— Я не хотел смутить вас, Рейчел.

Мы заходим в лифт, а все его ассистенты и присутствующие на этаже, кажется, стоят по стойке смирно, ловя каждое движение Сента. Я тихонько стою сбоку, тоже настороже.

— Вы не смутили, — я отвечаю так тихо, чтобы только он мог расслышать. Но какой там. Не так уж много от него требуется, чтобы я смутилась. Какое значение имеет моя личная жизнь? Сочтет ли он меня слишком молодой и слишком неопытной для проведения интервью, которого заслуживает человек его статуса?

Его окликает одна из ассистенток: «О, мистер Сент!» и заскакивает в лифт до того, как двери закрываются.

— Да, Кэти?

Она открывает папку и указывает на что-то, написанное внутри.

— Точно, — громко отвечает он.

— Хорошо, — говорит она. — А вот это?

Сент особо не пользуется одеколоном. Он пахнет кремом после бритья и мылом. Его губы немного отвлекают меня, пока он отвечает на вопросы, которые возникли у его ассистентки. Внезапно вижу его губы перед собой, он слегка улыбается, и когда я смотрю чуть выше, понимаю, что он застукал, как я на него пялюсь.

Когда мы выходим в вестибюль, я красная, как рак.

— Спасибо, Кэти, — говорит он ей.

— Пожалуйста, мистер Сент.

Кэти. Она, по крайней мере, на один или два десятка лет старше него, и явно по уши в него влюблена. Как давно она здесь? (я задумываюсь над этим и мысленно отправляю себе небольшую заметку на почту).

— Все в порядке? — он протягивает мне бутылку воды, когда мы садимся в машину. Сидя лицом ко мне, этот парень заполняет целиком все кожаное сидение цвета слоновой кости своими широкими плечами, которые, будто милю в длину. Он выглядит расслабленным, волосы черные и шелковистые (короткие по бокам, но более длинные и игривые сверху), сегодня зачесаны назад, открывая вид на его гладкий лоб и точеные черты лица. Зеленый цвет его глаз каждый день разный. Может, поэтому я не могу отвести взгляда?

— Да, спасибо, что встретились со мной, — наконец отвечаю я.

Я достаю свои записи, потому что в этот раз не намерена все испортить. Он молчаливо пьет воду, пока я начинаю задавать вопросы. Я узнаю, что:

- Interface будет поддерживать клипы и гифки с Tumblr, а также видео с YouTube;

- сайт будет предоставлять место для хранения и передачи файлов;

- количество подписчиков ежедневно превышает первоначальные прогнозы на 160%.

— Похоже, Interface — тридцать пятая компания, которую вы основали с нуля?

— Тридцать пятая, тридцать шестая... Номер не важен. Каждая по ощущениям, словно первая.

Мы подъезжаем, мероприятие проходит в огромном саду позади большого особняка. Несколько дюжин столов с белыми льняными скатертями, подиум и повсюду цветочные композиции. Громадный купол над всем этим, изящный и воздушный, заслоняет столы как от солнца, так и от дождя.

«СПАСИ ЖИВОТНОЕ» написано темно-синими буквами на растяжке над подиумом. Когда Сент останавливается у столика, чтобы получить табличку для аукциона, я прихожу в замешательство.

— Я думала, вы сегодня произносите речь, — спрашиваю я, следуя за ним между столиками.

— Я позволяю своему бумажнику говорить за себя.

— Сент, — зовет его парень, подходящий с фотоаппаратом в руках. — Я думал, ты не подпускаешь к себе журналистов.

Я не помню имени этого парня, но внезапно вспоминаю, что он всего пару дней как-то работал в «Эдж». Он высокий, светловолосый, молодой и смотрит на меня с профессиональной завистью.

Сент берет меня за локоть, игнорируя парня, и ведет нас прямо мимо него.

— Не лезь не в свое дело, Грег, — предупреждает он низким голосом.

— Ты и есть мое дело, Сент! — кричит Грег.

Притихнув, с любопытством ожидая его реакции, я всматриваюсь в бесстрастный профиль Сента. Меня мгновенно впечатляет, с какой легкостью он выбрасывает из головы надоедливого парня. Он, должно быть, давно привык к пристальному вниманию, будто все мы мухи, роящиеся вокруг него, выжидающие, когда он совершит что-либо, заслуживающего освещения в печати. Иногда он делает нам, СМИ, одолжение, ведь он уже совершал безрассудные поступки. Как же сильно нужно на него надавить, чтобы он потерял контроль?

