- Пропала "Свободная Россия". Эх, Россия…

Нужно было достать буксир, чтобы отвести линкор на внешний рейд, и Раскольников отправился на берег. На набережной нанял извозчика, приказал ехать к управлению водного транспорта. Безрессорная коляска с грохотом понеслась по булыжной мостовой, немилосердно пыля. Утреннее солнце жгло спину.

Остановились перед двухэтажным деревянным домом. Взбежав по крутой скрипучей, пропахшей мышами, грязной лестнице наверх, Раскольников спросил заведующего. Его провели в комнату, заставленную канцелярскими столами. На стенах висели портреты Маркса, Ленина и Троцкого. Грустный худой человек поднялся из-за стола, самого дальнего от двери. Раскольников потребовал предоставить ему буксирные средства.

- Знаете, товарищ, - развел руками грустный человек,- буксиры есть, людей нет. Команды разбежались.

Он посоветовал сходить в управление торгового флота, там тоже имелись буксирные пароходы. "Если у них не окажется буксира, найдите хотя бы людей, подходящую посудину мы предоставим…"

Раскольников отправился по указанному адресу. Там удалось договориться о буксире. Объяснив, какую работу должен выполнить буксир, с облегчением выбрался на улицу.

Будто камень свалился с души. От него теперь уже ничего не зависело. Побрел по голой и пыльной улице. Пекло было страшное. Увидел харчевню с давно не мытыми стеклами, и вдруг почувствовал, что голоден, со вчерашнего дня ничего не ел.

Толстая сонная хозяйка принесла жидкий суп, кусок жилистого мяса, небрежно поставила на стол горку черного хлеба, в Новороссийске его, оказывается, было сколько угодно.

Когда вернулся в порт, "Керчь" производила маневр на внутреннем рейде. На катере подошел к ней. Бледный, перепачканный углем Кукель, мокрый от жары и усталости, доложил о том, что удалось сделать. Часть эсминцев вывели к месту затопления, заложили подрывные патроны, выводили остальные корабли.

С борта "Керчи" наблюдал, как к "Свободной России" подошла парусно-моторная шхуна, присланная управлением торгового флота. Казавшаяся детской игрушкой по сравнению со стальной громадиной, шхуна взяла эту громадину на буксир и, отчаянно дымя, поволокла на внешний рейд. Вскоре она вернулась с матросами, снятыми с линкора. На краю палубы, картинно отставив ногу, стоял Терентьев в своем элегантном белоснежном костюме. Когда шхуна проходила мимо "Керчи", Терентьев крикнул высоким голосом:

- Старший лейтенант Кукель! Вот вам пустая коробка,- вытянул веснушчатую руку с рыжими волосами в сторону "Свободной России". - Делайте с ней что хотите! Вы… - Он хотел еще что-то крикнуть, но голос задрожал, он махнул рукой и отвернулся.

Высадив моряков, шхуна пошла к покинутому командой "Фидониси", чтобы взять и его на буксир. На пристани, возле которой стоял эсминец, собралась толпа возбужденных горожан. Смуглый мужчина в белой рубашке, вскарабкавшись на фонарный столб, обхватив его ногами, потрясая в воздухе рукой, призывал не допустить уничтожения кораблей. Толпа слушала его сочувственно. И когда шхуна подошла к эсминцу, из толпы полетели камни, пустые бутылки в матросов, пытавшихся зачалить корабль.

Кукель увидел это с проходившей мимо "Керчи", развернул миноносец. Приказал пробить боевую тревогу, орудия навести на толпу.

- Всем на пристани! - крикнул в мегафон. - Немедленно отойти от эсминца! Иначе я открываю огонь. Считаю до трех. Раз…

Толпа схлынула с пристани, шхуна подцепила пустой корабль, потащила из гавани.

Уже с берега наблюдал Раскольников за последним актом драмы. Наблюдал не он один, весь город высыпал к морю. Пристань, набережную, мол сплошь усеяли люди. Около цементного завода стояли на берегу рабочие, взбирались на известковые насыпи, откуда были видны вы веденные из гавани, поставленные на внешнем рейде в ряд беспомощные корабли.

