А. Иванов

Уважаемый Владимир Григорьевич!

К Вам обращается благодарная читательница Вашей книги.

Большое спасибо Вам за "Пламенных реакционеров". У многих, и у меня в том числе, возникал вопрос, почему молчат наши писатели, где их позиция по жизненно важным вопросам нашего бытия?

Оказывается, не молчат, а замалчиваются — "слово попало в клетку".

Спасибо, что Ваша книга стала трибуной для патриотов России. Ответы Ваших собеседников очень важны для понимания всего происходящего с нами и нашей Родиной. На многое просто открываются глаза, например, в вопросе о "русском фашизме".

Ещё раз — великое Вам спасибо!

Карпова Галина Николаевна. Ивановская область, п.Коляново

ЗАВИДОВКИ

В сером поле пуп земли,

ни возьми тепла, ни брось;

однорянки помогли

и — малым-мало спалось.

(Тяжкий пепельный павлин

сеял черным молоком...)

А на сердце карантин,

тихо, во веки веком.

Чистой ночью до утра

за костром мы пели вновь,

убивая мутный страх,

пели древнюю любовь.

Пять вечерок, люли-лю,

триста девок и парней,

я почти до слез люблю

это множество людей.

Наша родина проста,

расставанье — грустный бред.

Невозможна пустота,

если смерти большей нет.

На Дунае все венки,

все ребята на войне.

Не допит сувель тоски,

а надежда вся пьяней.

***

Пока земля пуста, не со мной;

ветер окрашен в вечерний гной,

умная нерусь повадно поет,

волки тяжелые пробуют лед...

Для оскорбдений не создано лир,

лучшие скорби душой обросли;

долго читает немая река

серо-молочные облака.

Лето псаломское:"мы летим",

нравится Иерус — русалим;

многоэтажное рядом пике:

падение города на песке.

И, начиная по/малу знать,

я начинаю небесную пядь —

местом, которое съем на Суде

в час Обращения к вечной воде.

***

Черничным вареньем давился я,

читал и читал о Сербии;

бежал, а укрыться негде мне,

ни в белой кровати до вечера.

Дождливой дорогой на Крижевцы

умышленный ветер взъярился и

кидая органами с вербии,

словес человечьих не требует;

дивизии сытой гоня коней

к торгующим в Ясеновацком дне,

несет немоту изувеченных,

шумит и шумит "память вечную".

Живые тихонько родилися,

они во селеньях серебряных

готовят на сладостном огне

святые хлебцы колечками.

ДЕКАБРЬ 1812 г.

Картечный желтый ветер назойливо гудит,

болотистая почва померзла, но легка;

у генерала Дамаса царапина в груди,

у генерала Хейтера оторвана рука.

За хутором Веселовым уже назревший свет

не теплый, но обещанный, как сытая зима.

У лейтенанта Элия граната в голове,

у капитана Цехеса ни капельки ума.

За неприютной Вильною зевает крепкий снег,

Усеянный ушедшими в окоченевший ров;

и мозг у многих воинов — мороженое хек,

и лопнувшая плоть у них — кисель на дне костров.

Не та нужда сражения на тонком берегу;

волною фиолетовой вся Березина ждет;

и плещет человечина дородную пургу,