Архидьякон раболепно склонился перед хозяином, попросил позволения начать доклад. Взмахом руки, Алексий разрешил говорить. Дел скопилось немного. Опытный викарий быстро выносил решения, оставляя на суд митрополита лишь самые сложные случаи. Василий, внимая викарию, делал заметки на вощанице.

Заслушав доклад печатника, Алексий потянулся к кувшину. Разбавил вино водой и сделал несколько мелких глотков, обдумывая новости. Итак, судя по донесениям, увеличилось число прорицателей и юродивых, что ходят по городам и баламутят народ небылицами про конец света или скорые перемены во власти. Такие волны мрачных предсказаний случались и раньше, и в них одних не было ничего особенного. В остальном же, всё остается по-прежнему.

Пока, по-прежнему, — поправил себя Алексий и спросил:

— Как там Хлыст?

— Ещё не оправился, — отозвался Василий. — Лежит. Горячка спала, но слаб ещё.

— Кого-то вместо него в Старицу посылать надо, — Алексий задумался.

— Пахомия, — предложил печатник.

— Нет, — Алексий качнул головой. — Для Пахомия у меня особое дело есть. Позовёшь позже, сам с ним переговорю. А в Старицу пусть Кантарь съездит. Но только обходным путём пусть добирается. Хватит нам потерь напрасных нести.

Алексий поморщился.

— В Мещере шестерых положили, — с досадой припомнил он. — За одного щенка, слишком дорого вышло.

— Есть у меня мысль одна… — робко начал печатник.

— Говори.

— Шайку привлечь для мелких поручений. Встречался я тут недавно с лихим народцем. Воры из них аховые получились, но небольшие дела осилят. Да и не жалко такого добра, даже если пропадут где.

— Хм. Пожалуй, — Алексий потеребил ухо. — Ты вот что. Подумай мысль эту и мне потом доложи. Может, и сгодятся твои разбойники. Ну, всё, ступай.

Евлампий едва успел отпрянуть от двери и втиснуться в узкую щель между кельей и стеной двора, как мимо просеменил печатник. Монах утёр пот и вздохнул. Нелегко ему давалась сия работёнка. Не годился чернец в лазутчики.

А в келье восстановилась тишина. Викарий не имел привычки говорить сам с собой. Думал он молча и тревожными были думы его. Слишком много всего навалилось.

До этого вроде бы всё шло как надо. Власть церкви, а вместе с ней, его собственная власть, постепенно крепли, земли понемногу собирались под властью Москвы. И уже не за горами казалось время, когда при поддержке ордынцев можно будет покончить с новгородской волей, а затем выступить против братьев Гедеминовичей.

Но всё пошло наперекосяк. На Рязани умер князь Василий Александрович, и молодой Олег тут же принялся восстанавливать былое величие своего государства, укрепляя дружину и города. Никакого почтения к Москве новый князь не испытывал, а митрополию терпел лишь до времени. Вне всякого сомнения, он будет мстить. За отца, за предков погубленных не без участия московских князей. Пока мал Олег для серьёзной мести, но советчики, бояре, да родичи с самого младенчества наверняка заразили его подобными помыслами.

Это бы ладно. В конце концов, Рязань если и встанет против Москвы то не завтра, и можно успеть что-нибудь предпринять. Но вот, словно старый чёрт из болота, выскочил суздальский князь Константин Васильевич. Откуда ни возьмись, на пустом и диком месте, возникло новое мощное государство со столицей в Новгороде Низовском. Прельщённый свободой повалил туда народ валом. Торговля за год поднялась такая, что Москве и за десять лет не поднять. Силён князь и мудр, ничего не скажешь. На Москву таких давно не садилось. А самое неприятное, что имеет Константин гораздо больше прав на владимирский стол, чем московские и тверские дома. И хорошо, что пока не пытался он эти права заявить. Не поручился бы Алексий, что кому-то удастся обуздать старого князя. Тот вообще не признавал над собой ни Москвы, ни Владимира, ни даже орды. А стало быть, уже третье русское государство, бросает вызов степным царевичам, а вместе с ними и верховенству Москвы. И самое неприятное, что и Новгород, и Литва, и теперь Нижний, весьма деятельно друг с другом сносятся.

