Алена Василевич

Чингисхан

Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова

Это моя трёхлетняя соседка... Подождите-подождите, не перебивайте. Нет никакой ошибки. Повторяю: и соседка, и Чингисхан. В коротюсеньком розовом платьице, с белым капроновым бантом на всю голову, с озорными чёрными глазёнками. Они у неё то прячутся, как мышата, в раскосых узеньких щёлках и это значит, Чингисхан смеётся; то заливаются ручьями слёз - и это значит, что Чингисхан непременно хочет настоять на своём, а ей пока не удаётся. И ещё умеют эти глазёнки хитро-хитро выслеживать свою очередную жертву: какого-нибудь карапуза, которого Чингисхан хочет обязательно поколотить...

Вообще-то у соседки моей - Чингисхана - имя самое ласковое, самое дружелюбное из всех, какие я только знаю: Аленка. Правда, пользуются обычно этим именем только Алёнкины мама и папа. А на улице за свои татарские раскосые глазёнки и крутой нрав Аленка прозвана Чингисханом и отзывается на это имя очень даже охотно...

Впервые появилась она у нас во дворе нынешней зимой. Бегу я как-то с работы домой (на улице морозище!) и около своего крыльца натыкаюсь на круглую кадушечку, в красном пальтишке, в валенках, в пуховом платке. Чтобы не замёрзла, кадушечку ещё перевязали большим шарфом.

Любопытная личность. Интересно познакомиться.

Пытаюсь заглянуть кадушечке в лицо, а у неё из-под надвинутого на самый лоб платка лишь торчат оттопыренные губки. Такие потешные, такие симпатичные.

- Здравствуйте вам! - здороваюсь с кадушечкой.

А она как фыркнет на меня:

- Иди!

Вот тебе и знакомство!

Тут подбежала к кадушечке мама (она стояла неподалёку с соседкой), начала журить девочку. Хотела даже отшлёпать, но я заступилась.

- Ну за что же вы её? Она такая хорошая, такая умная девочка!

В ответ кадушечка подняла на меня хитрющие свои раскосые глаза и надулась ещё больше: вероятно, не поверила...

Правда, позже отношения у нас наладились. Теперь Аленка встречает меня с работы решительным заявлением:

- А я пойду к вам!

И если только я не найду способа отклонить это её заявление, она моментально обгонит меня и сколько есть силы молотит ногами и кулачками в нашу дверь.

Частенько я пытаюсь перехитрить Чингисхана.

- У нас ещё никого дома нету.

- А вот и есть, а вот и есть! - не обращает внимания на мою дипломатию Чингисхан и ещё по дороге объявляет: - Мы будем играть в куклы.

"Мы" - это означает, что с нашей площадки Чингисхан прихватит с собой ещё свою подружку - синеглазое шелковистое, словно из мягкого льна, существо, по имени Наташа. Своих обещаний Чингисхан на ветер не бросает. Я и раздеться не успею, как в дверь уже стучат две пары ног и две пары кулачков.

Надо принимать гостей.

Их, конечно, можно было бы и отправить, этих гостей, пусть лучше погуляли бы на свежем воздухе, - но у них есть заступница, моя дочь.

Она хоть и вертится уже целыми часами перед зеркалом, но отказать себе в таком удовольствии, как игра с Чингисханом и Наташей в куклы, не может.

- Ах вы, мои обезьяны! - встречает она гостей.

- Ах ты, моя базяна! - отвечают ей гости.

Общий язык найден. Гости падают животами на тахту, дрыгают в воздухе ногами, толкают друг дружку, пищат, хохочут. Хохочет, смеётся с ними и моя дочь. Так начинается каждая встреча.

Я безнадёжно махаю рукой: тут уж ничто не поможет, никакая дипломатия. "Базяны" - да и только.

Потом мы садимся обедать.

- Мы тоже хотим есть! - по обыкновению первая заявляет Чингисхан.

Её не надо приглашать, она уже сидит за столом.

- Мы тоже хотим есть! - вторит Наташа.

- Разве ваши мамы до сих пор не кормили вас? - спрашиваем мы у гостей.

Не моргнув, обе смотрят на нас святыми глазами.

- Нет, не кормили.

- Ах, какие плохие ваши мамы!

- Ах, какие плохие васы мамы! - хором повторяют гости.

- Ну, тогда мыть руки!

- Я не хочу! - объявляет, усаживаясь поудобнее, Чингисхан.

- И я не хоцу! - чуточку робея, повторяет Наташа.

- Ну, тогда - марш из-за стола!

- А я не хочу! - не доставая до пола, чтобы топнуть, размахивает в воздухе ногой Чингисхан и стучит смуглым кулачком по столу.

- И я не хоцу! - тоже повторяет Наташа и тоже шлёпает по столу незагорелой ручонкой.

- Ах вы, ослушницы! - Моя дочь берёт гостей за руки и тянет в ванную комнату.

Гости упираются, визжат, заливаются смехом, но всё же идут за дочерью. Умывшись, Чингисхан снова захватывает инициативу в свои руки.

- Мы не хотим борща!

- Мы не хотим борсца! - кричит и Наташа.

- Чего же вы хотите?

- Я хочу яйцо! - требует Чингисхан.

- И я хоцу айцо! - повторяет Наташа.

- "Айца" нет. Ешьте сырники со сметаной.

Берут вилки и начинают ковырять сырники, потом макают в сметану и облизывают.

- Невкусно! - заявляет Чингисхан и отодвигает тарелку.

- Невкусно, - повторяет Наташа и бросает вилку.

- Ах вы, поросята! - не выдерживает моя дочь. - Вот я вам сейчас покажу "невкусно"!

- Ты сама поросята! - не остаются в долгу озорницы и тут же требуют: А вот это что? Хотим этого!

- Это кисель.

- Хотим киселя! Хотим киселя! - стараясь перекричать друг дружку, не унимаются гости.

- Дай им, пожалуйста, киселя и забирай их поскорее из-за стола, - прошу я дочь.

После киселя начинается повторное мытьё рук и щёк. А потом настаёт пора кукол, мишек, книжек, рисования, пения.

- "Пусть всегда буду я-а-а", - на одной ноте, почему-то всегда с конца, затягивает Чингисхан.

- "Пусть всегда будет ма-а-а..." - вспоминает про маму Наташа.

Толкаясь и сбивая друг друга, они продолжают терзать песню:

- "Пусть всегда будет па-па-а..."

- "Пусть всегда будет бабушка-а!"

Ах, какую святую правду они поют!

Внезапно всё утихает - гости принимаются за серьёзные дела. Через некоторое время захожу к ним в комнату. Господи! Чингисхан стоит с ногами на моём письменном столе и с видом человека, занятого ответственнейшим делом, тянется к портрету Пушкина. Ей непременно нужно снять его... и бросить на пол. На полу уже валяются левитановский "Март", кипы журналов и газет. На этой бумажной перине лежит, прижимая куклу, Наташа.

- Что ж это вы натворили, негодницы? - не выдерживаю я.

- Иди! Иди! - стучит ногой по столу Чингисхан.