— Сорок, — высказался Рыжий. — А почему такое число, понятия не имею. Может монахов этих сорок как раз?

— Митрополит, — предложил Сокол и пояснил. — Скорее всего, чернецы присланы церковными иерархами, или, по крайней мере, с их ведома. А те всегда берут сторону Москвы.

Чародею кстати вспомнился и разговор с князем.

— Ук считает, что московские властители якобы стремятся заполучить Мещеру и Муром. Не набег, какой, совершить, а вовсе к рукам прибрать. Вроде бы, готовят серьёзную шкоду против лесных городов. Вторжение или нечто подобное…

Сокол отпил вина.

— Ну так вот. Варунок как раз и пробирался домой с новостями об их замыслах. Степь там каким-то боком оказалась замешана. Через то и пропал мальчишка. Однако князь в догадках теряется, какой Москве прок с малолюдных земель?

— Не велика загадка, — ответила Эрвела. — Ты и сам бы мог додуматься до ответа. Москва страшится возвышения соседних великих княжеств, каждое из которых способно оспорить её верховенство. Но ещё больше страшиться союза соперников. Ибо в таком случае, ей не поможет ни скопленное серебро, ни ордынские друзья…

— Причём здесь Мещера и Муром? — удивился Заруба. — Сроду у нас претензий на Владимир не возникало. Бред какой-то…

— Конечно, ни причём. Москве угрожают Рязань и Суздаль. Создав союз, к которому тут же прибьются и прочие, они быстро низложат московский дом. Потому как и сил побольше соберут, да и пути все на степь через них лежат. Отрежут Москву от ордынской поддержки, чего она одна будет стоить?

А между двух великих княжеств лежат наши леса. Только обладание ими способно уберечь Москву от опасного союза. Вот и задумали они ударить по Мещере с Муромом. Вроде расчленить земли, вклиниться боком… Но вот, чем ударить, я право не знаю…

«А у лошадок-то ушки длинные, — подумалось Соколу. — Ослики просто, а не лошадки. Надо же, какой прорвой тайн владеют овды, годами не выбираясь из чащоб своих. Жаль, степные коники малость глуховаты. Ветер им что ли уши надувает? Не то и с угрозой той, непонятной, разобрались бы…»

Эрвела словно прочла его мысли.

— Зря ухмыляешься, чародей, — заметила она. — Кабы это могло помочь, мы рассказали бы тебе даже то, с какой из наложниц возлёг третьего дня ордынский царевич. От нас мало что можно скрыть. Но молчит степь. Не готовится там ничего против наших земель. Если только пешим строем задумал кто-то на леса навалиться. Да и то вряд ли. Приметили бы лошадки такое движение.

Эрвела потеребила мочку уха, как бы на что-то решаясь.

— Нас не заботит борьба князей за владимирский стол — всё это глупые игры. Если честно, то и людские войны вообще нас не трогают. Но мы остаёмся верны Белой Книге. И хотя былой союз едва теплится, мы поддержим мещёрского князя.

Она помолчала. Выпила. Потом закончила:

— Тем более что Москва означает церковь, с которой у нас нет, и не может быть мира, — Эрвела в который раз ослепительно улыбнулась. — Хотя бы потому, что святые отцы не верят в наше существование, а, поверив, никогда не смирятся с ним.

Обменявшись ещё кое-какими сведениями, собеседники серьёзный разговор закончили. Эрвела, Сокол и Заруба замолчали, обдумывая услышанное. Этим и воспользовался Рыжий, которому вернулось его неистребимое любопытство:

— Говорят, что всем существам вы предпочитаете лошадей… — обратился он к девушке, что сидела рядом. — Но где вы их держите?

Многим была известна любовь овд к лошадям. Они сводили коней в людских селениях довольно часто. Иногда просто катались и возвращали затем на место. Иногда, особенно если хозяин обращался с животными грубо, коней не возвращали. Кроме того, у мещёрцев, да и не только у них, был обычай жертвовать лесным девам лошадей, оставляя на опушке без привязи. И парня мучил вопрос, где, здесь в лесу, можно такую прорву животных разместить?

— Мы не держим лошадей, — ответила овда. — В том смысле, что не держим их в рабстве как вы, люди. Лошади наши друзья. Они помогают нам, а мы помогаем им. Потому тех, кто желает, мы отпускаем в степь. Остальные живут среди нас.

