— Тихо, — велела я.
— Вы разбудите детей, — добавил Китто.
Дверь распахнулась шире, впуская еще двух собак. Большие с черной шкурой, похожие на ротвейлеров, но это были не они, а адские гончие, черная, грубая и дикая магия Фэйри во плоти. Большинство собак изначально были как они, словно черные заменители, обращающиеся в собак другого рода при необходимости, хотя по словам Дойла, если они пробудут в такой форме достаточно долго, то могут навсегда остаться адскими гончими. На самом деле они не имели никакого отношения к преисподней, а всецело к дикой магии, могущественные стражи и охотники на тех, кто предал или угрожал Фэйри. Если за вами гонится стая гончих, считайте, что вас преследуют демоны. Отцом Дойла был пука, фейри-оборотень, а его мать была адской гончей, поэтому он мог перекидываться в форму очень похожую на эту пару, только что вошедшею в детскую. Другие собаки притихли и уступили место, когда эти двое прошествовали ко мне и Китто, со мной остались только Манго и Минни, они склонились, но продолжали касаться меня сзади. Они признали доминантами двух более крупных собак, но не уступили свои места возле меня, в собачьей политике была очень тонкая грань, но до сих пор им удавалось обойтись без драк. Я не тешила себя иллюзиями на счет того, кто победит в драке между моими двумя поджарыми гончими и более массивными сторожевыми псами. Мы с Китто коснулись больших черных голов.
— Большие ребята, — ласково сказал Китто.
А затем еще больший пес протолкнулся через дверь, и адские гончие уступили ему дорогу так же, как остальные делали перед ними.
— Нет, — прошептала я, — вот это большой парень.
Спайк был одной из самых больших собак, которых я когда-либо видела. Он почти смотрел мне прямо в глаза, просто стоя рядом, ростом с современного ирландского волкодава и с такой же шерстью, но при этом был шире и крепче. Он был сложен как те собаки, которые, по словам римлян, могли сбить лошадей, запряженных в колесницы, а затем, если их хозяева не отзовут их, убить и колесничего. Они были настолько свирепы, что за них платили откуп. Самых больших собак выставляли против львов на арене, и они достаточно часто побеждали, чтобы это превратилось в неплохой вид спорта.
Вошел в комнату Спайк с той манерой держаться, которая вообще не была присуща гончим; они как правило неуверенные и нервные, он же держался как немецкая овчарка, а оценивал обстановку как доберман. Он был сторожевым псом до каждой подушечки пальца своих огромных лап. При хорошем освещении на его шкуре было заметно удивительное сочетание разноцветных полосок. А вот его короткошерстный «брат» был похож на светлого тигра, отчего мы его так и назвали, так они и стали Тигром и Спайком.
— О да, — согласился Китто, — это правда.
Огромный пеc подошел ко мне, я положила обе руки на его большую голову и почесала его. Он открыл пасть в улыбке, вывалив язык, счастливый от того, что его приласкали так же, как и самого маленького терьера. Я прижалась лбом к его грубому теплому меху и прошептала:
— Ты нас слышал, Спайк?
Он засопел, словно говоря «да», а может просто принюхиваясь к моему запаху.
Китто освободился из кольца моих рук, чтобы я смогла обнять Спайка. Собак поменьше он не боялся, но волкодавы приводили его, как и других гоблинов, в замешательство. Я выяснила, что эти бойцовые псы не только римлян убивали, их так же использовали в Великой войне между сидхами и гоблинами, и они были одной из немногих вещей, несущих истинную смерть бессмертным. Они были похожи на собак, но на самом деле жили и дышали проявлениями дикой магии Фэйри, так что по сути своей они сами были магией, облеченной в плоть, а значит могли убить и гоблинов, и сидхов, всех нас. Я прильнула лицом к этой гигантской пасти, доверившись, что он не разорвет одним укусом мне горло.
Китто отошел вместе с собаками поменьше и опустился среди них на колени, поглаживая их, отчего комнату наполнило довольное собачье дыхание, фырканье и другие тихие звуки.
Две большие черные собаки подошли к колыбелькам и принюхались. Китто встал на ноги, устремившись к ним.
— Тише! Вы разбудите детей.
Большая черная собака решительно ткнулась носом в решетку кроватки и оглянулась на меня. В этих темных глазах был совсем не собачий взгляд, а всмотревшись в них, я увидела в них красные и зеленые искры, похожие на йольские огни, готовые ожить и наполнить комнату тем праздником, что должен был быть, но так редко случался. Я ощутила запах роз, а затем хвои, как будто рождественской елки, и ничуть не удивилась, когда обернулась и увидела входящего в двери Холода. Когда в Лос-Анджелес впервые пришла дикая магия, он пожертвовал собой, обратившись в огромного белого оленя, мы думали, что потеряли его навсегда в этой форме, он не умер, но никогда не станет человеком настолько, чтобы узнать о моей беременности, не станет человеком настолько, чтобы обнять меня или любить.
