Вадим Карин и Ника сидели рядом. Карин рисовал в блокноте карикатуры на пассажиров.

— Почему вы на всех рисуете карикатуры? Вам кажутся люди смешными? — спросила Ника.

— Смешными? Нет… забавными.

Стюардесса проходила по салону, предлагая горячий кофе и горячие пирожки с мясом и с капустой. Это было почти по-домашнему. Она подошла к Карину и Нике и с приятным эстонским акцентом сказала:

— Пирожки и кофе горячий. Будете?

Ника взяла кофе и пирожок.

— Сколько я вам должна?

— Деньги потом. В конце рейса… А ваш сосед не хочет горячий кофе?

Карин рисовал.

— Эй, — запросто обратилась к Карину Ника, — вам предлагают кофе. Вы хотя бы посмотрели, кто предлагает.

Карин весело посмотрел на Нику, а потом на стюардессу.

— Ну, если это так вкусно, давайте два пирожка и два кофе.

— Я думала, вы йог… А вы обжора!

— Дать еще? — стюардесса засмеялась.

— Еще два пирожка.

Стюардесса дала еще два пирожка, но почему-то не уходила.

— Вкуснятина! — сказал Карин. — Кто у вас занимается этим творчеством?.. Пекут прямо на борту самолета?..

— Да, пекут… Все? Больше не будете?

— А меня в открытый космос пассажиры не выкинут?

— Ну, тогда я пошла…

— А деньги, деньги?

— В конце рейса… — стюардесса ушла.

— Сервис! Послушайте, соседка! Сервис! Где мы находимся? Эта стюардесса случайно не ангел с крылышками?

И Карин снова принялся рисовать карикатуры… Когда самолет прилетел, Ника сказала Карину:

— У вас есть визитная карточка?

— Есть, — сказал Карин, — а что?

— Ничего, — сказала Ника, — давайте сюда свою визитную карточку…

— А если я не дам? — спросил Карин.

— Так надо, — сказала Ника, — дайте!

— Хорошо, — Карин улыбнулся, вырвал из блокнота листок и на нем написал свой адрес и телефон.

По трапу они спускались уже не вместе. Прощаясь, Вадим Карин улыбнулся стюардессе. Стюардесса сказала ему: «До свидания» — и тоже очень откровенно улыбнулась.

— Звоните, когда будете в Москве, — сказал ей Карин.

— Хорошо, а куда звонить? — спросила стюардесса.

— Запомните, — спросил Карин, — 231-31-31?..

— Запомню!

— И не забудьте привезти вкусные пирожки…

Ника, которая была уже внизу, почувствовала спиной, обернулась и погрозила Карину пальчиком. Стюардесса понимающе улыбнулась Нике. Ника пошла на стоянку автобуса. Карин пошел на стоянку такси.

— Эй! — крикнула Ника, когда Карин садился в такси. — Возьмите меня! Какого черта вы не говорите «до свидания»!

Но Карин не обернулся. Он ее не слышал…

— …Все было так, как бывает в двадцатом веке… Вот этой Ники нам с тобой очень недостает.

— Но кто она, эта твоя Ника?

— Может быть, в этой встрече не все достоверно. Но Карин познакомился с ней и сам не подозревал, кем она станет в его жизни. И знакомство произошло в этом салоне самолета.

— Но куда экзотичнее познакомиться в винном погребке. Вот здесь, вот за этим столиком. Мне нравится этот «Винный погребок в Таллине», — сказал Олег.

— Экзотичнее?.. Но за этим столиком произошло совсем другое знакомство… Меня беспокоит вот какая штука…

— Какая?

— Как будто кто-то смотрит на обворожительную стюардессу со скрытой иронией.

— Да… Что-то неуловимое есть. Но очень уж неуловимое…

— Если бы Карин любил стюардессу, он бы ее не нарисовал чересчур маленькой…

— Он бы ею заслонил все небо? — Олег захохотал. — Маленькая, но красивая!..

— Красивая, но маленькая! Она обворожительна, она красива, но самолет летит так же, как он летел…

— А что, нужна катастрофа?.. Где авиационная катастрофа? Какой-то кошмар! Летит себе и летит! А может, он разбился, когда он летел назад из Москвы в Таллин? На этой авиалинии с катастрофами сущая неразбериха.

