Крепко обнимаю.

Твой Ашот

P.S. Немножко намекну, что здесь имеем: с учётом козлов вонючих, что суют свой нос в чужие письма.

1. Д.п.* T-Timopheevi с ч.хр-м** 20.

2. Уст. к м.р.*** у вышеназванн. д.п. и п. Triticum aestivuml – 3 г. Но есть возможность получить вместо них и остальных д.с.п.**** типа T.Persicum, T.Macha – их аналог с ч.хр-м 32, а главное – с уст. к м. р. и в.т.м.***** 15-20 л.

Это не бред сивой кобылы. Пишу в здравом уме и твёрдой памяти.

----------------------------------------------------

* Дикая пшеница.

** С числом хромосом.

*** Устойчивость к мучнистой росе.

**** Диких сортов пшеницы.

***** К мучнистой росе и вирусу

табачной мозаики.

« * *

Ашот, в одной связке с Василием, уже лежал метрах в пяти вверху, под каменной грядой, сливаясь в серо-буром, в пятнах, комбинезоне с валунами и россыпью камней меж ними. Свесив голову, подтягивал верёвку, наблюдал за Прохоровым. Тот одолевал крутизну, цепляясь за щели в гранитной скале, волок себя трясущимися руками. Раскрытым, опалённым ртом хватал разреженную пустоту – без кислорода. Почти что в самой глотке неистово рвалось наружу, колотилось сердце, пот заливал глаза. Сквозь сизую пелену в который раз увидел то ли мираж, то ли реальность: в полусотне метров, вознесясь над диким каменным хаосом, стояла на гранитных валунах пятнистая семейка лопоухих гиено-псов, пять особей, сбившихся в стаю. Пушистыми поленьями висели меж задних ног лисьи хвосты. Но в мощном грудном развороте, в массивных челюстях угадывалась волчья хватка, свирепая властность матёрых хищников.

Василий вытер пот, ещё раз глянул – над только что обитаемой грудой валунов пустынно высвистывал ветер.

… Добравшись до Ашота, лежавшего под разлапистым кустом, Прохоров бессильно рухнул рядом, выхрипнул осиплым голосом удавленника:

– Пи-ить… дай пить.

– Остынь. Что, трудовой мозоль мешать стал, чемпион?

– Где родимая мухобойка и обещанные мухи, садист?

– Ещё три дня…

– Через три дня, таких как сегодня, ты похоронишь меня в этих камнях.

– Вай-вай, какие нежные мы стали! Ещё полдня вперёд, два с половиной – вниз, назад.

– Тогда может выживу. А, чтоб тебя!! – Василий охнул, дёрнулся, застыл заморожено.

Скосив глаза, ползучим, медленным движением дотянулся до корявого сучка, торчавшего из куста, сломил его, стал поднимать, готовясь к хлёсткому сметающему удару. Вцепившись в рукав его комбинезона выше голой кисти, расставив рачьи клешни, башкой к нему сидело, пялилось обволосаченное чудище: гигантский скорпион длиной в два пальца. Подрагивал блёсткой синевой на задранном конце хвоста хитиновый крючок.

– Не вздумай! – шипящим гневом хлестнул по слуху Григорян. – Ты эти урбанистские замашки брось: чуть что, сразу за палку!

Он поднял ладонь. Округлой, скользящей синусоидой приблизил её к скорпиону. Нацелившись, неторопливо сомкнул пальцы на буро-чёрном горбике за головой страшилища. Поднял и перенёс его к кусту. Посадил на камень.

– Пандик-джан… ты сильно напугал большого дядю… здесь негде постирать его штаны. Иди, гуляй своей дорогой.

– Откуда в горах эта тварь? – подрагивал в изумлённом возбуждении Василий. – Они же водятся…

– Ну да, в пустыне. В Африке. Pandinus imperator, типичный африканский скорпион, но адаптированный к этому высокогорью, – с заметным удовольствием забросил в разум Прохорова уголь загадки Григорян – пусть жжётся.

Василий откинулся на спину, прикрыл глаза. Ныли, отходили от бешеной нагрузки ноги и поясница. Давненько он не насиловал свою плоть в таком нещадном спринтерском броске: переведённые ночью через границу с Турцией, почти сутки они поднимались к сакрально, сахарно блистающей вершине Арарата.

– Ашот, – не открывая глаз спросил Василий, – ты в самом деле где-то раздобыл этого монстра – донора дикоросов? 36 хромосом, почти 20-летняя устойчивость к фитопатогенам… бред сивой кобылы… в природе нет ничего подобного у эгилопсов… у самого пырея, чемпиона сорняков, пределы: 28 хромосом и 7 лет.

– Значит расшифровал письмо.

– Обижаешь, – Прохоров усмехнулся. – Сами разрабатывали скоропись для лекций. Но в наш гадюшник спецнюхачей в НИИ ты сунул головёшку. У них свернулись набекрень мозги. Ко мне за разъяснением им сунуться нельзя. И они задолбили ректора: что значат все эти: "T.Timopheevi", "с ч.хр-м и в.т.м.", где мои груди для лифчика, на каком таком орлане я полечу, и каких младенцев приносит в Армению аист. Знаешь, что он им ответил?

– Ну?

– У автора письма активная фаза вялотекущей шизофрении.

– Ай, молодец!

– У них шерсть дыбом: генетик – и шизофрения? Такого быть не может.

Ректор в ответ: у либерал-образованцев – сплошь и рядом. Поэт Кручёных всех стихоплётов как кувалдой в лоб своей "поэмой": ДЫР БУЛ ЩИЛ – и прочая абракадабра. Малевич намалевал "Чёрный квадрат", и вся холуйская обслуга визжит в экстазе: "Мировой шедевр!" И все они считались нормальными, все при деле.

– И что, после этого отлипли?

– После отмашки. Им кто-то дал отмашку.

– Мой дядя в Ереване.

– А кто он?

– Зам председателя КГБ Армении. На их запрос выдал про меня синхрон с мнением вашего ректора: вялотекущий шизофреник со сдвигом в национализм.

– Вот это новости! – Прохоров поднялся, сел, с изумлением вглядываясь в Григоряна. – Так вот откуда у нас всё: оружие, провод через границу, снаряжение и сопровождение до Арарата…

– Как на научнике на мне, само собой, давно поставлен крест. Но быть матёрым торгашом не возбраняется. Поэтому я большой торгаш в Ереване, Вася-джан. И у меня большие деньги на всякие полезные дела.

– А может… ты ещё кто… кроме торгаша?

– Много будешь знать, некрасивым станешь, – лениво потянулся всем телом Григорян.

– Я опять к твоему дикоросу…