— Отлично выглядишь, Рис, — сказал на ходу Гален, занимая свое место возле кресла. — Но не могу решить, то ли ты в образе Сэма Спейда из «Мальтийского сокола»^[11], то ли сексуального мороженщика.

Рис усмехнулся.

— Ну, я всегда сексуален, да и кто не любит мороженое, но выбирая одежду, я больше вдохновлялся фильмом-нуар^[12].

Гален хмыкнул в ответ.

— А я просто надеваю то, что мне велят.

Это было не совсем правдой, потому что цвет своей одежды он выбирал сам, а он в этом плане был одним из самых придирчивых. Гален провел меньше ста лет рядом с моей тетей, предпочитающей самой выбирать одежду своим стражам, и он никогда не был ее фаворитом, а то и вовсе был в немилости, чтобы она уделяла особенное внимание его внешнему виду. Что подарило ему ту свободу в поиске собственного стиля, которой были лишены другие охранники. У Риса был свой стиль, но только здесь со мной в Калифорнии он смог дать волю своему пристрастию фильмам-нуар, а до того королева одевала его так, чтобы показать его мускулы, что-то между воином из порнофильма и стилем диско. Я всегда считала, что так она хотела унизить Риса или попросту не знала, что с ним делать.

На Галене были светло-зеленые брюки, рубашка навыпуск и темно-зеленый приталенный пиджак. Его светлые локоны с длинной косичкой всегда были зеленого цвета, а кожа частенько кажется просто белоснежной, но сегодня, учитывая выбранный им цвет одежды, глаза и волосы, она тоже была с зеленым оттенком. И только его коричневые классические туфли выбивались по цвету. Неплохой прикид, но не поражающий воображение. Было ли ему наплевать? Думал ли он, что королева уделит больше внимания кому-то другому, как всегда было? Или выбор зеленого цвета был не случаен, он не оставлял возможности не думать о пикси, который был его отцом, о пикси, соблазнившим одну из фрейлин королевы еще до того, как их заменили на камергеров.

Королева казнила отца Галена за это возмутительное соблазнение. Как посмело низшее существо фейри прикоснуться к сидхе ее двора… А затем оказалось, что придворная дама понесла ребенка, и королева убила одного из способной к деторождению пары. Гален был единственным ребенком, родившимся при Неблагом дворе с тех пор, как они переехали на американскую землю. Она бы не убила отца Галена, если бы узнала обо всем вовремя. Ее нрав в сочетании с абсолютной властью лишили ее двор еще большего количества малышей, они же лишили ее возможности приезжать в наш дом и навещать наших детей, подобно любой нормальной тете.

А теперь Гален стал отцом королевской тройни и оделся так, чтобы напомнить королеве о своем отце. Гален хотел, чтобы она вспомнила, какой для нее и для него самого когда-то стала цена ее гнева и высокомерия. Для него это смелый и умный шаг. Смелый, потому что он тыкал королеву носом в ее ошибку, а умный, потому что это могло ей напомнить о том, что стоимость ее ошибки здесь и сейчас может быть выше.

Это было так непохоже на Галена, что я поинтересовалась:

— Кто выбирал тебе одежду на этот вечер?

Он подошел ко мне, улыбаясь.

— Я сам.

И снова был этот новый взгляд в его глазах, более жесткий, более уверенный в себе. Ранее я печалилась этому, но сейчас была рада. Мне пригодится любая помощь в переговорах с королевой.

Я протянула ему руку, и Гален принял ее, сначала поцеловав мою ладонь, а затем наклонившись, чтобы нежно поцеловать и губы. Мы старались не размазать мою ярко-красную помаду. Он отстранился с отпечавшейся алой тенью моих губ на его.

— Хочешь стереть ее, — предложила я.

Он покачал головой.

— Я с гордостью буду носить твою помаду, моя Мерри. Пусть она увидит, как ты благосклонна ко мне, и что я один из тех Зеленых людей, которые, согласно пророчеству, вдохнут в двор жизнь.

— И пусть вспомнит о том, что твой отец мог бы вдохнуть еще большую жизнь во двор, если бы она не убила его, — добавила я, все еще держа его за руку.

— И это тоже, — согласился он. Он сжал мою ладонь, а затем отступил, потому что подоспели все остальные. Близилось назначенное для связи время, и нам всем нужно было занять свои места, чтобы произвести должное впечатление на нашу королеву.

Первым вошел Мистраль, он казался беспокойным, одергивая свою тунику. Она была темно-золотого цвета с вышитыми светло-золотыми и серебряными нитями пышными рукавами и манжетами и более затейливым рисунком на груди. Штаны среднего оттенка между коричневым и золотым были надеты с напуском над темно-коричневыми сапогами по колено. Сапоги вместе со штанами он уже надевал, а вот туника была им забыта на очень многие годы, потому что напоминала об утраченных могуществе и магии. Когда он вошел в комнату, на его длинных распущенных волосах как будто замерцала молния. Пряди волос окрасились золотым, желтым, серебренным и белым цветами, настолько яркими, что почти светились. Некоторые цвета изменились навсегда, но мелькающие тут и там среди серого прядки мерцали и отражали вспыхивающий на волосах и гаснущий свет, как и положено молнии.

Его волосы изменились за последние сутки, словно к нему вернулось еще больше его силы. Он держал на руках Гвенвифар, баюкая ее, когда мы отметили первую вспышку света в его волосах.

