Корин сильнее замахал крыльями навстречу ветру. Просто поразительно, как быстро он успел полюбить это чужое яйцо! Неожиданно он понял одну странную вещь — порой любить значит отказаться от своей любви, отпустить ее на волю, туда, где ее настоящее место.
Неужели жизнь всегда будет отнимать у него тех, кого он любит? Он любил Филиппа, Мглу, Грома, Зану и красивых зеленых летучих змей, но вынужден был расстаться с ними…
Небо начало еле заметно светлеть, и вскоре Корин увидел впереди скалы, у подножия которых устроили свою нору пещерные совы. В столь ранний час вокруг было пустынно. Наверное, семья еще спала в своем подземном жилище…
Корин не представлял, каким образом он возвратит им яйцо. Он не хотел снова пугать несчастных, но не мог же он просто оставить яйцо перед норой! Хрупкая оболочка жизни могла снова попасть в когти злых сов, не говоря уже о змеях, обожающих лакомиться птичьими яйцами.
Корин начал снижаться и вскоре услышал из-под земли тихий плач. Он сразу понял, что плачет мать. Через некоторое время послышался голос Гарри, успокаивавшего свою безутешную подругу.
«Как же мне сделать это?» — задумался Корин.
Он опустился на землю и осторожно поставил яйцо перед самой норой. Восходящее солнце озарило его верхушку, отбросив прохладную тень на вход в жилище пещерных сов. Гарри, ласково утешавший свою жену, мгновенно почувствовал перемену освещения и повернул голову к выходу.
— Подожди немножечко, дорогая, я должен выглянуть наружу, — прошептал он.
Корин испуганно отпрыгнул. Он не хотел встречаться с Гарри. Желудок у него затрясся от волнения, да так сильно, что дрожь пробежала по всему телу. У тут он услышал, как вскрикнул Гарри.
— Что это? Глаукс Всещедрый, да что же это? Мимоза, душечка, иди сюда скорее! Это чудо, настоящее чудо! Наше яйцо… Оно вернулось!
Послышался шум и шелест, и вот уже вся семья выскочила из норы.
— Но как? Как это могло случиться? — прошептала Мимоза.
Корин испуганно шмыгнул за скалу и отвернулся, но было уже поздно. Его заметили.
— Это никакое не чудо! — воскликнула юная пещерная сова.
Корин услышал, как ее когти прошуршали по твердой земле, а затем заскребли по камню к тому месту, где он сидел, съежившись. — Ты… — она смущенно запнулась, но заставила себя договорить: —… это ты вернул нам яйцо?
Корин кивнул, не поворачивая головы. Он слышал, как быстро колотится сердце юной совы. Она подошла ближе, и Корин инстинктивно спрятал голову под крыло.
— Вы не могли бы… повернуться к нам? Пожалуйста, — робко попросила Кало.
Корин медленно повернулся, по-прежнему закрывая крыльями лицо.
— Кто вы? — ласково спросила Мимоза.
— Почему вы прячете свое лицо? — подхватила ее дочь.
— Потому что, я не тот, за кого вы меня принимаете, — глухо ответил Корин. — Я уже говорил вам, что я не такой, как мои отец и мать. Я — не Нира. Меня зовут Корин. — С этими словами он отнял крыло от лица.
Послышался громкий вздох, а юная Кало испуганно взвизгнула от неожиданности. В следующий миг она овладела собой и протянула крыло к Корину:
— Мы вам верим, честное слово. Вы вернули нам яйцо. Мы верим вам!
Гарри откашлялся и сказал:
— Добро пожаловать в нашу нору, сынок. Окажи нам честь, мы все тебя просим.
«Он сказал „сынок“. Никто и никогда не называл меня так!»
Тезка
Маленькое яйцо, лежавшее в глубине норы, начало едва заметно раскачиваться.
— Смотри внимательно, Корин, — прошептала Кало. — Сейчас оно треснет.
— Треснет? — непонимающе переспросил Корин.
— Ну да. Все яйца трескаются перед тем, как из них вылупится птенец. Мое знаешь как треснуло? Ого-го! У меня было огромное яйцо, мама говорит, что она никогда больше таких не откладывала, — похвасталось Кало.
— Тише ты, трещотка, — одернула ее Мимоза. — Размер не имеет никакого значения! Это же рождение!
