О чём же тогда мы мечтаем,

Какого мы царства хотим?

Раздумывать долго не надо —

Погрязшие в блуде и зле,

Хотим мы кромешного ада,

Хоть он уже есть на земле.

Осенью прошлого года в Екатеринбурге на доме, где последние годы жил Решетов, была открыта мемориальная доска памяти поэта. Памятная доска была открыта также в Березниках Пермской области, где много лет до Екатеринбурга жил поэт. Книгу Решетова в Союз писателей России привёз с Урала друг поэта и сам поэт Андрей Комлев.

Либералы и патриоты оказались почти одновременно вытеснены на обочину общественной жизни России. Столь прискорбный факт несколько сближает обоих пострадавших, которые на новом уровне пытаются как бы заново рассмотреть друг друга и, может быть, найти черты приязненного сходства в своих физиономиях, на протяжении столь многих лет взаимно ненавистных. Возникает не просто объективная возможность, но и субъективная потребность нового диалога — потребность, казалось бы, начисто убитая в октябре 1993-го. Неровен час, еще обнимутся ("кто старое помянет, тому глаз вон") и пойдут вместе водку пить — до новой драки ("кто старое забудет — тому два вон"). "Гляжусь в тебя, как в зеркало…" Впрочем, "на зеркало неча пенять…" — гласит русская пословица. И, так сказать, лицо современной отечественной культуры, литературы в том числе, отражается в результатах парламентских-президентских выборов во всей своей цветущей сложности. Если два ведущих телеканала собирают по стране до 70% зрителей, число избирателей, которые проголосуют за действующего президента, не будет сильно отклоняться от этого показателя. Если свыше 80% читателей предпочитают детективы и прочее масс-месиво, нечего удивляться единому прокремлевскому строю депутатов Государственной думы. Власть сегодня усиленно демонстрирует большинству граждан России, что она "своя в доску", и Путин, которому, по его собственным словам, "культурки не хватает", а идеалом художника-творца до сих пор кажется Райкин, — здесь полностью адекватен. И та общественная система, которую пытаются изваять после горбачевско-ельцинского развала, вовсе не случайно выглядит пародией на "реальный социализм" 70-х — начала 80-х годов (тогда в 1973 году тоже взлетели вверх цены на "черное золото", что позволило нефтедолларам стать фундаментом брежневского благополучия). При этом всё, в чем тогдашние диссиденты и либералы упрекали "геронтократов" из Политбюро ЦК КПСС, из разряда полемических приемов перешло в разряд бесспорной реальности: и сырьевой крен экономики, и нищета населения, и "Верхняя Вольта с ракетами" (а вскоре уже — без ракет), и вопиющее пренебрежение правами человека со стороны "властной вертикали", и "геноцид народов России". Короче, "врачу, исцелися сам!"

Впрочем, "кризис либерализма в России" стал самой популярной темой даже не сразу после ареста Михаила Ходорковского — мультимиллиардера, воплощавшего собой "человеческое лицо" этого самого либерализма. Он стал им только после опубликованного этим заключенным олигархом "тюремного письма", в котором жертва "ходоркоста" признала либеральные ценности применительно к России "яко не бывшие". "Путин, наверное, не либерал и не демократ, но всё же либеральнее и демократичнее 70% населения нашей страны". Это, что бы ни писал Евгений Киселев, сильный ход, который должен поставить президента РФ в положение царя, защищающего нынешнюю элиту (пусть даже бизнес-элиту) от нелиберального и недемократичного большинства. А если уж царь-батюшка при этом и кнутом посечь изволит за неразумие — оно и потерпеть можно. Подобное "веховство" — вполне в духе отечественной "интеллигенции". "Бояться его (народа.— авт.) мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной". Не знаю, был ли сборник "Вех" с данным высказыванием М.Гершензона в личной тюремной библиотеке миллиардера, или же та исчерпывалась двумястами томов уголовного дела, — это обстоятельство не так важно. Куда важнее явленная его письмами готовность снова примкнуть к власти, "простив" ей все грехи: "Вещь неприятная, но правдивая: в стране есть единственный признаваемый народом институт власти — это президент. Сегодня это так во многом в результате наших ошибок, и мы должны уметь договариваться. Это не означает отказа от критики или, тем более, от создания структур гражданского общества. Это означает понимание своей ответственности за сохранение стабильности в стране, столь тяжело достигнутой и отнюдь не гарантированной исторически и политически…"

