Среди лавовых камней растут лишь мачты электропередач. Дорога шла, прямая как стрела, автобус едва ли не кренился от ветра. Струи воды били в его стекла, словно выпущенные из водяного пистолета. Позади меня зашипела банка с пивом. Я мерз. Внезапно тучи разорвались, и по камням со скоростью ветра разбежались солнечные пятна. Ландшафт ожил. Мох рос повсюду - в виде маленьких холмиков, горбатых фигурок и комичных морд с носами-кнопками. Вдалеке из камней поднималось белое облако, ветер тут же рвал его на клочки. Гудмундур выглянул из-за моей спинки и объяснил, что это «Голубая лагуна», горячий источник, и что многие пассажиры, направляясь из Европы в Нью-Йорк, делают здесь остановку, купаются в солях и минералах, а потом летят дальше; после этого от них идет такая вонь, что хоть нос зажимай. Гудмундур скорчил брезгливую гримасу. Я засмеялся. Мы остановились вблизи белого облака. Орда американцев, немцев и датчан вылезла из автобуса, налегке затопала прочь и затерялась в лавовом ландшафте.

- You have to go there, - сказал Гудмундур. - All tourists go there. (Вам надо там побывать. Туда ходят все туристы.) - Он стал дальше рассказывать про горячие источники с забавными названиями - Маслобойка, Деревянная бадья и Грязнуля, которые выстреливают кипящей струей из недр Ледяной страны, и тут же предложил устроить поездку к скалам Пингвеллир и водопаду Гуллфосс. Когда мы прибыли в Рейкьявик, мне уже казалось, что я живу тут давно. Гудмундур попрощался и ушел со своей сумкой на колесиках. Мы с Алешей остались возле входа в отель. Там нас должен был встретить отец Алеши, но господина Мосина там не оказалось.

Алеша сунул руки в карманы брюк. Он нервничал.

- На каждом шагу встречаешь знакомых. Исландия, Рейкьявик - большая деревня,

- Мне это нравится.

Алеша спросил, не снять ли нам номер в отеле, вместо того чтобы жить у родителей. Ведь там его старая детская с тонкими стенками, за которой спят отец с матерью. Не лучше ли номер с широкой кроватью и собственной ванной? Не вопрос. Мы протиснулись со своим багажом через крутящуюся дверь, пошли через холл прямо к администратору - и налетели на препятствие в белых шортах, со стройными, словно литыми ногами и широко распростертыми руками. Господин Мосин, отец Алеши. Он заключил в объятья сначала сына, потом меня, подхватил тут же «морскую» сумку и двинулся к выходу.

Алеша посмотрел на меня…

Я покачал головой. Лучше не надо.

Во внедорожнике мне предложили занять место впереди, откуда лучше видно. Алеша сел сзади на собачьей подстилке. Резина была шипованная. Шипы стучали по асфальту и напоминали про лед и снег; между тем по голубому небу уже плыли пушистые и безобидные облака, а справа сверкало море. Господин Мосин вел машину одной рукой и размахивал перед моим носом короткими пальцами. Вон там китобойная флотилия, сейчас вся в гавани, а вон Хефди-Хаус, вон тот, белого цвета, где состоялась «встреча в верхах» Горбачева и Рейгана. Я порылся в своем школьном багаже и понял, что Исландия, остров у Полярного круга, расположен вовсе не на краю света, а на полпути между Европой и Америкой. Господин Мосин деликатно улыбнулся, как учитель, который радуется, что его ученик наконец-то понял суть задачи.

Мы свернули, не включая сигнала поворота, на маленькую улицу, круто карабкавшуюся в гору, проехали мимо домов из дерева и жести, и остановились. Заскрипели ворота, когда Алеша пнул их ногой. Деревянный дом с круглыми эркерами, ставнями и резным коньком напомнил мне Россию. Только здесь трава вытоптана, словно старый ковер, а на русской даче она по колено. Господин Мосин тащил наш багаж и рассказывал, что иногда у них гаснет электричество, а причину никак не удается определить. Алеша подхватил меня под руку и потащил вверх по ступенькам к входной двери. Господин Мосин повернулся ко мне.

