Кэролайн повернула к нему лицо и мягкой рукой закрыла ему рот, чтобы остановить его. Она прерывисто вздохнула. Ее тело говорило именно то, что услышал Дэниел. Она трепетала, когда он касался ее. Целуя его, она испытывала ощущения, о которых уже и забыла. Собственно говоря, она вообще не могла вспомнить, чувствовала ли она что-либо подобное раньше. Дело было не в Дэниеле; дело было в ее страхе, который был причиной ее неприступности.
– Нет-нет, Дэниел. Не думай, что я считаю тебя вандалом. Это не так. Дело во мне. Я… не могу… Я… Я замороженная.
Она дышала так, будто пробежала кросс. Признавать свою неполноценность всегда трудно, но признаться в сексуальном влечении к Дэниелу оказалось еще сложнее. Кэролайн вовсе не была уверена, рада ли она тому, что сделала это.
– Давай сядем. – Дэниел усадил ее на диван и сел рядом, обнимая ее за плечи. – Я рад, что ты не считаешь меня вандалом. – Его губы дернулись. Даже среди таких сильных волнений Кэролайн могла заставить его улыбнуться. – Дело не в тебе, Кэролайн. Не думай так. Ты нежная, милая и очень отзывчивая. Я просто не могу перенести, когда ты закутываешься в обманчивое одеяние Снежной Королевы. Слушай, что я тебе скажу. Моя бывшая жена, которая заставила меня несколько лет провести в аду, смотрела и разговаривала точно так же. Особенно когда она начинала перечислять мои недостатки как мужа. Я ведь никогда не буду выглядеть и говорить так, как будто я пришел откуда-нибудь из деревенского клуба.
– О, – кивнула Кэролайн, а потом с болезненной улыбкой сказала: – Я понимаю. Значит, дело не во мне? Я ведь только некоторая разновидность – суррогат, подобие самки-богини, которую ты сейчас можешь затащить в постель, потому что оригинал недоступен!
– Остановись! Ты знаешь, что это неправда. – Дэниел взял ее за плечи и хмуро посмотрел на нее. – Черт побери, Кэролайн, я знаю, кто ты. Я совершенно точно знаю, кто всегда сидит на моих лекциях в двенадцатом ряду возле прохода и кто спорит со мной по любому удобному поводу. И я уверен, что чертовски хорошо знаю, кого я поцеловал. Я узнаю тебя, если ты перекрасишь волосы в черный цвет и будешь соглашаться с каждым моим словом, – даже если от тебя больше не будет пахнуть, как от луга после дождя. Я только поцелую тебя, Кэролайн. – Он наклонился и легко коснулся губами ее губ. – Я сделаю вот так и сразу узнаю тебя. Всегда. Везде.
Кэролайн почувствовала, что тает. Его настойчивость, то, как он сжал ее плечи и поцеловал ее так нежно, что она не ощутила никакого страха, – все это говорило ей, что он сказал правду. Она закрыла глаза. Может быть, сейчас. Может быть, с Дэниелом. Если она действительно постарается.
Дэниел увидел на ее лице выражение решимости. Он печально улыбнулся и убрал свои руки с ее плеч. Он желал ее; все его тело пело об этом, но он не собирался становиться для нее только сексуальным тестом. Он вдруг почувствовал, что она – хрупкая, сомневающаяся в себе женщина, скрывающаяся под маской ледяной неприступности. Он не будет толкать ее вперед дальше и быстрее, чем она может двигаться. Он подавит свои желания. Кэролайн Фолкнер – женщина, которая заслуживает того, чтобы ее ждали.
Дэниел вздохнул и коснулся ее век указательным пальцем. Она выглядела такой прекрасной с этими гладкими светлыми волосами и нежным лицом. Желание овладело им, как только она открыла глаза и посмотрела на него. Он может ждать, но это будет нелегко.
– Идем, я отвезу тебя домой. У тебя был трудный день.
Он поднял ее на ноги. Кэролайн покачнулась, и его руки обвились вокруг нее. Потом он с сожалением передвинул руки, чтобы поддерживать ее в вертикальном положении. Как вежливый хозяин он помог ей надеть пальто и повел ее к выходу.
– А пока мы идем, я расскажу тебе о моей сегодняшней утренней битве с дюжиной подлых картофелин. По какой-то причине моя сестра Джози поручила мне принести картофельное пюре к обеду в День Благодарения и запретила использовать полуфабрикаты. Случай оказался тяжелым, поэтому я и не хотел, чтобы ты заходила на кухню. Поле битвы безобразно. Эти картофелины выделывали множество трюков, но после полудня мне все-таки удалось превратить их в кроткое серое месиво.
