Были и другие проблемы, внутреннего, так сказать, рода, но тоже животрепещущие: "А всё-таки что-то неладно с нашей Великой Сектой. Как будто что-то ушло из неё. Или, может, я старею? Да нет. Чувствую я себя не хуже чем в молодые годы, когда грабил банки ради пополнения революционной Казны. Или давно не проводил я никаких важных кампаний?" И диктатор решил осведомиться о состоянии дел у Исполнителя поручений. Постельничий соединил его:
– Алло, Лаврентий? Как состояние наших внутренних дел.
– В каком смысле, Хозяин? – отвечал Исполнитель поручений.
– Я имею в виду дела нашей Великой Секты. Что думают её рядовые члены в последнее время? Как ведёт себя управленческий аппарат?
– Пока не было крупных проблем, Хозяин, но меня смущают отдельные…
– И меня тоже, Лаврентий. Извини, что перебил, но я чувствую, что что-то происходит.
– После Великой Победы многие увидели европейскую жизнь, пусть и сильно пострадавшую во время боевых действий. Генералы и замполиты везли антиквариат на Восток в своих эшелонах. Местная знать это заметила и стала…
– Завидуют?
– Очень.
– И что?
– Простой народ тоже заметил, но у него нет возможностей. И вообще, мне мои докладывают, что производительность труда не растет так быстро, как хотелось бы, но простой народ…
– Я понял, Лаврентий. Эффективность падает. А почему в нашей стране эффективность обычно падает? Какие такие предпосылки этого были на всем протяжении существования Империи?
– Воруют, Хозяин.
– Больше обычного?
– Есть тенденция. Особенно среди тех, кто курирует народное хозяйство.
– Пришли мне список, Лаврентий. Эффективность – прежде всего.
В тот день об эффективности немало думал и Константин Васильевич. Об экономической эффективности. Исполнял он обязанности главного редактора главного экономического журнала, который до сих пор существует и порой читается в научных и преподавательских кругах. Журнал фундаментальный. Если такой журнал попадает современному человеку в руки, то он долго и мучительно прикидывает, а что же с ним, собственно, делать. Вертит его и так и эдак, да всё удивляется, какой он толстый, да с оглавлением не на одну страницу. Конечно, и не на три.
Советская интеллигенция любила толстые журналы, но все больше литературные. Она считала себя весьма сведущей в этих вопросах, - в вопросах литературы. С удовольствием вспоминала благословенные времена расцвета свободы слова в Империи после победы Великой Секты. Вспоминала издательство "Academia". Оно выпускало та-а-акие книжки… В 1920-е годы… Куда там период транспарентности под руководством милого болтуна. Не дожил до тех времён Константин Васильевич. Журнал назывался и называется "Вопросы экономики". Он именно так называется до сих пор, потому что и сейчас находится в строю, когда транспарентность стала приобретать цивилизованный лоск рекламы о пользе уплаты налогов.
Ближе к концу рабочего дня думы главного редактора прервал… Ход его мыслей нарушил… Вдруг… Короче, весть, которую принёс… В общем, вошёл заместитель Константина Васильевича по издательской деятельности и сказал:
– Писец.
– Где, – не успел должным образом среагировать главный редактор.
– Не где, а нам.
– Да скажите же, наконец, что случилось?
– Дело, собственно, в следующем, – заместитель посмотрел на поливальную машину за окном и начал своё нехитрое, но очень важное повествование, иногда прерывавшееся чаянными и нечаянными репликами главного редактора:
"Сегодня утром мне принесли новый только что отпечатанный в типографии номер нашего журнала. Я посмотрел оглавление и ещё раз порадовался за нашу работу. Вы понимаете, порадовался. "Понимаю, – продолжайте", – ответил Константин Васильевич.
Номер, как вы помните, был посвящён проблемам эффективности плановой экономики и её превосходства над капиталистическими методами хозяйствования. Обычно я не читаю статей после выхода журнала в печать, но тут мне захотелось ещё раз посмотреть отдельные положения статьи нашего выдающегося академика Угорелова. Читаю. Радуюсь. Дохожу до места, где Угорелов интерпретирует слова Вождя… Я еле успел дотянуться до коробочки с валидолом. "Неужели какая-то неточность", – спросил Островитянинов.
Если бы неточность. Там печатными буквами ясно написано, что … Я даже произнести это не решаюсь. Тем более в кабинете. Да вы сами ознакомьтесь. Я и журнал принес. Возьмите. Вот это предложение".
Константин Васильевич, предчувствуя нехорошее, ткнул пальцем в палец заместителя, чтобы не потерять ненароком искомую фразу. Водя ногтем по приевшемуся за долгие годы шрифту, он полушёпотом прочитал: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление системы социалистического планового хозяйства". Несколько мгновений старый большевик думал о том, каким был бы коммунистический ад, если бы Маркс предусмотрел в своей теории место для потусторонних сил. Больше того, в эти доли секунды Константин Васильевич ясно видел эти самые потусторонние силы, обеспечивающие жизнедеятельность Великой Секты. Однако заместитель ничего не заметил. Не заметил ни измененного состояния сознания товарища Островитянинова, ни коммунистических духов. Что ни говори, а только стойкие люди из среды старых большевиков смогли пережить Эпоху Великого Передела партийного наследства Отца-Основателя Секты. Ни один мускул лица не дрогнул у Константина Васильевича. Разве что глаза…
– Как же товарищ Угорел…, гражданин Угорелов осмелился сдать такую статью в печать? – спросил Островитянинов своего заместителя.
– Да он-то сдал как положено, – отвечал зам. – А вот наборщики… Давайте я прочитаю с оригинала. Я оригинал статьи с собой захватил: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление недостатков системы социалистического планового хозяйства".
– Недостатков… недостатков. Да-да. Эффективность, эффективность… -– бормотал Константин Васильевич.
Ничего не говоря, заместитель покинул кабинет. Однако хотелось жить и работать. "Вертухаи, вертухаи… Вертеть, вертеть. Вертушка, вертушка… Вертушка? Вертушка!? Вертушка-а!!!" - стал приходить в себя Островитянинов. "Надо звонить. Самому. Всё равно нечего терять", – здраво рассудил Константин Васильевич. Сказывался опыт старого сектанта.
– Алло, здравствуйте, это приемная Самого? – ровным и совершенно спокойным голосом спросил Островитянинов.
– Поскрёбышев у аппарата, – ответил п
остельничий диктатора.
– Александр Николаевич, Вас беспокоит главный редактор журнала "Вопросы Экономики", академик Островитянинов. Мне нужно с Вами посоветоваться по очень важному делу.