А теперь Холод держал меня за руку, и я улыбалась ему, счастливая от того, что он рядом. Он склонился и поцеловал меня, прошептав:
— Бог призвал меня к тебе.
Я кивнула.
Китто подошел ко мне с другой стороны, но не попытался взять за руку. Я протянула ему ладонь, и этот маленький жест был вознагражден счастливой улыбкой, блеснувшей на его лице.
— В чем дело? — прошептал он.
— В магии, — ответила я.
Черный пес принюхался к укутанному в комбинезончик телу Брилуэн. Она уставилась на него, глаза внимательны, без страха, и тогда пес коснулся своим большим носом ее неприкрытого личика. От лавины магии, затопившей нас, кожа покрылась мурашками, волоски на ней встали дыбом, омытые теплом, распространившимся с ароматом хвои и роз и запахом весны, как будто свежего дождя, пролившегося на первые цветы.
Черный мех заструился, словно вода покрылась рябью от ветра, и там, где этот ветер касался меха, он обращался в зеленую траву и листья, шесть удлинилась, волос стал толще и грубее. Лохматая зеленая голова была размером с малыша, лежащего рядом, и он вскинул эту голову и взглянул на нас. Из пасти счастливо свисал язык, а в слишком расширенных глазах был взгляд счастливой собаки и чего-то еще, чего-то большего.
, - прошептал Холод, и это было правдой, огромный сторожевой пес, охраняющий наши холмы фейри, наш ситхен. Один из них появился в Иллинойсе и остался при дворе Благих, а второй появился здесь, в Лос-Анджелесе, когда дикая магия сотворила земли фейри в стенах поместья. Первый ку ши поспешил занять свое место среди Благих, проводя много времени, защищая слуг от гнева короля Тараниса. Таранис опасался ку ши, отчасти из-за того, чем являлось это создание, а отчасти, полагаю, потому что ему король не нравился, а каждый ку ши был сердцем ситхена, который он оберегал. Так земли фейри давали понять, что он им не был по душе.
Спайк поднял морду к небу и долго, протяжно завыл. К нему присоединились и другие собаки, сперва одна, затем вторая, пока этот вой не превратился в хор, в котором каждый новый голос раздавался и утихал, уступая место следующему, а мы стояли в самом центре этого прекрасного, протяжного, полного радости звука. Он был больше похож на волков, чем на собак.
Гвенвифар заплакала, к ее кроватке подошел другой черный пес и оглянулся на нас, заскулив, в то время как вой эхом отразился в маленькой комнатке и утих. Мы опустили колыбельку, и большая черная собака обнюхала малышку. Она заплакала яростнее, размахивая крошечными ножками и сжимая маленькие кулачки. Пес принюхался сильнее, слегка подталкивая девочку носом, должно быть, малышка коснулась меха одним из кулачков, потому что от носа собаки вдруг начал распространяться белый цвет, словно снег укрывал голую землю, вот только это было белым мехом, и пес закатил большие блюдцевидные глаза. Его огромная пасть была полна бритвенно-острых зубов, и хотя он был похож на большого белого пса, его глаза и пасть чем-то заметно отличались, чтобы понять: «Это не совсем собака. Вроде бы и пес, но в то же время нет.»
, - проговорил Китто. Он был прав, его знали как призрачного пса, нечто, что преследовало путников на пустынных дорогах и обитало в безлюдных местах. Как ку ши принадлежал сверкающему высоком двору фейри, так галли-трот был частью страшилок, что рассказывают зимой у костра, предупреждая держаться вместе, потому что одного вас может обнаружить и похитить нечто, не являющееся человеком. С приходом дикой магии единственный другой галли-трот оказался в руках гоблинов-близнецов, Холли и Эша. Они никак не могли быть отцами Гвенвифар, потому что слишком поздно пришли в мою постель. Галли-троты не принадлежали исключительно гоблинам, но они больше относились к Неблагому, нежели к Благому двору. Гвенвифар хоть и была похожа на совершенную Благую, но ее истинное наследие предстало в образе белого пса рядом с ней, как и наследие Брилуэн — в виде ее зеленой собаки. Если бы галли-трот пришла к Брилуэн, я больше задумалась бы о возможном наследии гоблинов, передавшемся ей от близнецов.
— Для Аластера нет собаки, — заметил Китто.
Дверь отворилась, и вошел Дойл вместе с другим черным псом. Собака подошла к кроватке Аластера, и Холод опустил для нее люльку. Я снова сжала одну его руку, а Дойл — другую, так что Холод оказался между нами двумя, пока собака обнюхивала малыша. Аластер посмотрел на огромную собачью морду так же, как Брилуэн, а затем пес нежно прикоснулся к его личику. Аластер издал тихий звук, и тогда у шерсти изменился окрас, но с этой собакой все было как-то иначе, потому что изменился не только мех, а и сама собака вдруг уменьшилась в размере, как если бы ее большое черношкурое тело вдруг начало таять или высыхать.
— Что это? — спросил Китто.
Дойл наклонился и подхватил пса на руки, взъерошив его длинные уши.