Я замечаю, что он игнорирует почти всех или лишь по-дружески здоровается, но его поведение явственно говорит «Мне насрать». Окружающие, с другой стороны, не могут устоять перед его магнетизмом. Их словно притягивает в его направлении, стоит им только его приметить. Я не могу объяснить те злобные взгляды, которыми награждают меня те же женщины, что с таким обожанием смотрят на Сента.

Он усаживает меня за столик в самом первом ряду по центру.

Перед каждым за столом лежит небольшой каталог с милейшими дикими животными, которых вы когда-либо видели.

— Что скажете? — спрашивает он спокойным, деловым тоном, пока я листаю каталог.

— Вы спасаете одного из этих животных? — спрашиваю я, а он кивает в ответ. — Я ни за что не смогу выбрать кого-то одного.

— Они были в цирке. Их усыпят, если они не найдут дом, а чтобы это произошло, им нужен спонсор, который обеспечит им необходимый уход в местном зоопарке.

— Мне из-за этого так грустно, — я просматриваю список животных и останавливаюсь на одном. — Слон. Я думаю, это один из самых достойных представителей животного мира. То, как они относятся друг к другу, такие заботливые, сильные и нежные.

— И это ваши аргументы? — спрашивает он, стараясь выглядеть серьезно.

— Нет, я только разогреваюсь, — говорю я, моя гордость уязвлена. — Слоны приносят удачу. Спорю, если вы спасете этого слона сегодня, его удача как-нибудь спасет вас.

— Меня невозможно спасти, мисс Ливингстон, но давайте купим этого слона, — он протягивает мне табличку, чтобы я могла делать ставки, и усаживается поудобнее с телефоном в руках, отвечая на письма, пока я поднимаю табличку.

Я начинаю сильно нервничать по мере того, как растет цена.

— Сент...

— Продолжайте, пока слон не станет вашим.

— Это она, и она станет вашей, — поправляю я его.

Он пожимает плечами.

— Если вам так удобнее.

Мы спасаем слониху по имени Рози, и теперь у нее будет дом на всю оставшуюся жизнь. Он забрал у меня табличку и повышал ставки на каждого животного, заставляя суммы расти, а других выпрыгивать из штанов. Он не объяснял мне свою задумку, и я заметила на четвертом животном, что он ставит на всех, заставляя других участников повышать ставки и платить больше.

Будто весь мир — его игровая площадка. Это внушает мне благоговение, а еще, немного пугает.

Сент может уничтожить наш журнал... 

Мне только что открылась беспощадная сторона его личности, и я лишь надеюсь, что никогда не стану тем, против кого он ее использует.

По пути назад, он говорит по телефону на иностранном языке, а я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на то, как его приятный голос, произносящий иностранные слова, заставляет меня ерзать на сидении. Я делаю заметки на телефоне, чтобы отправить на почту самой себе, особенно о том, что запомнилось больше всего.

- Он не берет пленных. Он повышает ставки на максимум. Зачем? Он бросает вызов своим конкурентам, а им это не нравится —> Сколько у него врагов?

Я начинаю краснеть при мысли о том, как он, кажется, наслаждается, когда дразнит меня, и вздыхаю и смотрю за тем, как он говорит с кем-то (похоже, это Тахо Рот). С друзьями он совсем другой. Непринужденный, менее напряженный. Я думаю о его деловых звонках, обо всех его сегодняшних поступках.

Он целеустремленный и упорный, абсолютно ненасытный.

Когда мы высаживаем его возле «М4», где уже стоит блестящий BUG 3 и кто-то с ключами наготове, он желает мне доброй ночи. Я благодарю его за сегодня, а потом сижу, терзаясь и задаваясь вопросом, было ли это нашим последним интервью.

Приезжая домой, я задумываюсь, как мне заставить его увидеться со мной еще раз. Мне беспокойно от мысли, что все закончилось. Я размышляю, буду ли выглядеть отчаянной, если попрошу еще об одном интервью. Может, мне просто оставаться на связи и написать ему позже на неделе.