На какое-то мгновение он рассвирепел по-настоящему, но потом напор его стал ослабевать: руки разжались, он выпустил её, отодвинулся, сдался.

Нисколько не смутившись, он вышел из комнаты, пока она приводила себя в порядок, а когда вернулся - попыток своих не возобновлял, даже не прикасался к Сью-Энн, отвез её домой и пожелал покойной ночи.

Сью-Энн была в ярости. Однако на следующее утро он вел себя как ни в чем не бывало, и она поняла, что он собирается изобразить вчерашнее происшествие как абсолютные пустяки, о которых не стоит даже вспоминать не оттого ли, что ему при шлось признать свое поражение? На их отношениях это никак не отразилось, а атак своих он больше никогда не предпринимал.

Париж очень нравился ей, хотя временами ей не хватало бьющего через край буйства нью-йоркской жизни. Потом в её жизни возник "фактор Дика Шеннона". Сначала они виделись раза два-три в неделю - изучая топографию парижских рес - торанов, варьете и прочего. Она находила его привлека тельным, считала, что у него - большое будущее, и это про-должалось до тех пор, пока однажды ночью, после позднего шоу, он не овладел ею, проявив такую романтическую нежность, что она даже расплакалась.

Чем все это может кончиться, Сью-Энн не загадывала, а просто жила, как жилось, и ей это нравилось. Она знала, что любит его, и чувство это было так ново, что внушало ей страх.

Подкрасив ресницы, она повернулась и пошла в свой кабинет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В четверть двенадцатого Шеннона вызвали к послу. Тот встретил его стоя: облокотившись о спинку кожаного кресла, он курил. За большим столом в центре кабинета, выходящего на залитую солнцем Площадь Согласия, сидели улыбающийся и поиг - рывающий серебряным карандашиком советник и генеральный консул Гарольд Кэдиш, который развалился в кресле, положив ногу на ногу, так что над столом возвышалась лишь его курносое лицо под густой шапкой вьющихся соломенных волос. Кэдиш, опытнейший дипломат, был вторым генеральным консулом в посольстве и хотя политические дела его, строго говоря, не касались, он сумел преодолеть грань, отделявшую его от непосредственного начальника. Шеннон считал Кэдиша человеком основательным, важным, исполненным такого самоуважения, что иметь с ним дело было нелегко. Взглянув на советника, он заметил, что тот чем-то очень доволен, и стал гадать, как шло совещание до его прихода.

- Входите, Дик, - сказал посол. - Ну, чем вы нас пораду-ете?

- Есть некий Ф.Горенко, третий секретарь посольства, но это явно не то. Нашего зовут Семен Андреевич.

- Значит, это другой?

- Инициал не сходится, а как отчество этого Ф., мы пока не выяснили.

Посол вопросительно взглянул на советника, а потом опять на Шеннона.

- Мы располагаем полным списком сотрудников, включая даже техперсонал - шоферов, дворников и прочих. Однако и это не означает, что наш гость обманывает нас. Может быть, он - "челнок". А, во-вторых, нам неизвестно, сколько в этом списке вымышленных имен.

В такой ситуации надо было бы вызвать для консультации Рассела Уайта, представлявшего в посольстве ЦРУ, но он сутки назад улетел в Стамбул. Шеннон подозревал, что Стамбул этот расположен в окрестностях Лиможа. Сотрудников ЦРУ не принято расспрашивать о том, чем они заняты, тем более, что они все равно правды не скажут.

- По его словам, он приехал к нам из Швейцарии и на хвосте у него КГБ. Странновато получается. Он не мог не знать, что случись прокол, французы немедленно передадут его русским, - сказал Кэдиш.

- Верно, - поддержал его советник. Когда он волновался или был возбужден, лицо его багровело, а на губах появлялась широкая и недобрая улыбка, но голос звучал спокойней чем всегда, что неизменно вводило его собеседников в заб-луждение. - Если ему разрешено ездить по Европе, почему он не попросил убежища в Берлине, в Стокгольме, в Вене? Париж - самое неподходящее место для перебежчика.

- Похоже, что в Швейцарии он обнаружил за собой слежку... - сказал Шеннон.