Первым пошел ко дну "Фидониси", взорванный самоходной миной, которую выпустила по нему "Керчь". От взрыва эсминец окутался клубами дыма, когда дым отнесло в сторону, все увидели - передний мостик обрушился, кормовая рубка помята, обе мачты сломаны. Нос корабля приподнялся кверху, и вдруг, будто по ледяной горке, корабль заскользил вниз - и скрылся под водой. Потом один за другим взрывались и, быстро наполняясь водой, шли ко дну остальные эсминцы, тонули под развевавшимися красными флагами, с сигналом, поднятым на мачте: "Погибаю, но не сдаюсь".

Меньше чем за полчаса с эсминцами было покончено. Оставалась "Свободная Россия". С "Керчи" сделали залп по линкору из двух минных аппаратов. Одна мина прошла под килем корабля, другая взорвалась под носовой орудийной башней. Клуб черного дыма, поднявшийся из воды, закрыл серый борт корабля до боевой рубки. Корабль, однако, держался на воде. Еще две мины, поразившие линкор в кормовой части, не изменили положения корабля. На "Керчи" нервничали, кончался запас мин, а бронированная громада не поддавалась. Пятая мина чуть не потопила саму "Керчь", что-то случилось в ее механизме, и она заметалась в воде, меняя направление, то отдаляясь от миноносца, то вдруг направляясь прямо на него. Наконец, неожиданно вынырнув из воды, переломилась надвое и вмиг затонула.

Шестая мина ударила в самую середину линкора. Густой белый дым окутал весь корабль. Дым рассеялся, и стали видны во многих местах огромные пробоины. Корабль, покачиваясь, начал медленно крениться на правый борт. Посыпались, перекатываясь по палубе, паровые катера, шлюпки. Тяжелые круглые башни с двенадцатидюймовыми орудиями, отрываясь от палубы, катились по гладкому настилу, сметая все на своем пути, и обрушивались в море, подымая столбы брызг. Через несколько минут корабль перевернулся, подняв кверху обросший тиной и ракушками темный киль, но еще с полчаса держался на поверхности, будто губка, пропитываясь водой, пока не ухнул в пучину, образовав бурно кипящий водоворот.

Люди на берегу, как на похоронах, обнажили головы. Слышались сдавленные рыдания.

"Керчь" развернулась, дала полный ход и вскоре скрылась за мысом. Она ушла к Туапсе, с тем чтобы там затонуть, так решила команда, благоразумно остерегшаяся проделать это в Новороссийске. Команда "Керчи", с самого начала открыто стоявшая за уничтожение флота, навлекла на себя особый гнев новороссийцев, и всякое могло случиться, окажись она сейчас на берегу без прикрытия своих орудий. Раскольников посоветовал Кукелю и верным ему матросам пробираться из Туапсе к Царицыну, обещав позаботиться об их дальнейшей судьбе.

Прежде чем выехать из Новороссийска, Раскольников проследил за погрузкой катеров-истребителей для Царицына. Сложился дивизион быстроходных катеров, на каждом катере по два 47-миллиметровых орудия и по паре пулеметов, команды укомплектованы.

И еще один морской эшелон формировался в этот день в Новороссийске, эшелон, составленный из моряков с затопленных судов и с судов, ушедших в Севастополь, около тысячи человек. Они направлялись в Нижний Новгород, где должна была быть организована другая, помимо царицынской, речная военная флотилия. Раскольников помог морякам провести выборы командиров команд и начальника эшелона. Начальником эшелона моряки избрали Семена Лепетенко, деятельного предсудкома с "Шестакова".

Вечером, когда оба эшелона были готовы к отправлению, над городом показался немецкий аэроплан с крестами на желтых крыльях. Он сделал несколько кругов над опустевшей гаванью и улетел в сторону Севастополя, должно быть, докладывать об исчезновении остатков Черноморского флота.

Уже в темноте отправились матросские эшелоны, экстренный поезд Раскольникова шел замыкающим. Чувствуя себя разбитым и вместе с тем понимая, что, если ляжет, не сможет уснуть, стоял Раскольников у окна своего комфортабельного вагона, смотрел на пробегавшие за окном городские огни, ни о чем не думая, ничего не желая. Дело было сделано. Но радости не было. И надо было забыть об этом деле. Забыть - и никогда не вспоминать.