— Олег, Ника сидит к нам спиной, но художнику как-то удалось найти для нее загадочные линии. Эта ее загадочность притягивает. Она является центром внимания. Словом, нравственный или любовный треугольник налицо. Поэтому я и разыграл сцену знакомства в самолете, как ты ее видел.

— Когда же Карин встречался со стюардессой, а когда с Никой?

— Стюардесса живет в Таллине, — Ваграм отглотнул из чашечки кофе, — а Карин в Москве.

— Ну и что? Для модных и красивых женщин расстояние ничего не значит.

— Тебе хочется, чтобы у Карина был роман со стюардессой.

— Но какие-то отношения у них были, раз он ей оставил свой телефон.

— Олег, ты, кажется, ищешь близких Карину людей…

— Близких? Это моя главная задача.

— Неглавных задач у тебя не бывает.

— С его родителями совсем глухо. И ни единого родственника.

— Но это вроде по твоему ведомству. Наведи справки…

— Справки я могу навести, — Олег сделал несколько гимнастических движений, снимающих усталость, — но сейчас от родственных связей ничего не осталось. Сестра не знает, что у нее есть брат. Брат не знает, что у него есть сестра. А! Каким был Вадим Карин в детстве? Каким он был ребенком? И что это было за воспитание? Готовился ли он еще в детстве или в юности стать художником, а потом забросил свою мечту и поступил в технический вуз? И какой была атмосфера в доме, в котором он рос?.. Отца он не знал. Только одна мать. И та умерла одиннадцать лет назад.

— Вот мы и вернулись к твоему «Винному погребку в Таллине», он как раз написан красками воспоминаний.

— Мой любимый погребок, погребок.

— Возможно, это буквально про его мать. Или про его отца… Мы можем с тобой только предположить по теории вероятности, что эта картина о его родителях. Очевидно, действие в погребке происходит в середине или в конце пятидесятых годов. Тогда — особенно в Прибалтике — еще можно было услышать разговор людей с запахами из романов Стефана Цвейга, Ремарка, бергмановского кинематографа, лица с наивной или сентиментальной надеждой, что ничего особенного в мире не произошло. Тогда редко кто понимал, что землян спасет только единая судьба и что время устремилось именно по этому каналу. Все это было не так уж и давно… Нам тогда было лет по десять.

— Поменьше, наверное, — сказал Олег.

— Так что чуть-чуть обернуться назад — и мы с тобой услышим уплывающие звуки танго и встревоженный, перепутанный разговор на черно-белом фоне того времени…

— …Ничего не помните? Я еще не встречал женщин, которые бы ничего не помнили. И которым не хотелось бы сравнить то, что у них было, с тем, что у них есть…

— Есть…

— Ну, да… Теперь.

— Ну, все-таки я вам кое-что расскажу… Не знаю, будет ли это правдой… Скорее всего — нет… Но я вам обещаю, что, пока я буду рассказывать, это будет правдой. Это будет так, как было…

— Да… Странно…

— Ну отчего же? Когда я буду смеяться, вы не верьте мне. Это совсем не значит, что я смеюсь. Я уже давно заметила, что я смеюсь, как правило, просто так. И вовсе не потому, что мне смешно. Я иногда чувствую себя актрисой. Между прочим, я когда-то хотела стать великой актрисой. Нет! Никогда я не мечтала и не собиралась. Но есть же такие профессии, которыми в разговоре можно пользоваться как хочешь? Вот вы? Вы не были… клоуном?

— Нет.

— Вы так говорите «нет», как будто были.

— Я не был клоуном.

— Да!.. Так я вам и поверила!

— Но я им не был.

— А на велосипеде вы когда-нибудь катались?

— Что?.. На велосипеде?

— Ну да! На детском велосипедике? Вы любите чернику? Вот такая полянка зеленая, а на ней растет, как смешные детские глаза, черника. Они смотрят на тебя и не понимают, что тебе надо, чего ты от них хочешь… Вы в детстве не бегали на такую полянку? Ну, может быть, не в детстве, а в юности? Я все забыла про эту чернику… Значит, я вам уже рассказывала?..

— Вы не могли мне рассказывать, потому что я первый раз вас вижу.