Не стоит забывать и о Твери, которая ненавидит Москву больше прочих соперников, за убийства великих князей и бесчинства в своих городах. И пока нет там сильного князя, а значит, передышка вышла, но кто знает, надолго ли?

Влияние Москвы, а вместе с ней московской митрополии, резко сокращалось. Епископы и архиепископы в большинстве земель назначались князьями или вечевыми сходами. И митрополии, чтобы сохранить лицо, приходилось утверждать их задним числом. Ольгерд (этого личного врага их рода, Алексий никогда не называл Александром), владея Киевом и вовсе, который уже год, добивался постановки своего митрополита. И находились среди православных иерархов в далёкой Византии такие, кто прислушивался к доводам отступника.

Другая союзная сила — орда уже не так шустра, как прежде. Москве всё больше приходилось рассчитывать на собственные силы. А для этого нужен ей сильный князь, способный отрешится от родственных уз, от народных чаяний, во имя укрепления власти. Семён же, хоть и написал на печати «великий князь всея Руси», дальше войны с новгородцами за выплату дани не помышлял.

Ко всему прочему в это непростое время у власти находится митрополит, который не способен не то, что противостоять, но даже просто разобраться в назревающих событиях. Конечно, Феогност был человеком отважным. Он без страха защищал права церкви перед самим Джанибеком, находясь в ордынском плену под угрозой смерти. Но с тех пор старик сильно сдал, и силы понемногу оставляют его. Он по-прежнему мудр и в вопросах веры разбирается куда лучше других. Но сейчас насущными были совсем другие вопросы, совсем других качеств требовали они от главы митрополии. А время уходит. Если Константин заключит союз с Ольгердом и Новгородской землей, если тем паче к союзу примкнёт Олег, то дни Москвы и верховенства церкви, можно считать сочтёнными.

Что может он, скромный викарий, предпринять? Власти в его руках сосредоточилось за последние годы немало. Но Феогност не решается этой властью воспользоваться. Действовать в обход митрополита? Опасно. Ждать пока его сменит другой? Опасно вдвойне. Византия при смерти. Империя готова рухнуть в любой миг, словно прогнившее дерево от лёгкого ветерка. И тогда московская митрополия останется один на один со своими многочисленными врагами.

Он решил начать с Мещеры. Замысел прост и изящен — врубиться клином промеж вражеских земель. Не дать им сойтись в союзе, не позволить обложить и задушить митрополию.

На севере Галицкое княжество руку Москвы держит. Не велик клин, заноза скорее, но беспокоит недругов. А вот на Востоке нет никого. С Муромом затея в прошлом году провалилась. Укрепился Юрий в стенах новых. Не удалось сбить его внезапным наскоком. Не удалось заменить верным союзником. И потому следующий удар Мещере предназначен.

Но обычным войском с нею не совладать. Лесной этот угол умел защищаться. Даже от степной лавины умел. Нападать на кого — нет. Силы не те, а вот своё уберечь у мещёрцев получалось неплохо. Нет, не для войска работа эта. И не для монахов, как выяснилось. Неплохие у него воины. Не чудом Хлыст из Рязани живым ушёл — умением, выучкой перемог. Но и потери копились понемногу. В Литве, в Мещере, в Муроме…

А если не люди, тогда кто? Или что? В далёком Полоцком храме дремала, ожидая поры, дикая сила. Одна из великих тайн церкви. А вернее его, Алексия, тайн. Ибо кроме викария и редких подручных больше никто не ведал об этом. Даже митрополит знал далеко не всё.

Но слишком опасна та сила. Не про Мещеру она. На самый крайний случай берёг её викарий, когда всеобщая гибель на кону окажется. А вот Серая Орда в самый раз будет. Как раз для неё задача — лесное княжество опустошить.

Серая Орда! Дар далёких степных царевичей.

Ну, не совсем дар, — ухмыльнулся про себя Алексий. — Без воровства и подкупа не обошлось. Да и дарители давно уже в земле гниют.

Да. Серая орда в самый раз. Только вот беспокоило викария, что давно от людей своих из Мещеры он ничего не получал. Как бы худа не случилось. И потому Пахомия он приберёг для этого поручения.