— Похоже, что именно так, — согласилось Чудовище.
— Вот-вот! То-то я и гляжу, если там все такие — навроде этого чудовища, что вы привели, тогда прощай цивилизация! Нет, куда мы только катимся! Это же ужас какой-то, кошмар!
— У вас нет ничего перекусить? — спросило Чудовище.
Гномик быстро сбегал наверх, сбросил оттуда что-то сухое и гремучее.
Чудовище подняло сброшенное. Это была связка сушеных крысосусликов. Высушены они были с умением, так, что от них почти не несло крысятиной. Чудовище оторвало от связки одного, самого длинного, и бросило его туристу.
Хенк брезгливо поморщился. Отпихнул крысосуслика ногой.
— У каждого свой вкус, — философски заметило Чудовище.
И проглотило в один присест всю связку.
— Спасибо!
— Не за что, — ответил спустившийся гномик. Теперь он был красного цвета.
"Э-э, брат, да ты хамелеон, удивилось Чудовище, с тобой надо ухо востро держать! Да и вообще тут со всеми надо ухо востро держать"!
— Не будь таким подозрительным, малыш! — шепнул в мозгу Отшельник. — Чего тебя из стороны в сторону швыряет!
Гномик принес с собой и кое-что повкуснее — спресованный брикет грибов-лишайников. Чудовище показало Хенку брикет издалека. Тот покачал головой. Ну и ладно, подумало Чудовище, ходи голодным, и с удовольствием проглотило брикет.
— Нам бы дорогу уточнить, — попросило оно очень вежливо.
— Да чего ты! — разнервничался турист. — С ними надо разговаривать с помощью вот этого! — он потряс в поднятой руке пулеметом. — Тогда живо все растолкуют, живо все поймут, и накормят и напоят!
— Заткнись, Хенк! — проворчало Чудовище.
— Ладно, вы поспорьте пока, а я сбегаю наверх, к жене! сказал гномик и исчез.
— Пойдем, — сказал Хенк, — нам нечего делать в этом крысятнике!
— Здесь мне нравится, — не согласилось с ним Чудовище.
— Ты забыл, что за тобой охотятся? — поинтересовался Хенк ехидным голоском. Чудовище засопело.
— Я все помню. Только тут они нас никогда не отыщут! Ну скажи, сколько можно бродить без отдыха?
— Он правильно говорит! — подтвердил спустившийся гномик-паучок.
— Без твоих советов обойдемся, чучело! — нагрубил ему Хенк.
— Я на вас не обижаюсь, — с достоинством ответил гномик. — Вы перерожденец, вы — чудовище! На вас нельзя обижаться!
— На тебя тем более!
— Перестаньте! — утихомирило их Чудовище.
На какое-то время стало тихо, совсем тихо.
— Нет, Хенк, что ты ни говори, а часок-другой передохнуть надо. Мы вам не помещаем своим присутствием? — поинтересовалось Чудовище у паучка.
Тот взобрался повыше.
— Нет, пожалуйста! Но мне бы не хотелось, чтобы это мерзкое идолище, чтобы это двуногое и двурукое отвратительно-пакостное существо задерживалось здесь надолго. Пожалуйста, вы оставайтесь хоть навсегда. Но его мы терпеть больше двух часов не будем, предупреждаю!
Хенк погрозил гномику пальцем. Но пререкаться с ним не стал.
— Вот и лады! — проговорило Чудовище, — Тогда мы приляжем. Спасибо вам!
— Пожалуйста! Проходите вон в тот уголок. Там вам помягче будет! — гномик широко и благостно улыбнулся.
Чудовище и Хенк прошли в указанное место. Опустились на мягкий, пушистый пол. Дрема уже завладевала ими. И не странно — после стольких-то передряг и треволнений, после стольких нагрузок — и физических и нервных.
— Спите спокойно, тут вы в полной безопасности, — сказал гномик. И поднялся к себе наверх.
