Ошейник тигра замигал. Звонили. Вульгарной походкой джунглей зверь направился в прихожую открыть двери и встретить посетителя.

— Доложите профессору математики, что пришел детектив… Привет, Ваграм!

— Салют, Олег!

— Когда-нибудь твой электронный зверь меня съест. С таким вниманием относятся только к своим будущим жертвам.

Олег погладил тигра против шерсти. Тигр зарычал: р-р-р!

— Съест, если ты не изменишь свой студенческий стиль вваливаться по ночам, не предупредив по телефону. — Ваграм отглотнул из чашечки кофе.

— Ну, что ты скажешь? — спросил Олег.

— В вашем департаменте отличная фотоаппаратура. Я посмотрел репродукции. Такие тонкие листочки, очень хорошо снято.

— Я снимал скрытой микрокинокамерой. Она не разрешает снимать.

— Кто она?

— Печальная вдова художника.

— Вдова?

— Да! Вдова!

— А кто он?

— Некто Вадим Карин… Слышал когда-нибудь?

— Нет. Не слышал.

— А ты почитай. — Олег выложил на стол кипу газет.

— Зачем?

— Ну, почитай. Одни заголовки чего стоят: «Он мог бы жить», «Смертельный укол анальгина», «Открытие таланта», «Неизвестный художник» и так далее…

— А почему тебя это беспокоит? — спросил Ваграм.

— Странная история. Через месяц после смерти художника жена устраивает домашнюю выставку.

— Ты что, занимаешься этим делом?

— Да я обо всем узнал из газет. Но мне кажется, что здесь что-то не так… Ему не исполнилось и двадцати восьми лет… Может, это было убийство?

— У тебя профессиональная подозрительность, Олег.

— Но о нем никто не знал ни среди художников, ни среди любителей живописи.

— Это уже становится интересным, когда человека никто не знает, — сказал Ваграм.

— Ну, да. Вокруг его имени какая-то стерильная пустота. А в природе таких вещей не бывает…

— Почему не бывает? Жизнь — это не только то, что похоже, не только то, что одинаково. Тебя беспокоит что-то другое.

— Но в двадцать восемь лет просто так не умирают и просто так не убивают.

— Предположим, и это не совсем верно, — сказал Ваграм, — иногда убивают и просто так.

— Но не в этом случае. Не в этом, — возразил Олег. — Зачем? Не сегодня завтра он все равно стал бы одним из самых знаменитых художников.

— Хм! — хмыкнул Ваграм. — Не сегодня завтра это аллегория будущего, а вчера и позавчера он им не стал… Значит, интуиция?

— Да! Интуиция!

— Это не так мало. — Ваграм подошел к окну и раздвинул шторы. — Осень… Август… Который час?

— Одиннадцать. Вдова закрывает двери квартиры в два-три часа ночи.

— Не боится, что обворуют?

— Видимо, нет.

— Красивая женщина?

— Очень красивая!

— Она может обратить внимание на твои посещения.

— Я скажу, что ты большой знаток живописи.

— Знакомить меня с ней не надо.

— Как хочешь… Я жду тебя в машине…

Олег вышел. Ваграм спустился чуть позже… Нехотя и лениво. Его привычка работать ночами, его ночное одиночество было нарушено.

В машине Ваграм спросил Олега:

— А ты что-нибудь выяснял?

— Я воспользовался тем, что пресса подняла шум, и поэтому мой интерес к его личной жизни был вполне пристойным.

— А где работал Вадим Карин?

— Обычный инженер… Но вот после похорон несколько человек пришли к нему домой и, увидев его картины, ахнули… И колесо завертелось…

— Через месяц после смерти мужа — выставку. Или она современнее, чем само время, или что-то толкнуло ее на этот отчаянный шаг.

— Да. Нарушены всяческие приличия и общепринятые представления о трауре. Что это — месть? Она мстит?

— Я надеюсь, ты ее не обвиняешь?

— Да нет. Это ее право.

— Мы ведь с тобой не знаем, что это была за жизнь…

— Но ей всего двадцать один год.

