Я с благодарностью взял бокал белого вина - мне предложила его на подносе официантка в длинном переднике, - глотнул его и стал обмахиваться, вместо веера, пригласительным билетом. Вино оказалось теплым, закуска вообще отсутствовала. Я решил подгрести поближе к орлиному носу и его спутнице и выяснить, кто они такие.

Дорогу к ним отрезал Клаус-Петер.

- Извини, старик, что я вытащил тебя из постели этим жутким известием. - Он похлопал меня по плечу, и я покрепче обхватил бокал, чтобы не плеснуть вином.

- Сурово ты со мной поступил. Я пережил шок.

Клаус-Петер встал рядом со мной как ни в чем не бывало и принялся разглядывать публику. Его поры расширились, кожа набухла влагой, словно губка. Мне захотелось поскорей от него отделаться.

- Довольно громкая история получается с убийством Каспари, - заявил он. - Сейчас, в летнее затишье, для меня это настоящий подарок.

Я даже не нашелся, что ему ответить. Неужели он в самом деле такой отморозок? В другом конце выставочного зала я увидел своего соседа Хофмана, он педантично рассматривал фотопортреты. Надо заметить, что он скорее всего ходит на всевозможные вернисажи, чтобы убежать от своего одиночества, побыть среди людей. Я помахал ему рукой. Мне ответил кто-то еще.

- Я уже беседовал с комиссаршей, - сообщил Клаус-Петер. - Они ничего не упускают, все их интересует. А ты с ней общался?

Я понял, что особа, только что помахавшая мне рукой, теперь целеустремленно рванула в мою сторону. Прищурив глаза, я узнал рыжую шевелюру Евы Шварц, главной редакторши. По пути она обняла мужчину примерно моего возраста, то есть лет сорока, хотя алкоголь и табак уже делали свое черное дело. Волосы мужика были гладко зачесаны назад, отдельные пряди небрежно падали на лоб. Одет он был в бледно-розовую рубашку. Ева взяла его под руку и растянула губы в обворожительной улыбке.

- Что там за тип в розовом? - спросил я у Клаус-Петера.

- Который? Тот вуманайзер, что ли? - переспросил он. Меня позабавило, что он употребил это слово вместо обычного «бабник». - Фабрис Дюра, менеджер косметического концерна «Клермон». По Германии. - Клаус-Петер хмыкнул. - Ясно, что он увивается возле Евы Шварц. Хочет протолкнуть в журнал свой товар - помаду, тушь, духи и прочую дребедень. Гляди, как старается.

- По-моему, это Ева на нем виснет!

- Томас, неужели ты ревнуешь? - Клаус-Петер сочился ехидством.

Кто-то обнял меня сзади. Я увидел на своем животе тонкие, но сильные руки. Беа! Я обрадовался ее приходу. К длинной черной юбке она надела затейливо застегнутую блузку, такую же красную, как ее губная помада.

- Фотохудожнице срочно нужен парикмахер, - заявила она.

Я поволок ее в сторону.

- Беа, у меня появился след. Холгер находится в городе уже не меньше двух дней!

- Холгер? - Она взяла у меня бокал, в который официантка успела подлить вина, и отпила несколько глотков.

- Да, разумеется, тот самый Холгер, муж Александры и отец Кая. Кто же еще? - Меня вывела из себя ее непонятливость.

- Про него комиссарша сказала, что он приедет в Мюнхен лишь сегодня или завтра утром.

- Он давно уже тут. Он был в городе и в день убийства.

Клаус-Петер уже куда-то смылся.

- Значит, Холгер Каспари что-то скрывает, - заявила Беа. - Как же ты это выяснил?

- Его выдала парковочная квитанция, лежавшая в машине. Скажи-ка, Беа, - тут я повернулся спиной к толпе, - знаешь ли ты того мужика с крючковатым носом? Того, у открытого окна. Кажется, он наблюдает за мной.

- Брось! Он на тебя и не глядит…

- Я же вижу…

- …но он клевый чувак. - Беа поставила бокал на проплывший мимо поднос и вполголоса предупредила: - Осторожно, Скорпион!

