Окутывая будущее флером благоденствия, Мартынов, однако не рискует прописывать его зримые приметы. Его охватывает тревога уже и по поводу собственной роли. "Ослабевает интерес к моим блистаньям и твоим", — обращается он к музе. — "А почему? А потому, что излучающие свет, мы оба озаряли тьму, которой нынче больше нет" . Написано — в 1970 году. Еще целое десятилетие предстоит поэту озарять то, в чем вроде бы нет тьмы, прекратившейся в середине 50-х годов. И притом — у него чувство, что за спиной — пестерь, полный… "найденных потерь" .
"Я, быть может, превращусь в горстку пепла, которая развеется на ветру"…
Еще точнее — предчувствие наступающей старости: "уже нигде ты и уже ничто ты, и место занимает молодежь" . Но ведь места во Вселенной должно хватить всем? Это в принципе, а конкретно: "свои стихи я узнаю в иных стихах, что нынче пишут" . Объяснение — чисто философское: "тут все понятно: я пою, другие эти песни слышат" . А вот чувства при этом — чисто человеческие. И слышат, и подхватывают, и тиражируют.
Что же именно подхватывают?
Блеск головоломных эпитетов. Сцеп неожиданных смыслов. Шарады обертонов. "Сельцо, крыльцо, кириллица перилец" . Главный наследник — Андрей Вознесенский — свистит по параболе, прячет смятение под мозаикой непредсказуемых красок. В этом обновляющемся контексте наследие Мартынова всё чаще воспринимается как чисто формотворческое (с каковой метой и уходит он в энциклопедии).
Да, Мартынову никогда не был чужд формальный блеск. И даже щегольство. И даже штукарство. "Мис ОБВ, Мис ОБВ!" Но, заметьте, — с насмешливым разъяснением в примечании: "лишь мне понятен смысл этих слов", и далее расшифровка: Машинно-истребительная станция объединения по борьбе с вредителями растений. Вывеска: МИСОБВ.
Сравните: у Маяковского аббревиатуры завораживают, это трубный глас грядущего, а у Мартынова — это абракадабра, мистифицирующая реальность и скрывающая связь вещей. Знаменитые мартыновские цепочки слов, гроздья рифм, орнаменты звуков — вовсе не чистая форма (чистой формы вообще не бывает), — это попытка вернуть распадающемуся миру единство хотя бы через связь слов. "Страна Леведия, страна Лебедия, страна Ливадия…" Объяснение для непонятливых: "Так на Украине, как и в Болгарии, звались левадами луга и рощицы…" Чует, что ли, где через полтора десятка лет окажутся Украина и Болгария?
"Вы не видели Овидия? — Нет, но видел я Овадия" . Это что, игра с древнегреческими нетленностями? Перебирание коктебельских камешков в доме Волошина? Очередная "беседа в беседке"?
А может — попытка разгадать, почему эпоха "сбывая с рук… сбивает с ног"? Попытка заклясть историософский ужас: "Древле был страх омонголиться, позже был страх отуречиться, после был страх онемечиться…" Игра синтагм? Или — попытка вписать страхи России в страхи человечества, которое "мучится, плачется, молится" ? На миру и смерть красна?
В стремлении найти точку опоры в кренящемся пространстве мироздания и точку отсчета в ускользающем времени истории, все еще надеясь связать пережитое "в единый опыт" — он в последний раз оглядывается:
Всё ты должен сказать
На столетья вперед,
Оглянувшись назад
На Семнадцатый год!
Человек своего времени, сын своего поколения, великий советский поэт Леонид Мартынов завершает этим стихотворением свой путь.
Он умирает летом 1980 года, когда держава посылает ограниченно-обреченный контингент в последний поход, и закатная заря уже загорается на афганском горизонте.
На его счастье, он не успевает услышать, как звучат медные трубы этого отбоя.
Евгений НЕФЁДОВ ВАШИМИ УСТАМИ
НАСЧЕТ КАРТОШКИ
"То пишу понемножку,
То меж дачных зевак
Поливаю картошку,
Как Борис Пастернак..."
Борис БЕЛЯКОВ
Не морковь, не морошку,
Не в саду кипарис —
Посадил я картошку,
Как мой тёзка Борис.
И стишата кропаю,
Как и он, без конца.
Лишь ботву поливаю,
Не спускаясь с крыльца...
А чтоб действовал чётко
Поливной механизм,
Заправляюсь я водкой,
Будто Ельцин Борис.
Пышут щеки пунцово,
И меня тут не трожь!
На Бориса Немцова
Я при этом похож.
...За картошкою лазит
Полсела пацанов.
Проучить их мне разве,
Как Борис Годунов?..
Но ухмылкой бесовской
Искушают враги:
Как Борис Березовский,
Ты отсюда — беги!
Уходи огородом,
И таких вот стихов
Не возделывай сроду,
Как Борис Беляков!