В современной литературе, в культуре в целом назрел явный переворот. И он исходит не от неких радикальных или красно-коричневых кругов, он исходит из недр самого общества, а значит, пусть и неосознанно, и из души самих талантливых художников самого разного толка, направления и политической ориентации. Постмодернизм оказался всего лишь затяжной тяжелой болезнью перестроечного катастрофического общества. Писатель временно оказался не нужен никому, и вынужденно вовлекся в литературные постмодернистские игры, дабы хоть как-то оправдать собственное существование. Так же было в Европе перед Второй мировой войной, так же народ десятилетиями после Первой мировой войны подвергал осмеянию все героическое, воспевал дезертирство духа. Вспомним романы Ремарка и Олдингтона, вспомним раннего Хемингуэя, все закончилось капитуляцией Парижа и почти всей Европы. Может быть, учитывая этот печальный опыт, американцы не жалеют вливать миллиарды долларов в программы героизации своего общества, создавая тысячи и тысячи вестернов, боевиков, мыльных опер, воспевающих стойкого и мужественного американского супермена. Честь им и хвала, но нам такой герой не нужен, у нас иной менталитет, иные традиции. И тем не менее, сегодня, будто очнувшись, идеологи современного российского общества от Союза правых сил до ЛДПР, от «Единства» до КПРФ делают ставку на активизацию и личности, и общества. Независимо от них и в литературных кругах начинается сражение за восстановление творческого духа, утерянного в годы перестройки. Талантливым русским художникам надоело притворяться инвалидами, живущими, как после конца истории, эклектическими перемещениями в прошлое. Им захотелось живого мяса. Кстати, во всем мире после 11 сентября, после ужасающе красивого взрыва американских небоскребов, лопнул миф о конце истории, вскрылась импотентная ложь Фукуямы. Мир замер в ожидании. Что будет впереди — никто не знает, но то, что будет развитие истории, будут перелистаны ее новые страницы, это несомненно. Оказывается, мир не так уж стар, как он о себе думал. Вот и художники, творцы, поэты зашевелились, захотелось чего-то свеженького. Посмотрите хотя бы новые книги одного из ведущих издательств «Амфора» — Секацкого, Крусанова, Назарова, ребята тянутся к неизведанному, живут новой историей. Полистайте страницы нового документального романа Ильи Стогоffa "Революция сейчас". Позже мы дадим в нашей газете развернутую рецензию на эту книгу. Но я хотел бы обратить внимание читателей на следующее. Мне плевать на его эпатажное двойное американизированное ff, издержки роста, детскую болезнь левизны, но то, что молодой модный автор тянется ко всему творческому в нашем обществе, это несомненно, и то, что он не намерен прощать авторам нашей катастройки, это тоже несомненно. Пусть пример Альдо Моро до конца дней тревожит Горбачева, Ельцина и компанию. К тому же я согласен с Ильей. Пусть иным французская молодежная революция 1968 года кажется фарсом и нелепостью, но именно она подвигла Францию на новый виток ее развития и, кстати, заставила уважать своих граждан. Сейчас антигероизм становится немоден везде, даже в женской моде. Сам по себе творческий дух отрицает антигероизм. Антигероизм атакуют с разных сторон. Со стороны поклонников и сторонников Большого стиля, со стороны нашего традиционного реализма, внимательно отображающего процессы в нашем обществе. Разве «Пиночет» Бориса Екимова или же "Миледи Ротман" Владимира Личутина с его странно-возвышенной одинокой фигурой русского еврея Ивана Ротмана не героичны? Героична романтическая проза Леонида Бородина, героичен весь Александр Проханов. В последнем мистическом, фантасмагорическом, и в то же время актуальном романе "Господин «Гексоген», как бы соединившем в себе сразу и условную трагичность Мамлеева, и пейзажность и лиричность Юрия Казакова, и насыщенность действием Анатолия Афанасьева, все его персонажи — героичны, от негодяев до подвижников. Но и сам Юрий Мамлеев в новом романе тоже явно тянется к героизму. Героичны новые стихи Юнны Мориц: "Сползает огромная пена / С правозащитного молока — / Крови там по колено / И ловушка для дурака". Или же "Презрение к народу — низость духа, / Животный страх перед судьбы огнем…/ Пожар войны, и голод, и разруха / Напомнят о народе, — да, о нем…" Юнна Мориц абсолютно права. Презрение к народу напрямую соединено с антигероизмом и постмодернистским избранничеством. Уже и лидеры постмодернистов признают свое бессилие перед нашим читателем, перед нашим неисправимым народом. Владимир Сорокин заявляет в своем недавнем интервью в «Плейбое»: "Я всегда воевал с литературой. Хочу, чтобы с наших глаз спали эти книжные очки, через которые мы, особенно здесь, в России, видим весь мир, тут страна чрезвычайно литературизированная…" Никак людей не убедить, что к литературным персонажам неприменимы никакие этические и нравственные правила, что это не герои, а лишь буковки на бумаге. И даже поклонники творчества Сорокина начинают подражать его героям, хотя бы в речи. Тем самым тоже становясь героями, а не буковками. Это окончательно убило нашего постмодерниста: "Это связано с силой мифа литературы в нашей стране. Вот, например, в кино так не происходит. Воспринимают фильм как фильм — не более. Не менее. А литература — просто загадка какая-то: ну почему печатное слово в России так сильно воздействует? Сколько можно?"

Терпите, господа постмодернисты, даже вас переварили, даже вы оказали реальное влияние на реальную жизнь. Пусть и отрицательное. Но все равно — живое. К героизму сейчас призывают все политики, Явлинский с компанией — к героизму в пользу Америки, Митрофанов и Жириновский — к героизму в пользу талибов. Бог с ними. Очухавшись от антигероической эпохи, народ сам разберется, к какому героизму ему идти. А то, что это вызовет несомненный взлет в нашей современной литературе, — несомненно. Может быть, не случаен творческий подъем у писателей старшего поколения, не случайны блестящие циклы стихов у Юрия Кузнецова, Геннадия Ступина, Глеба Горбовского, Юнны Мориц, Игоря Шкляревского, предсмертные стихи Татьяны Глушковой. Они сами по себе стали героями, преодолевая безгеройное время. А сколько сейчас появляется нового! Скучно жить в безгеройном времени, господа! Даже Виктор Ерофеев в своей колонке в «Труде» поднимает на щит героизм. Творческий дух неистребим в народе. В литературе. В культуре.

Дождь отказался лить — смывать следы,

и снег помедлил — падать простодушно.

И солнце ясным глазом с высоты

глядело на расстрел… И было душно

в тот день осенний: следковатый чад

клубился ввысь… Какой листвы сожженье?

О, снегопад, — как милосердный брат,

приди на поле этого страженья!

Глазам невмочь! Нет мочи — обонять

паленый запах человечьей жертвы;

тысячелетье было не слыхать

такого духа — как восстал из мертвых

Христос… И это капище в Москве

во имя… Да не будет он помянут!..

Чернеют хлопья сажи на траве:

чей взор они, липучие, обманут?