Он вынул портсигар, щелкнул по крышке, предложил Медведеву сигарету. Закурили.

Но женщина?.. Как она попала к вам в самолет?

Говорю вам — это сказка Шехерезады! Она, конечно, забралась туда, пока я бродил в тумане. Лежала тихо, как мышь… Когда выбралась наружу, я почти испугался, даю вам слово!

Медведев нервно курил.

— Еще один вопрос. Когда вы снизились в первый раз, обратили внимание на характер зданий?

О'Грэди задумчиво покачал головой:

— Боюсь, что не рассмотрел ничего ясно… Был очень густой туман. Мне казалось, это обычные домики опорного пункта.

— Могли бы вы указать на карте, где находится это место?

— Боюсь, что нет… Говорю вам, я блуждал в тумане… Разве только очень приблизительно…

— Хорошо, — встал Медведев. — Очень благодарен за рассказ… Думаю, не откажетесь закусить и отдохнуть…

Они прошли в кубрик.

Женщина сидела за столом, передатчик был отодвинут в сторону. Робкими движениями она подносила ложку ко рту.

Сидя на койке, Кульбин глядел на женщину полными сочувствия глазами. При виде офицеров она вскочила, поправила свой безобразный халат.

— Продолжайте, прошу вас, — мягко сказал Медведев. Его уколола жалость при виде этого порывистого движения, этой униженной позы.

— Нет, спасибо, я уже поела. — Женщина смотрела исподлобья, попыталась улыбнуться. — Меня так хорошо накормили… Не помню, когда так пировала… Теперь должна рассказать вам все, все. — Она умоляюще сложила руки.

— Тогда выйдемте отсюда, — не глядя на нее, сказал Медведев. — Василий Степанович, устройте капитану покушать и поспать… — И вполголоса: — Глаз не спускайте с него…

Посторонился, пропуская женщину вперед, вышел следом.

Над Чайкиным Клювом плыли легкие облака, солнце стояло в зените. Летящая вверх скала подпирала, казалось, небесный свод. Кругом была огромная тишина, только настойчивый ветер рвал и трепал холстину халата.

Медведев увел женщину за скалу, в подветренное место. Стоял, не зная, как начать разговор.

— Позвольте, я сяду, — слабым голосом сказала женщина. — Очень устала в дороге.

Но она не садилась, ждала разрешения. Медведев кивнул. Она присела на камень.

Мне казалось, если вырвусь из плена, будет такое счастье — сердце не выдержит… А теперь… — Она неуверенно притронулась к руке Медведева. — Не сердитесь на меня. Я так страдала в последнее время.

Я не сержусь, — отрывисто сказал Медведев. Ее пальцы соскользнули с его рукава. — Может быть, сообщите свою настоящую фамилию?

— Меня зовут Рябова… Маруся Рябова..,

Почему вы назвались Медведевой? — Изо всех сил стиснул он в кармане зажигалку, металл врезался в ладонь, но он не чувствовал боли. — Разве вы знали какую-нибудь Медведеву, жену офицера?

Знала, — тихо сказала женщина. — Нас везли вместе морем, на пароходе. Я постоянно встречалась с ней. Все знали: она жена офицера с Северного флота. Поэтому с ней обращались хуже, чем с другими… Но она держалась молодцом… Мы все восхищались Медведевой, любили ее. И когда я убежала, когда этот моряк спросил меня, кто я такая, подумала: нужно назваться женой офицера, Медведевой… Тогда мне лучше помогут… — быстро, почти скороговоркой прибавила она и взглянула испуганно. — Но ведь вы все равно поможете мне?

Не бойтесь… — Сердце Медведева прыгало в груди. — Когда вы в последний раз видели Настю?

Настю? — переспросила женщина.

Ну да, Медведеву, мою жену… И сына… Ведь они были вместе…

Да, она с мальчиком… — Маруся глядела со странным выражением. — Но после парохода я почти не видала ее. Она работала во внутренних помещениях.

А мальчика, Алешу?

Вашего сына? Я его не видела ни разу, как и своего. Они сказали, что держат детей заложниками, чтобы мы вели себя хорошо. Но мы их не видели. Только знали: они где-то близко, они отвечают за нас.

И все-таки вы убежали?

С угрюмым упреком она подняла глаза:

— Я не могла не убежать. Меня все равно засекли бы насмерть. Меня должны были наказать перед строем. Вы не знаете, что такое наказание перед строем.

Каждая черточка ее лица вдруг задрожала. — Я все равно не увидела бы моего мальчика… Она смотрела вниз, перебирая край халата. Медведев отвел глаза.

Что это за место, где вы работали?

Не знаю, — вяло сказала женщина. — Мы только месили бетон. Носили щебень и воду. Потом бетон увозили. Наш барак был на наружных работах.

Вы хотите сказать, что другие работали под землей, в скалах?

Так у нас говорили… Мы не ходили в ту сторону.

И вы ни разу не видели Настю? Или моего сына? Это невероятно.

Ее большие глаза с прежним странным выражением остановились на нем.

— Мы не могли видеть никого из них… Между нами была колючая проволока… За проволокой такие странные треугольные горы… Никто никогда не показывался оттуда… Никогда не забуду одного случая…

Она вдруг замолчала, осеклась, неподвижно смотря вниз. Медведев молча ждал.

— Один мальчик… Это был не ваш и не мой мальчик… подкрался к решетке, наверно, хотел увидеть свою маму… Может быть, думал пролезть под проволокой. Охраны не было поблизости. Я как раз проходила там…

Он схватился ручонками за проволоку. И вдруг его начало трясти: держится за проволоку и трясется. И не может крикнуть. Хотела броситься к нему. Испугалась. Он уже почернел и трясется все сильнее. Я подняла крик… Прибежали солдаты, оттащили его длинными крюками, унесли… Не знаю, что с ним было дальше…

— Проволока под высоким напряжением. Палачи! — сказал сквозь зубы Медведев.

Он ходил взад и вперед нервным, порывистым шагом. Вынул папиросу и спрятал, не закурив.

— Малыши там вымирают, — шепотом сказала Рябова. — Я слышала, они работают под землей. Я никогда не увижу моего мальчика…

Медведев будто не слышал, только шагал все быстрее и быстрее. Внезапно остановился перед ней:

Вы не нашли бы на карте это место?

Как я могу? — растерянно сказала она. — Здесь все скалы одинаковые. Я могу ошибиться… Конечно, ошибусь.

Вас привезли прямо туда на транспорте, на пароходе?

Нет, сначала высадили в маленьком заливе, потом погрузили в машины…

Может быть, припомните ориентиры… Очертания местности вокруг?