— Ну и что? И в двадцать один год можно отдать все любимому человеку… И ничего не оставить для себя…

— Но так поспешно распродавать свою любовь…

— Верно. Но верно и другое… А что если это — шоковое состояние. Пока был жив муж, картины не покупали. А теперь она получает наслаждение от неумеренно-восторженного ажиотажа, растерянности, суеты, от этого аукциона… Что-то вроде наркотика…

— Ничего себе наркотики… Картины стоят не одну тысячу!

—Да?

— Сейчас сам увидишь.

— Такие деньги могут платить только очень опытные коллекционеры…

— И платят. Платят.

— Ты все еще участвуешь в гонках?

— Нет. Постарел.

— Тогда сбавь скорость.

— А мы уже приехали. Вот этот дом.

— А теперь скажи мне честно, сколько раз ты здесь был?

— Сегодня будет третий.

Дверь в квартиру Кариных была приоткрыта, и они вошли.

— Здравствуйте, частый гость. — Карина любезно встретила Олега.

— Привез вам приятеля.

— Я бы добавила — очаровательного приятеля… А «Клоуна», который вам так нравился, я только что продала. Вы опоздали… Проходите…

Здесь было человек десять, двенадцать. Но в двухкомнатной квартире Кариных тесноты не ощущалось…

Ваграм улыбнулся. Несколько минут назад он рассматривал репродукции, но никакая самая совершенная аппаратура не смогла бы передать то, что он увидел сейчас. Вся планета была усыпана розами…

Посетители разговаривали довольно громко.

— «Москва вечером», — сказал кто-то.

— А вот «Москва ночью», «Дождь над спящей Москвой»…

— И «Москва утром». Триптих.

— Человек любил жизнь не так, как мы с вами.

— Зачем так грубо? Просто талантлив — вот и вся разница…

— Разница серьезная.

— Вчера картин было больше… Как быстро покупают…

— А «Букет цветов в космосе» продается?

— Да, десять тысяч.

— Десять тысяч? Простудиться можно!

— «Волга» — двадцать тысяч, «Мерседес» — пятьдесят, — сказала Карина. — А что это? Железки! Тачки железные!

— Теперь и хирургу плати.

— Но не везде же так.

— Это не успокаивает. У меня мать умерла, потому что не заплатили. Все тянули, тянули.

— Это же не Сезанн — десять тысяч…

— Это Карин. Не хотите, не покупайте.

— Идите сюда… Лошадь смеется. Вот это да!.. Она живая…

— Чудо. Слышно, как лошадь смеется.

— Сколько стоит, которая смеется?

— Не дешевле, чем «Букет цветов в космосе».

— Все, больше не спрашиваю. Ограблю банк и приду.

— Я покупаю «Лошадь». Когда можно забрать картину?

— Сейчас договоримся, — ответила Карина.

— Вот дает! Везет же людям!

— Наверное, поэт-песенник. Песенку начирикал, картину купил. Это не ваша жемчужина: «Надейся и жди, вся жизнь впереди»?

— Я корреспондент газеты «Комсомольская правда». Лена, почему о нем никто не знал?

— Вы же пишете об одних лауреатах. А как складывается жизнь у настоящего художника?

— Не хочется верить в его смерть…

— Смерть одного человека. Кого это сегодня волнует? После освенцимов и майданеков мир перестал понимать, что такое трагедия. — Молодому посетителю было лет девятнадцать.

— Вы разве первый раз с этим сталкиваетесь? — спросила Карина.

— Я вас обидел?

— Вам бы это не удалось.

— Я слышал, вы когда-то хотели стать актрисой?

— Рядом с Вадимом можно было быть только его женой. И то не всегда удавалось.

— Не всегда?

— Да. Не всегда. Вас интересует моя или его судьба? Краски! Холсты! Кисти! Все это стоит недешево.

— Но вы продавали картины?

— Нет. Вадим хотел, чтобы картины висели здесь.

— А вы тоже хотели, чтобы они висели здесь?

— То, что хотела я, ровным счетом ничего не значило.

— Так тоже бывает.

— Так бывает? А может быть, не бывает иначе?

— Лена, а у вас есть какая-нибудь профессия?