских народов в период 12-13 столетия " (я сморщился). Увидев наши бары и пабы (Golden Gate и O`Brain я так понял), увидев цены, они полностью забили на дипломную работу и занимались две недели лишь тем, что пили пиво, водку и снимали девок.

— Как вам наши девки, у вас таких нет.

— Почему же нет, есть.

— Кто? Леди Ди?

— Ты что-то имеешь «против» леди Ди?

— А я что-то должен иметь «за»?

Жили они в отеле «Спорт», что возле Олимпийского стадиона. Еврей, которого звали Миша (Мойша), стыдливо улыбался и старался не принимать участие в нашей беседе. Вообще, как я уже говорил, за весь путь он лишь иногда раскрывал рот. Большую часть времени он провел за чтением толстенной книги, обложка которой была завернута в титульную страницу газеты «Факты». Я снимаю свои гриндерсы. У меня верхняя полка. В таких длинных переездах это хорошо. Я прячу их вместе со своим бегом над полкой. Потом англичане угощают меня пивом. Пива у них много. В основном это «Taller ice» — мое любимое. До вечера мы на трех успеваем выпить двадцать бутылок. В голове приятно гудит и хочется еще развлечений. Вместе с Майклом мы идем в тамбур. Он достает из заднего кармана своих черных джинсов помятый пакет травки. Из кармана рубашки у него появляется пачка «Беломора». Он быстро делает тугой джойнт, не жалея сыпля травку.

— А Питер не будет?

— Нет, он не любит этого, говорит, что от драгс портиться мозг.

— Мозг портится, когда ничего не делаешь.

— Согласен.

Он дает мне джойнт, и я всасываю в себя сладкий и горячий дым. Классная трава. Приход уже через минуту. После меня джойнт берет Майкл. Так он переходит от одного ко второму. Последние два напаса делает Майкл. Все становится ярким. Я думаю о том, какие они классные люди, эти англичане. Ну и что, что уроды и похожи на мистеров Бинов? Мне хочется прижать Майкла к себе и сказать, как я его уважаю. Мне хочется сделать что-то хорошо для него. Но что? Может что-то купить? Надо будет выйти на ближайшей станции и купить минеральной воды и бананов! Да! Именно минеральной воды и бананов! Это объединения, вау! Это будет круто! Через минуту я уже забыл о своей идее и сижу в купе. Мы снова пьем пиво. Сколько того пива у англичан? Трое суток дороги лишь с перерывом для прохождения Украинско-Польской границы. Потом уже идет Европа, и наш поезд летит почти без остановок. Трое суток я пью пиво, выхожу подолбить с Майклом и смотрю в окно. Ночью мы проехали Люксембург с его буржуазными домами. Потом стояли. Ехали. Снова стояли. Я спал. Утром уже были в доках. Какая это была страна? Королевство Нидерландов? Я был пьяный и укуренный уже трое суток, поэтому путался.

Шел дождь. Холодный. Глаза у меня были красные и утомленные. Мы ждали парома. У меня еще было два часа. Я ходил грязными доками и смотрел на грязных птиц и корабли. Нашел какой то центр, где можно было приобрести кофе и гренки. Я взял себе одно кофе и две гренка. Потом пошел в туалет и долго разглядывал в зеркало сначала свое бледное лицо, а потом свой член, который от холода выглядел серым.

Спустился вниз со второго этажа, где находился туалет. Увидел в зале кафе англичан. Они завтракали и пили кофе. Они также увидели меня. Питер начал махать руками, звал меня присоединиться. Я сел вместе с ними. Стол был пластиковый и белого цвета, напоминало это кафе-мороженое окраин родного Киева. На столе пятно от того, что кто-то старательно жег его сигаретой. Купил себе еще одно кофе и брал поочередно из тарелок Питера и Майкла кусочки бекона и жареного картофеля. Кофе был жиденький и отвратительный. Бекон и картофель также. Само кафе не было претенциозным, оно было рассчитано на таких как мы, людей, которые только что проехали всю Европу и сейчас мечтают лишь о запахе кофе, забыв про его вкус. Люди сидели в этом кафе и ждали своего парома, который должен был стать той запятой, которая закончит еще один отрезок в их жизни.

— Еще полно времени, я задолбался ждать этот проклятый паром.

— Ты когда-нибудь плавал на пароме, Дмитрий?

— Нет, а что, есть на что посмотреть?

— Этот целый город! Там куча баров, танцы, фильмы, даже а-ля гостиничные комнаты!

— Для этого всего надо иметь деньги, которых у меня уже нет. Вот допиваю свой последний кофе в Европе.

— А Англия это что, не Европа?

— Но это же не континент.

В помещении, где мы сидели, были большие на всю стену будто в советских гастрономах грязные окна. Я смотрел сквозь них на дождь и на рыжую собаку, которая нашла что-то в коробке из-под бананов и жадно ела. Через час, а может немножко больше, мы уже поднялись на паром «Принц Филиппс». Я впервые видел такие водно-передвигающиеся конструкции, как этот паром. Ничего подобного ни в Украине, ни на просторах бывшего СССР, наверное, не было. «Принц Филиппс» представлял собой огромную восьмиэтажную махину. Первые четыре этажа были отведены под грузовые отделения: через Ла-Манш в них перевозили трейлеры, автобусы, легковые авто и груз. Другие четыре этажа представляли собою целый город с магазинами разного ранга, дешевых и дорогих кафе, ресторанов, двух кинотеатров, театра, гостиничного типа номеров, залов для отдыха и других, социально необходимых для несколько часового путешествия объектов, где пассажиры могли израсходовать свои деньги и отдохнуть. Первое мое впечатление, когда я увидел ЭТО была мысль про «Титаник». Я поднялся лифтом на седьмой этаж), седьмой был полностью отведен под гостиничного типа номера для богатых пассажиров, также там находился довольно фешенебельный ресторан). Первым делом я пошел в комнату для отдыха, которая напоминала зал ожидания на вокзале, различие лишь состояло в потому, что здесь были мягкие и удобные кресла. Бросив свой рюкзак (я не боялся, что его кто-то может спиздить: во-первых, я увидел, что много кто оставляет так свои вещи, таким образом, бронируя себе кресло; во-вторых, возле меня в свои кресла сели Петер и Майкл), я отправился на палубу, для того, чтобы лично сказать «прощай» старенькой Европе. Уже через минут тридцать паром мягко отправился в свой путь через Ла-Манш. Люди на причале махали нам руками и я едва сдержался, чтобы по-хулигански кому-то из них на показать средний палец. Возле меня стояло много людей. Они также махали руками и что-то кричали. У них в Европе остаются друзья, родственники, любимые. У меня в грязных нидерландских доках знакомым была разве что рыжая собака, которую я видел из грязного окна дешевого кафе с ужасным кофе. Европа исчезала в тумане и километрах, но еще долго я видел ее береговую полосу и слышал звуки нидерландского порта. Я пожалел в тот момент, что у меня не было с собою фотокамеры. Был бы замечательный кадр: Европа в тумане, будто в пороховом дыме. Возле меня стоит маленькая старенькая женщина-англичанка, чем-то похожая на мисс Марпл. У нее седые белые волосы и одетая она в черный дождевик. Оно смотрит на меня с приветливой улыбкой. Я стараюсь улыбнуться ей также, но у меня это выходит не очень искренне. Мне тяжело удается улыбаться искренне.