Гурыня заснул за рулем. Проснулся от резкого удара — головой он ткнулся прямо в пульт управления. Но машина не остановилась. Она неслась стрелой по бесконечной трубе. Только потряхивало да покачивало.
— Ты чего? — поинтересовался Бага Скорпион.
— Я те щя задам, падла! — разозлился Гурыня. — Чего! Чего?! Ты на кого тянешь, поскребыш?!
Скорпион затрясся.
— Я тока спросил, понимаешь! А ты окрысился сразу!
— Я тя спрошу, падла! По башке твоей лысой, скорпионьей! Ты у меня, падла, научишься старших уважать!
Лопоухий Дюк и Плешак Громбыла спали на своих сиденьях. Они вымотались за бесконечный день, к тому же, их сильно укачало.
— Дрыхнут, суслики? — поинтересовался Гурыня, вытягивая шею.
— Дрыхнут! — бодро доложил Бага.
— Ну и пускай! Привала делать не будем! А ты, падла, чтоб в оба глядел! Ежели пропустишь врага, я тя собственными обрубками придушу! — для наглядности Пак потряс правым обрубком, блеснули его черные вселяющие страх в непривычные души костяшки. — Нам с тобой зевать некогда! А то все, падла, прозеваем!
— Есть! — ответил Бага.
Гурыня успокоился. Он уже забыл про досадное недоразумение, обрел душевное равновесие.
— Тут главное чего? — спросил на Багу.
— Где? — поинтересовался Бага туповато.
— Да не где, падла, а что? Понял?! Отвечай, тут главное чего?!
— Не зевать! — ответил Бага.
— Дурак! Это и так ясно! — Гурыня начинал снова злиться. — Тут главное — скорость! Понял, падла?! Штурм и натиск! Вот так! Усек?!
— Так точно! — заверил Бага.
— Во-о, умнеешь прям на глазах!
— Рад стараться!
Гурыня повернул к Баге маленькую змеиную головку.
— А ты мене нравишься, малыш! — сказал он как-то по-отечески. — Я думаю, ты верно понимаешь службу.
— Так точно! Стараемся! — отчеканил Бага.
Гурыня засопел. Чуть ли не впервые в жизни на его щеку стала наворачиваться слезинка. Но… так и не навернулась.
— Какие будут вопросы? — как бы в поощрение поинтересовался он дружелюбно и снисходительно.
Бага замялся, побаиваясь неосторожным словом снова вызвать неудовольствие начальства. Но потом осмелел.
— Скоко нам еще трястись-то?! — спросил, заранее ожидая затрещины и прикрывая глазенки.
— Не волнуйся, малыш! — ответил Гурыня уверенно. — У мене, падла, все рассчитано. Точно в назначенный час прибудем к цели! Ты мене, падла, главное врага не прозевай! Вот что! А за старания я тебе… я тебя, Бага, к награде представлю! — и немного помолчав, подумав, что представлять-то некуда и некому, добавил: — И сам награжу!
— Премного благодарен! — почти заорал на всю машину Бага Скорпион. Так, что Дюк с Громбылой с перепугу проснулись.
Машину трясло, бросало из стороны в сторону. Но Гурыня ходу не сбавлял.
Орали, входя все в больший раж, притопывая ногами в такт, размахивая руками. И громче всех орал Хреноредьев.
Пак с Бубой Чокнутым подхватывали лужеными глотками, с залихватским прикриком, с лихим посвистом:
Инвалид выводил чисто, высоко, по-соловьиному. А подхватывал со всеми вместе — басисто и разухабисто. Получалось, откровенно говоря, здорово. Знали бы раньше в поселке про такие таланты, быть бы там своему хору. Может, и совсем иначе бы пошли тогда дела.
Буба Чокнутый старался перекричать всех. А то, понимаешь, забыли, что он самый главный! что он избранник народный! Хотя все — и присутствующие и отсутствующие — хорошо помнили, что избрал-то Буба себя сам. Но он избрал, он и внушил себе идею народного избранничества, он и уверовался в ней глубоко-глубоко, так, что не разуверишь. А стало быть, во всем надо было первым выходить.