— Отлично, — кивнул головой Рыжий и перешёл к главному. — А где скрываются ваши мужчины?

С мужчинами история вышла ещё более запутанная. Если повстречать овду считалось большой редкостью, то их мужчин и вовсе никто никогда не видел. Кстати, и слово овда всегда подразумевает женщину. Никакого особого названия для овдских мужчин, люди не озаботились даже придумать. Хотя и ходило множество историй про то, как девы заманивали к себе парней из дальних селений, и те навсегда пропадали в их лесных городках. Рыжему очень хотелось прояснить этот вопрос.

— Наши мужи живут в другом месте, — ответила девушка — Городок, в котором мы сейчас находимся — сторожевой. Здесь нас не больше двух дюжин.

Рыжему, разумеется, тут же захотелось узнать, чем занимаются мужчины, если женщины воюют и правят. Однако, посчитав, что это может быть не совсем удобный вопрос, он задал его соседке на ухо. Девушка, также склонившись к уху, ответила. Тарко с улыбкой наблюдал, как товарищ, выслушав ответ, вдруг весь залился краской и опустил глаза. Надо заметить, что смутился он так впервые в жизни.

Рыжий больше не расспрашивал. Отбило у него охоту расспрашивать. Но общий разговор ещё раз вернулся к этому вопросу. Обед подошёл к концу, и владычица напоследок сказала:

— Вашего воина, Никиту, мы оставим у нас. Он очень плох, но мы сумеем выходить. После чего, одна из девушек возьмёт его в мужья. Мы знаем, что у него нет семьи в Мещёрске, и думаю, князь не обидится на нас.

— Сам-то он захочет ли у вас остаться? — проворчал уязвленный Заруба, который, тем более, чувствовал ответственность за каждого своего человека.

— Мы никого силой не держим, — удивилась Эрвела. — Но еще ни один мужчина не отказался жить в наших городках. Вы ведь совсем их не видели. Они прекрасны. Всё это, — она обвела рукой зал. — Только дружинная гридница в сравнении с ними.

Воевода пробурчал под нос что-то по поводу птички в золотой клетке, но спорить не стал. На то князь есть, чтобы в этих тонких материях разбираться.

Владычица поднялась, давая понять, что приём завершён.

— Вас проводят наверх и укажут короткую дорогу на Свищево. Князь с дружиной орудует там сейчас. Ваши спутники присоединятся к вам наверху.

По указанной овдами тропе добрались до Свищева быстро. Гораздо быстрее, чем если бы пробирались наугад лесом. На поиски княжича из Мещёрска их вышло семеро. Семеро теперь и возвращалось. Вот только вместо погибшего Тишки и раненого Никиты с ними шли два разбойника.

Шагали молча — каждый о своём думал. Рыжий, то и дело краснея, вспоминал прекрасную собеседницу, Сокол размышлял о странных силах, что сгустились над Мещерой, оба разбойника и Дуболом радовались завершению опасного предприятия, а Тарко и вовсе ни о чём не думал, просто на дорогу смотрел…

Заруба шёл невесёлый, бормоча что-то под нос. Запали ему в душу слова владычицы. Задели за живое. Додумавшись до решения, он вдруг встал, повернулся к разбойникам и спросил:

— Как зовут вас?

Те помялись, но ответили:

— Митька.

— Воробей.

Заруба оглядел обоих.

— Я как раз двоих потерял. Тишку — отрока монахи убили, да Никиту девы лесные у себя оставили. Вы, гляжу, не без способностей, раз уж выжить умудрились в эдакой заварушке… Пойдёте ко мне в полк?

Бывшие разбойники помолчали для приличия, вздохнули, волюшку вспомнив, да и согласились. У Зарубы, непонятно почему, словно камень с души свалился. Хлопнул по плечам обоих, принялся о службе рассказывать, повеселел малость.

Через несколько часов, отряд вышел из леса над самым селом. И они вдруг увидели осень. Осень всегда наступает исподволь, даже не наступает, а как бы перетекает из лета. Холод понемногу вытесняет тепло, тучи изо дня в день прирастают, всё больше закрывая небо и солнце. Листья на одних деревьях желтеют, краснеют, скукоживаются, а на других продолжают зеленеть как ни в чём не бывало. Всё непонятно как-то — то ли ещё лето, то ли уже нет. А потом в один единственный день вдруг как вдарит… И сразу ясно — вот она осень, уже и к зиме поворачивает.