- И вы знаете, кто виноват в этих сбоях? - Он с хитрецой смотрел на меня. Алеша закатил глаза, я терялся в догадках. Ураган? Центральное Разведывательное управление? Господин Мосин показал на холм в саду. - Эльфы. - Его белая борода была подрезана, густая шевелюра сияла снежной белизной, кожа розовая, как у сказочного гнома. Шутил ли гном? Женщина, ждавшая нас в дверях, обняла сына, и от этого движения из ее пучка выбилась одна прядь. Прядка радости.

На квадратной веранде мы выставили на стол вино, которое купили в Мюнхене у «Гарибальди». На скатерти уже стояли салатницы и тарелки с кусками макрели и с копченой бараниной, салаты из анчоусов, огурцов, яиц, свеклы, круглые розоватые пирожки и квадратные тортики с шоколадной глазурью - все одновременно. Алеша это называет «социалистическим праздником». Я стелил на тарелку тонкие кружки из теста, блины, которые мы в Москве мазали сметаной, а тут рыбной пастой. И у меня промелькнуло воспоминание о столе моего детства - серебряные тарелки, три разных бокала к трем основным блюдам и всегда сыр в завершение. О господине Берге, раскладывавшем порции в белых перчатках (они были упразднены лишь после смерти отца). За едой отец Алеши достал карты местности и с фанатизмом ученого тыкал испачканными в жире пальцами в горизонтали, штриховку и крестики - маркировку больших и мелких холмов, в которых живут эльфы. Он рассказывал про поверенных эльфов, с которыми тут все консультируются, перед тем как строить дороги или дома. Я узнал - эльфы оказались под угрозой из-за сооружения торговых центров и скоростных дорог. Господин Мосин заявлял, что долг каждого исландца защитить места обитания эльфов. Теперь мне все казалось возможным, и я спросил, как они выглядят, эти самые эльфы. Тогда господин Мосин откинулся назад и, пережевывая белый хлеб, описал грациозные фигуры, разноцветные, просторные одежды и лучистые цвета. Я повернулся к Алеше, который оживленно беседовал с матерью о Гудмундуре и других своих знакомых:

- У меня появилась идея для следующего шоу!

Пешком мы отправились в центр. Нам хотелось отпраздновать день рождения Алеши вдвоем, и чтобы больше никого. До полуночи осталось лишь два часа, но было все еще светло. Ветер стих, обглоданные елки перед домами больше не махали ветвями. Крыши были просмолены, а сами дома обиты жестью и покрашены в яркие цвета, будто непромокаемые плащи. Они были готовы выстоять в любую непогоду. Неподалеку кто-то чихнул и громко высморкался в носовой платок. Рейкьявик, столица Исландии.

- Теперь нельзя громко говорить и смеяться, - предупредил Алеша.

- Почему? - удивился я.

- В этот час эльфы выходят из своих травяных холмиков. Они не любят, когда им мешают.

- Так говорит твой отец.

- Тот, кто мешает эльфам, будет проклят.

- Твой отец все выдумал.

Алеша посмотрел на меня и нахмурил брови.

- Некоторые исландцы верят даже в троллей.

- Я думал, что твой отец русский.

- У меня русская мама. Отец просто работал в Москве. Сам он исландец и верит в эльфов, как все исландцы.

- А ты? - спросил я.

Затренькал звонок велосипеда, какая-то девушка резко затормозила возле нас и, поставив одну ногу на землю, обняла Алешу. Оба быстро затараторили на языке, который оглушал меня и делал Алешу чужим. Волосы девушки были заплетены в короткие косички и закреплены на голове заколками. Подведенные жирной чертой верхние веки придавали ей гневный вид. Тигриный верх и короткую юбку она соединила с толстыми чулками и туфлями на низком каблуке.

Алеша переключился на английский и познакомил нас. Харпа, школьная подружка. Она медленно ехала рядом с нами и рассказывала мне, что она художница. Насколько я мог понять, она лепит из глины изделия, которые выглядят как вазы, но на самом деле - произведения искусства. Обеими руками она показала величину этих сосудов, при этом отпустила руль и едва не упала, я еле успел ее поддержать. Ее кожа была безупречно чистой. В Исландии воздух заменяет косметику.

- А ты? Чем ты занимаешься? - поинтересовалась Харпа.