Ева обняла сначала меня, потом Беату. В который раз я поразился тому, как хорошо она выглядела. Она была моложе Александры на два года и, вероятно, став главным редактором глянцевого журнала, добилась в жизни всего, о чем могла мечтать. Ева, в дорогой, но довольно безвкусной одежде, с консервативными, но толерантными взглядами. Ева и журнал «Вамп» - поистине, любовь до гроба. Внезапно мне бросилось в глаза, что новая стрижка не совсем ей подходит. Деннис в последний раз подстриг ее под мальчика, и теперь она носила прическу на косой пробор, не так, как предусматривает фасон. Хотя прическа была в целом безупречной, к ее типу внешности скорей пошли бы более длинные волосы. Мне вдруг стало нехорошо и захотелось домой.

- Томми, ты потрясающе красивый, как тебе это удается? - воскликнула Ева и кокетливо потрогала пальцем мою ямку на подбородке. Мы избавили друг друга от пустых охов и вздохов по поводу смерти Александры. Она повернулась к Беате: - Какая изысканная блуза!

Беа тут же сообщила, хотя ее и не спрашивали, что она носит эту блузку по очереди с подругой с острова Зильт и что это им не очень удобно из-за большого расстояния. Потом мы все помолчали.

- Что теперь будет? - спросил я у Евы.

Она зябко передернула плечами.

- Пока сплошной мрак и ужас. Мне приходится успокаивать редакцию и самой вести раздел косметики, пока мы не найдем новую сотрудницу. Но это, конечно, все мелочи. - Она шагнула ко мне поближе. - Меня беспокоит сын Александры. Кто теперь заботится о мальчике?

- Вероятно, его отец.

Ева как-то не услышала мою последнюю фразу.

- Надеюсь, Клаудия Кох присмотрит за ним. В конце концов, она ведь была самой близкой подругой Александры, да и живет в том же доме. Редакция всецело поддержит ее. Это наш долг перед ушедшей из жизни коллегой.

Таких женщин, как Ева Шварц, не часто встретишь в издательствах - энергичных, деловых, но в тоже время отзывчивых, готовых помочь. Ева и от своих сотрудниц требует таких же качеств. Мне это нравится.

- Ты знаком с Барбарой Крамер-Пех? Моей секретаршей? - спросила Ева. - Барбара, это и есть наш легендарный Томас Принц. Голос его тебе давно знаком.

Я потряс ее руку, холодную как лед.

- Да, у нас давнее телефонное знакомство. Рад встретиться лично. - По моим оценкам, Барбаре лет тридцать пять. Каштановые волосы она завязывала в пучок, и это подчеркивало мягкий овал ее круглого лица. Я собирался сказать ей что-то еще, но тот самый толстяк, который обливался потом в другом конце салона, попросил внимания у публики. Стоявшая рядом с ним фотохудожница улыбнулась, чего-то ожидая. Шум постепенно затих.

Пока толстяк, как и полагалось, произносил вводную речь, гости вернисажа украдкой поглядывали по сторонам. Я тоже не слушал его. Меньше двух суток назад Александра еще сидела в моем салоне, живая, очень даже живая. Сейчас все принимают ее смерть как свершившийся факт. Ева ведет ее рубрику в журнале, Холгер продает ее машину, а комиссарша ищет и не может найти след убийцы.

- Все мы в шоке, - негромко сказала Беа двум дамам - те стояли рядышком, словно сестры-близнецы, обе держали сумочки на бедре. У одной была плотная, рыжевато-каштановая прическа пажа, другая была покрашена в изысканный каштановый цвет с золотистым отливом. Беа их знала, вероятно, они были нашими клиентками. Легкость, с которой они присоединились к нашей группе, позволяла сделать вывод, что они тоже из редакции «Вамп».

- Вам не кажется, что Александра вот-вот появится на вернисаже? - шепнула им Беа. - Не кажется?

Золотистая растянула губы, как это делают, когда хотят изобразить улыбку. Кажется, Беа действовала ей на нервы. Толстяк на подиуме рассуждал о трансцендентном и реальном в искусстве.

Беа не унималась.

- Александра всегда отличалась жизнелюбием!

- Жизнелюбием? Можно считать и так, - вырвалось у рыжеватой, на мой взгляд, слишком громко. - Я бы назвала это себялюбием. - Золотистая тихонько хихикнула. Губы Барбары Крамер-Пех сложились в тонкую полоску.

- Что ж, вам лучше знать, ведь вы, в конце концов, вместе работали, - сдалась Беа, проявив уступчивость.

- Разумеется! - Кое-кто из гостей вернисажа раздраженно оглянулся, и рыжеватая дама понизила голос: - Скажу вам по секрету, общаться с ней бывало не всегда просто.