А сейчас он широким шагом прошел в комнату, одергивая свою тунику, которая подчеркивала цвет его волос, но едва ли выделяла всполохи света на них. Мне кажется, строгие черные одежды лучше бы подчеркнули вспыхивающие молнии, но мы решили приберечь это для той ночи, когда захотим выглядеть впечатляюще или пугающе.

Китто пришел в своих металлических стрингах и с улыбкой сообщил:

— За детьми присмотрят Никка и Бидди.

Это означало, что мы могли сосредоточиться на встрече с королевой и не волноваться, что малыши заплачут, и мы им понадобимся, это особенно кстати, учитывая, что мое розовое платье недостаточно темное. Когда дети плачут, иногда у меня начинает выделяться столько молока, что бюстгальтер для кормящих мам не защищает от пятен. С благословением Богини мне хватало молока на своих детей, но сохранять при этом серьезный и деловой вид было неудобно.

Китто опустился на пол, чтобы я смогла поставить ноги в сиренево-розовых туфлях без каблука на его обнаженную спину. Мне казалось, что роль моей подставки для ног будет умалять его достоинство, но сейчас, ощущая его крепкое тело под своими ногами, я чувствовала правильность происходящего, словно он помогал мне обрести твердую почву под ногами и сосредоточиться. Я уже не ощущала себя ряженной в королеву самозванкой, а чувствовала себя… по-королевски.

Последним в двери вошел Шолто, он был в черном, почти в том же наряде, который надевал в больнице, когда хотел, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что он король. Его белокурые волосы рассыпались вокруг этой черноты и сверкающих украшений, отчего он выглядел прекрасным и вместе с тем пугающим, именно такого эффекта он и добивался.

Сразу за Шолто шли охранники, которые для меня были только охранниками. Мы все обсудили это и приняли решение, что несмотря на то, что наши обычаи не вынуждали меня ограничивать свой сексуальный интерес исключительно отцами моих детей, все же их уже было слишком много и для меня достаточно. Так что не каждое смазливое личико, красивое тело, опасно вооруженный охранник, будь то мужчина или женщина, вошедший в эти двери, был моим любовником. Честно говоря, не всегда, но иногда очень неплохо согласовывать правила отношений, даже в такой большой группе, как наша.

Они рассредоточились по комнате, одетые в одеяния воинов, некоторые даже в доспехи, но большинство в современную одежду с оружием поверх нее и спрятанным под ней. Хотя по правде если Королева Воздуха и Тьмы пожелает твоей смерти, оружие тебе не поможет. Этот титул достался ей не просто так, он знаменовал две ее главные силы. Она может перемещаться сквозь тьму в любое темное место и слышать свое имя, произнесенное во мраке. Она была способна видеть в темноте без толики света. Она может сделать воздух тяжелым и густым, чтобы ты не смог вдохнуть, а твою грудь размозжила тяжесть ее магии. Андаис была истинной Королевой Воздуха и Тьмы.

Что могло противостоять такой магии? Но они все равно были вооружены, потому что порой дело не в том, сможет ли враг остановить пулю или нож, а в том, чтобы провести границу на песке у его ног. Мы надеялись, что это продемонстрирует Андаис, что мы больше настроены сражаться, чем подчиниться ей. Мы все бежали из ее двора, почти все пострадали от ее руки, некоторые больше остальных. Нескольких охранников по решению Дойла не было с нами этим вечером, потому что он опасался, что воспоминания о том, что сотворила с ними Андаис, помешает им даже твердо стоять на ногах, не говоря уже о готовности сражаться при необходимости.

Для тех беглецов из фейри, кто пострадал больше всего, мы подыскали терапевтов. Им диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство, оно же ПТСР. Не удивлюсь, если у большинства из нас оно есть. Чтобы получить травму, не обязательно должны резать именно вас, порой достаточно быть просто очевидцем. Самые уязвимые держались подальше от столовой и занимались другими обязанностями. Они могли помогать удерживать поражающую толчею СМИ от попыток вскарабкаться по стене вокруг поместья Мэйв или прочесывать земли в поисках новых проявлений Фэйри. Прежние земли Фэйри проявлялись в Америке подобно кусочкам пазла, хотя это никогда не было местом, которое можно с легкостью найти на карте. Это скорее был некий образ или идеал дикой магии, обладающий собственными разумом и волей. Фэйри перемещалась по собственному желанию или воле Богини и Ее Консорта. Поэтому патрули прочесывали окрестности в поисках новых проявлений кусочков этой дикой магии. Внутренние владения уже были больше, чем должны были вмещать стены, согласно обычным ощущениям, и это было удивительно, но если Таранис смог пройти через эти новые земли, то и королева на это способна. Поэтому на постах стояли охранники, чтобы предупредить нас, если они заметят кого-то из них. Полагаю, мы все предчувствовали свое поражение в сражении с королем или королевой, но, если успеют дать тревогу, даже в случае гибели тех, кто заметил нарушителей, на нашу защиту подоспеют другие стражи. И когда я говорю о «нашей» защите, я имею в виду не только себя и детей. Мэйв и одна из наших стражниц родили здесь, в этом новом западном королевстве фейри. Мы сбежали из волшебной страны, чтобы спасти свои жизни, а волшебная страна последовала за нами, выстраиваясь вокруг нас. Мы с Дойлом отказались от трона Неблагого двора, чтобы уберечь нашего Убийственного Холода, но Богиню и саму волшебную страну это не удовлетворило. Раз мы не могли править неблагими, похоже, у нас будет возможность править чем-то еще, чем-то новым, чем-то, что будет здесь.