Это такая "стабильность", при которой число российских миллиардеров растет как на дрожжах, в 7 раз обгоняя темпы "экономического роста", а население страны сокращается по миллиону в год, и она, конечно, важнее любого, пусть даже столь неприятного, эпизода в жизни М.Б.Ходорковского. Обозреватель "Российской газеты" Андрей Колесников, разумеется, может риторически вопрошать (что показательно, без вопросительных знаков): "Решительно непонятно, в чем трагедия. Почему либерализм, который стал идеологией и практикой властной элиты, переживает кризис... Демократия и либерализм могут сколь угодно долго, в логике Ходорковского, оставаться ругательными словами. Можно эти слова не употреблять, но страна обречена на демократию и либерализм, потому что только они эффективны — причем с точки зрения рядового обывателя, чей интерес: рабочее место, нормальная зарплата, отсутствие товарного дефицита, возможность управлять своими накоплениями, свободно передвигаться по миру". У кого нынче в России "нормальная зарплата", кому ее платят? Каждому пятому, в лучшем случае. Не маловато ли получается "рядовых" великой армии демократии и либерализма кремлевского образца?

Госчиновникам вот, правда, на днях втихую подняли зарплату чуть ли не в 5 раз — на фоне широко разрекламированной 10% прибавки к пенсиям это выглядит чуть ли не откровенным подкупом со стороны государственной власти. И одновременно является прекрасной иллюстрацией к публично произнесенным словам главного на сегодня "либерала во власти" Германа Грефа: "Основные проблемы у нас с доживающим населением". Хакамада, помнится, перед выборами всячески открещивалась от того, что когда-то назвала пенсионеров "человеческим балластом". Выборы прошли — теперь "либералы" могут снова "называть вещи своими именами".

Понятно, что никакого либерализма в стране, где треть населения живет за "чертой бедности", опущенной ниже официального прожиточного минимума, а 80% получают за месяц меньше пяти тысяч рублей на душу населения, нет и быть не может. Зато "либерализм с человеческим лицом", либерализм с лицом конкретного человека, не Ходорковского даже, а Путина, умеющего с невозмутимой артистичностью "говорить налево, делать направо", либерализм авторитарный, латиноамериканского типа, вплоть до либеральной диктатуры, — вполне реален. Кто хотел увидеть "российского Пиночета", то его и увидел. Да, кое-кто — сквозь решетку. Иначе ведь нельзя — лидеру нации надо "держать баланс". Чтобы показать "доживающему" большинству борьбу нанайских мальчиков за справедливость. А там и помирать можно спокойно: Ходорковский же "сидит"…

Дело, разумеется, не в сидящем Ходорковском — дело в самой системе. Кризис российского либерализма не в том ведь состоит, что именно создателя ЮКОСа избрали "козлом отпущения" для всего сообщества российских олигархов. Кризис российского либерализма заключается совсем в другом: "самая читающая страна мира", страна с высочайшим уровнем образования — почти мгновенно стала самой читающей детективы и смотрящей сериалы страной. Правда, колесниковым и Ко от этого ни жарко, ни холодно — они, судя по всему, попросту лишены соответствующего "чувствилища" и неспособны подняться выше "возможности управлять своими сбережениями и свободно передвигаться по миру". Да и чего от наших "либералов", болезных, требовать: ведь после того, как "флагман либерализма" США стала самой полицейской страной мира, куда без проверки отпечатков пальцев уже не въехать, а долларовые сбережения россиян за 2003 год обесценились на 30%, говорить подобные слова могут (обратимся еще раз к президентскому творчеству) "либо придурки, либо провокаторы", — согласитесь, неплохой выбор для либералов отечественного разлива. Впрочем, существование "применительно к подлости" — тоже в традициях нашей "интеллигенции".