«И чудо», — подумал про себя Корин.
Чудо и мечта. Прошло всего две ночи с тех пор, как Корин вошел в эту уютную нору, но его не покидало ощущение, будто он попал в мечту.
Это была семья из мечты, семья из сказки: дочка примерно одного возраста с Корином и мама с папой, которые любили и баловали свое дитя. Родители то и дело беззлобно пререкались, и все трое постоянно подшучивали и поддразнивали друг друга. Но с первого взгляда было понятно, что здесь царит любовь. И вот теперь, впервые в жизни, Корину предстояло увидеть чудо рождения птенца.
— Смотри, Мимоза, уже показался яйцевой зуб!
— Яйцевой зуб? — озадаченно переспросил Корин.
— Разве твоя мама не рассказывала тебе об этом? — захихикала Кало.
— Мама ни о чем таком мне не рассказывала, — со вздохом признался Корин.
«Зато она рассказывала мне лживые сказки о славе, доблести и героических поступках, которые на самом деле были позорными преступлениями… Она рассказывала мне легенды о чести, на поверку оказавшейся бесчестием, и о кодексе верности, в котором не было ничего, кроме ненависти и жажды мести. Вот все, чему научила меня Нира».
— Не обращай внимания на эту хохотушку, мой хороший, — вмешалась Мимоза. — Яйцевой зуб это такой маленький острый зубок, он нужен для единственной цели: помочь птенчику пробить скорлупу и выбраться наружу. После вылупления этот зубок быстро отпадает.
Теперь все четверо, затаив дыхание, смотрели на длинную трещину, ползущую вниз от крошечной дырочки в верхушке яйца.
— Некоторые называют ее «трещиной Глаукса», — еле слышно прошептал Гарри.
— Готово! — завопила Кало. — Вылезает! Спорим, это… — она хотела сказать, что это наверняка мальчик, но Гарри предостерегающе похлопал ее по крылу:
— Ты не забыла, что я тебе говорил? На такие вещи не спорят. Мы должны быть благодарны Глауксу за возвращение нашего драгоценного яйца и чудо рождения птенца.
Послышался громкий треск, и яйцо раскололось. Из образовавшегося отверстия показалась блестящая круглая голова.
Корин в ужасе отпрянул. Перед ним было самое безобразное существо, которое ему только доводилось видеть в жизни, — голое, лишенное перьев, скользкое с выпученными бессмысленными глазками…
«И все-таки… все-таки я люблю его!»
Он впервые испытывал такую бурю чувств. Новорожденный птенец был безобразен — ив то же время восхитителен. Отвратителен — и прекрасен. Он был весь перепачкан липкой слизью, ноКоринухотелосьобнятьего. Словно завороженный, он смотрел, как крошечное нелепое создание неуклюже пытается подняться на ножки и беспомощно валится на бок.
— Это мальчик! — ворковала Мимоза, не в силах оторвать глаз от своего сокровища. Наконец она подняла голову и сказала: — Мы назовем его Корином.
— Ч-что? — пролепетал Корин.
— Ну конечно, дело решенное! — воскликнул Гарри и оглушительно заухал от радости.
— Но я… я просто не знаю, что сказать.
— И не надо ничего говорить, — просто сказала Кало. — Если бы не ты…
— Да, Корин. Если бы не ты, — прошептала Мимоза, и глаза ее вдруг наполнились слезами.
А потом настало время чудесных маленьких церемоний, которые отмечают каждый этап в жизни совы от рождения до самой смерти.
Больше всего Корина растрогала церемония Первого Зрения, когда малыш впервые открыл свои выпученные глазки и увидел новый мир.
— Представляешь, ему, наверное кажется, что наша нора — это и есть весь мир, а мы — единственные совы на свете! — прошептала Кало на ухо Корину.
За церемонией Первого Зрения последовал ритуал Первого Червяка, и Корину поручили раздобыть для малыша самого сочного червячка. Затем наступил черед церемонии Первого Пуха, когда из голой кожи малыша начали пробиваться едва заметные пушинки будущих перышек.
— Ах ты мой маленький красавчик, — ворковал над сыном Гарри. — Скоро ты станешь пушистеньким-препушистеньким. Ну-ка, где папа? Чики-чики-ку-ку!