— Тамарочка! Стисни зубы, сожми кулачки. Ты сильная девочка и сумеешь перешагнуть через это несчастье. Уверена, что Светлана Петровна тебе в этом поможет. Я ее знаю давно. Достойная женщина, замечательный педагог. Рада за тебя, ты попала в хорошие руки. Хотя, конечно, никто не заменит маму и папу… Школа, в которую ты переводишься, одна из лучших в районе. Там очень хорошие и учителя, и ребята… Тамарочка, всегда, когда почувствуешь себя одиноко и плохо, думай о том, что у Соломона на перстне были выгравированы замечательные слова: «И это пройдет».

Элегантная дамочка с коротенькой стрижкой в одном из кабинетов РОНО:

— У тебя есть хобби, Тамара?

— Хобби?

— Да. Какое-нибудь увлечение. Может быть, ты занимаешься музыкой? Или посещаешь спортивную секцию?

— Да, секцию по у-шу.

— Собираешься ходить туда и после каникул?

— Не знаю. Если мне разрешат.

— Почему же не разрешат? Мне говорили, что ты очень хорошо знаешь английский. Что, занималась с преподавателем?

— Нет, с мамой. Она английским владела свободно.

— Надеюсь, ты не забросишь язык. Я побеседую со Светланой Петровной, чтобы она лично проследила за этим. Попроси ее зайти ко мне в кабинет. А к тебе у меня пока нет вопросов. Подожди, пожалуйста, в коридоре… Света, знаешь, у меня есть хороший знакомый. Он врач. Я сейчас запишу телефон…

Седенький старичок в уютной комнате с мягкой мебелью и ковром на полу, больше напоминающей гостиную, чем кабинет психиатра:

— Тамара, ты можешь сказать мне, какое сегодня число?

— Не знаю.

— А день недели?

— Не знаю.

— Давно ты этим не интересовалась?

«Зачем мне это? Говорят, что счастливые часов не наблюдают. И дней недели… И чисел… Несчастные тоже!!! Не наблюдают…»

— …Я повторяю вопрос: давно ты этим не интересовалась?

— Чем?

— Ладно, оставим. Скажи лучше, чем ты сейчас занимаешься дома? Помогаешь по хозяйству? Читаешь? Смотришь телевизор?

— Лежу.

— Что, так просто лежишь и ничего не делаешь?

— Ничего.

— О чем-нибудь думаешь?

— Ни о чем.

— Тамара, девочка, так не бывает! Человек всегда о чем-нибудь думает.

«А я вот не думаю ни о чем! Рассматриваю трещинки в потолке… Не называй меня, пожалуйста, девочкой, старичок»…

— Ты хорошо засыпаешь, Тамара?

— Не очень.

— А что тебе снится?

— Не помню.

— Так уж не помнишь? Ничего-ничего?

— …….

— Какие у тебя отношения с тетей? Вы с ней много общаетесь?

Дядюшкина жена, массивная и мужеподобная, внешне (и не только) сильно напоминала домоправительницу фрекен Бок из мультфильма про Карлсона, на редкие вопросы: «А можно?» всегда давала стандартный ответ: «Нельзя», и Тамара не помнила, чтобы она хоть раз улыбнулась или сказала что-нибудь доброе. Вернее, и улыбалась, и говорила, только когда они вдвоем ходили к следователю или в РОНО. Но стоило им остаться наедине, как толстуха облачалась в непроницаемую броню и в Тамарином сознании олицетворяла собой неприступную крепость.

— Если вы о Светлане Петровне, то она мне не тетя. И мы с ней почти не общаемся.

— Я-а-асно. А с дядей?

— Он много работает. Уходит рано, приходит поздно.

— Он деловой человек?

— Чересчур деловой. Он ни разу не смог найти для меня ни одной свободной минуты.

— …Светлана Петровна, здесь два рецепта. Это всего лишь легкий транквилизатор и антидепрессант. А девочке лучше сменить обстановку. И чем скорее, тем лучше… В деревню? Через неделю, как закончите с оформлением опекунства? Отлично!

Несколько женщин с холодными лицами и в строгих костюмах в небольшом зале размером с классную комнату и с рядами деревянных сидений, как в кинотеатре:

— …И, наконец, Тамарочка, последний вопрос. Самый важный. Итак, девочка…

«Не называй меня девочкой, стерва!»

— Ответь нам, пожалуйста, ты согласна, чтобы дядя Игнат и тетя Света заменили тебе погибших папу и маму? Чтобы занимались твоим воспитанием, пока тебе не исполнится шестнадцать? Чтобы осуществляли контроль над всеми твоими денежными средствами и имуществом с того момента, как ты вступишь в права наследования и до дня твоего совершеннолетия? Чтобы…

«Нет, не согласна! Лучше в интернат!»

— Да, я согласна.

— Громче, Тамара. Ты шепчешь себе под нос так, что при всем желании тебя не расслышать. Повтори, пожалуйста, еще раз. Громко и четко.

— Да, я согласна.

Как же хотелось ответить иначе! Но рядом пыхтела Светлана Петровна. Она была сильнее!

Дядюшка, сменивший сегодня свои мешковатые слаксы на черные брюки и зеленый двубортный пиджак, подошел к столу, за которым расположилась комиссия, и принялся подписывать какие-то бумаги.

Домоправительница положила горячую ладонь Тамаре на плечико, прошептала:

— Молодец. На все вопросы ты ответила правильно.

— Что, довольны? Надеюсь, теперь вы покажете мне, где могила родителей?

— Хорошо, девочка. Завтра утром поедем на кладбище.

«Наконец-то! Не прошло и полгода. Мама, папа, как вы?..

…И сколько раз тебе повторять: не называй меня девочкой, сука! »

В соседнем купе плацкартного вагона расположилась большая компания. Там до утра пили, громко скандалили и курили. Не успел поезд покинуть границ Ленинграда, как гулянка набрала полный ход, и Светлана Петровна недовольно пробухтела что-то насчет распущенности нынешней молодежи. Тамара была уверена, что толстуха сейчас отправится к шумным соседям наводить среди них порядок, но она спокойно застелила белье и улеглась на нижнюю полку. Уже через минуту послышался храп. Стальным нервам толстухи оставалось только завидовать.

Уснуть никак не получалось, и Тамара ворочалась на верхней полке, вслушивалась в разносившиеся по вагону пьяные голоса, а когда рассвело, перевернулась на живот и принялась смотреть в окно, за которым, сменяя друг друга, тянулись поля, окантованные по линии горизонта синей полосочкой леса, и заболоченные непроходимые заросли ивняка. Поезд подолгу застревал на любой мало-мальски значимой станции, и тогда скучный ландшафт за окном сменяли огороженные разноцветными палисадами избы, разбитые улочки и низкий перрон, по которому иногда стремительно проносились полуночники-пассажиры. Потом состав, скрипнув рессорами, мягко трогался с места, павильончик вокзала уплывал назад, и на сцену вновь заступали поля и густые кусты.