– Я хочу поцеловать тебя на прощание, – сказал Дэниел, когда его машина подъехала к уличной стоянке напротив дома Кэролайн. – Твои соседи будут сплетничать, если мы поцелуемся у твоего подъезда?
– Моя дочь может.
Эти слова вылетели прежде, чем Кэролайн вспомнила: Тесса. Придется войти и выслушивать жалобы Тессы на то, что День Благодарения был совсем не таким, каким должен быть.
– Никто не может сравниться с дорогим старым папочкой?
– Даже хуже. Она думает, что я настолько несостоятельна, что не смогла удержать его.
Кэролайн была изумлена. Как она позволила подобным мыслям проникнуть в этот светлый день? Конечно, хорошо поделиться с кем-нибудь. Но из всех людей, которых она знает, почему именно Дэниелу Фрателли она рассказывает о своих тайнах и неприятностях?
– Я очень разочаровала Тессу. Она думает, что у нее получилось бы лучше. Мне кажется, она хочет попытаться вернуть Гарри обратно.
– Я знаю. Сара всегда раздувает важно щеки, кормит меня кашей и говорит, насколько счастливее мы сейчас, когда ее мамы нет рядом, и как она собирается выходить за меня замуж, когда станет старше.
– У тебя опека над дочерью?
Кэролайн не была удивлена тем, что Дэниел захотел сам вырастить свою дочь, но ей стало интересно, какой же матерью была его бывшая жена.
– Да, Элисон просто… не способна. Она встречается с Сарой, когда может.
Он говорил о своей бывшей жене почти с жалостью. Может быть, он все еще мучается. Кэролайн могла бы это понять. Нужно много времени, чтобы прийти в себя после расторжения брака, даже неудачного. Особенно после неудачного.
Дэниел повернулся на сиденье и прислонился спиной к двери, вытянув ноги:
– Я все еще хочу поцеловать тебя на прощанье. Это приемлемо для вас, миссис Фолкнер, или мы будем вести дальнейшие переговоры? Я готов заключить договор и включить в него условия на будущее, относящиеся к нему действия, поведение и, безотносительно к этому, вышеупомянутый поцелуй.
Он притянул Кэролайн к себе и обнял ее. Для него всегда было легче смешивать волнение с беспечными шутками. Но он не чувствовал ни малейшей беспечности.
– Хорошо. Простое соглашение. Прощальный поцелуй. Здесь, в машине, на случай если Тесса уже дома.
Пелена опять спала с глаз Дэниела:
– Конечно. Мы ведь не хотим, чтобы твоя дочь увидела, как ты общаешься с кем-то, чья родословная не может сравниться с родословной ее дорогого старого папочки.
– Ты что, не понимаешь, как меня злит, когда ты приписываешь мне те чувства, которых я не испытываю? – рассердилась Кэролайн.
Она решила высказать свои чувства, не беспокоясь об оскорблении чувств Дэниела. Он глупец, и она собиралась сообщить ему это. Кэролайн взяла его за руку и попыталась вытолкнуть из машины:
– Ты мне надоел! Пойдем со мной!
– Куда? Ради Бога, что ты делаешь, Кэролайн?
– Я приведу тебя в дом, включу весь свет и буду целовать тебя прямо перед окнами. Перед всеми людьми, которые в доме, и перед всеми, которые могут пройти мимо дома! – Она испытывала облегчение, как всегда, когда кричала на Дэниела. – Я открою все окна и включу на полную громкость увертюру «1812 год». Это привлечет публику. Пойдем! Давай же, хвастун!
Сопротивляясь, Дэниел резко притянул ее к себе, и Кэролайн оказалась лежащей на нем. Она ощутила движение мускулов на его груди и услышала его глубокий заразительный смех.
– Откуда это взялось? Как из хорошо воспитанной студентки Кэролайн Фолкнер ты превратилась в инструктора морской пехоты? А каким образом я стал рекрутом? И она еще говорит о Джекиле и Хайде. – В его голосе была усмешка. – Я очень хочу поцеловать тебя, и мне безразлично, где, но зачем же огни и публика?
– Просто ты прекратишь болтать о том, какой ты деклассированный и как я пытаюсь тебя спрятать от своих родственников с голубой кровью.