- Ну, обнаружил, так пойди в ближайший полицейский участок и сдайся швейцарцам. Чего проще?! - советник, усмехнувшись, едва заметно пожал плечами, и Шеннону, как всегда, примерещилось, что он стоит за прилавком ювелирного магазина, и на лице написано "не хотите - не берите".

- Вот тут я не уверен, - сказал Кэдиш. - Обстоятельства могли не сложиться. И потом, когда нервы на пределе, бывает не до логики.

- Вы полагаете, нам его подставляют? - спросил Шеннон.

- Кто?

- Русские. Напакостить нам, пока идут переговоры с Вьетнамом...

- М-м-м... - услышал Шеннон, и это трехголосое хмыканье означало сильные сомнения в правоте его слов.

- А, может быть, это работа французов?

- Слишком заковыристо, - сказал Кэдиш, - прямо Маккиавелли какой-то. Однако не исключено.

- Да, - сказал Шеннон. - Ясно одно: если он подставной, будет очень большой скандал.

- А у русских... ничего? Никакого шевеления? - спросил по-сол. Никаких признаков, что они знают, где Горенко?

- Пока никаких, сэр.

- Том Паттерсон считает, что это дурно пахнущая инсцени-ровка, и я готов с ним согласиться, - сказал советник, имея в виду первого секретаря посольства, который не смог при - сутствовать на совещании.

- А какую информацию посулил этот Семен Андреевич? - осве-домился посол.

- Он не уточнил. Просто сказал "очень важные сведения".

- Не верю, - сказал советник, сделавшись необыкновенно похожим на ростовщика, недовольного тем, что ему предлагают под заклад.

- Ну, держать его в подвешенном состоянии не годится... - сказал Кэдиш. - Надо что-то решать.

- Гарольд, - елейным голоском проговорил советник. - Прежде чем решать, надо обдумать. Мне кажется, вы достаточно давно работаете, чтобы понимать такие вещи.

- Я полагаю, следует отказать Горенко, - сказал посол.

- То есть, если он просит политического убежища, пусть обращается к французам? - спросил советник. - Совершенно правильно, сэр. Мы и без того в сложном положении. Перего-воры с Вьетнамом идут так трудно, что нам надо быть особенно осторожными и щепетильными. Пусть идет в полицию.

Кэдиш присвистнул:

- Только вряд ли дойдет...

- Нашему Гарольду ужасно хочется сорвать куш на бегах перебежчиков, советник заулыбался ещё шире. - А поскольку фаворита у нас пока нет, он ставит на темную лошадку по кличке "Горенко", - он резко поднялся и пошел к дверям. - Значит, решено. Вот и прекрасно.

Шеннон взглянул на посла, и тот, приняв немой сигнал, сказал:

- Но все же перед тем, как выставить его, запросим-ка Вашингтон. Вот Дик считает, что "Горенко" - псевдоним агента,и его могут там знать.

- Слушаю, сэр, - твердо ответил Шеннон.

Советник, остановившись у самых дверей, оглянулся, окинув их более долгим, чем всегда, взглядом, а потом медленно пошел обратно. Улыбка погасла и тут же, как и ждал Шеннон, засияла вновь - теперь она скрывала досаду.

- Прикроем себе тылы, - продолжал посол. - Если Вашингтон ответит "нет", мы в случае необходимости должны иметь возможность заявить, что никакого Горенко в глаза не видели. Джон,зайдите ко мне. Пишите, я продиктую: "Вашингтон, помощнику Государственного Секретаря..."

Фрэнк Даннинджер, развалившись на стуле, чистил ногти обломком спички и поглядывал на русского. Он устал от него - этот Горенко безостановочно ходил из угла в угол, на минуту присаживался, потом вскакивал и снова начинал маячить. Ему явно было уже невтерпеж, а способность потеть у него была просто потрясающая. Он то и дело вытирал мокрое лицо платком, а платок был - хоть выжми. Даннинджер расположился так, чтобы русский был подальше от окна, выходящего на задний двор посольства. Кто его знает: вдруг ему придет в голову сыграть вниз. Это будет номер!

Фрэнк уже несколько раз пытался завязать беседу, но парень попался не из разговорчивых. Наметанным глазом Даннинджер определил, что русский вовсе не такой крепыш, каким может показаться - набрякшие подглазья, и брюки сзади лоснятся, выдавая человека кабинетного. Раздеть его - так обнаружатся и грыжа, и геморрой.