Затраханная во всех смыслах этого слова. Тайрон с дружками здорово ее поимели. Эбби исполняла все их прихоти, лишь бы не иссякал поток наркотиков. Член туда, член сюда, толчки, пощечины, кровавые плевки, повсюду сперма и…

— Господи! — вырвалось у нее. — Останови машину. Меня сейчас вырвет.

Соломон стоял у задней дверцы лимузина, пока Эбби выворачивало под олеандром у дороги. Он не сводил с нее глаз на случай, если она задумала сбежать. Его беспокоили ее босые ноги: в красном свете задних фар на обочине поблескивало битое стекло.

Порывы ветра от проносившихся мимо автомобилей трепали на Соломоне костюм. Никто не обращал внимания ни на длинный черный лимузин, ни на женщину в наручниках, блюющую в кусты. Рядовой субботний вечер в Калифорнии.

Нагнувшись, Соломон заглянул в салон. Карл сидел за рулем, решительно глядя в ветровое стекло. Соломон подумал, что этому шоферу уже доводилось находиться точно в такой же ситуации, возможно, даже с мисс Эбби в той же самой роли.

Когда Соломон выпрямился, Эбби вытирала рот тыльной стороной скованных рук.

— Боже, — сплюнула она. — Боже мой.

— Ну что, все хорошо?

— Я разве выгляжу хорошо?

Она была бледна, в испарине, глаза навыкате. С подбородка свисала нитка густой слюны.

— Случалось выглядеть лучше.

— Спасибо.

Она несколько раз сплюнула на землю, потом, повернув голову, вытерла подбородок о футболку на плече.

— Вы можете ехать?

— Пожалуй, — ответила Эбби. — Сколько еще?

— Мы почти на месте.

Она забралась в автомобиль и подвинулась, освобождая место для Соломона. Когда он сел, она спросила:

— Куда вы меня везете?

— В «Цветущую иву». Это чудесный реабилитационный центр.

— Называется как освежитель воздуха.

— Совершенно верно. Вы и едете туда, чтобы освежиться. Вывести наркотики из организма. Вернуться к нормальной жизни.

Эбби со стоном откинулась на спинку сиденья.

— Почему, — захныкала она, — почему ты не позволил Тайрону меня убить?

— Я подумывал о таком исходе.

Подняв голову, Эбби впилась в него лихорадочным взглядом:

— Ты сделал бы мне одолжение.

— Сомневаюсь. Пройдите курс реабилитации. Вас еще ждет хорошее будущее.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — ответил он. — Я знаю жизнь. Кстати, вы ошибались насчет моего имени. Помните Соломона из Библии? Он был не архангел.

— Правда? А кто?

— Мудрый царь.

Она фыркнула:

— Это ты? Ты мудрый?

— Близко к тому.

Большую часть ночи Соломон занимался тем, что устраивал Эбби в «Цветущей иве», — заполнял бланки и договаривался, чтобы ее поместили в охраняемом крыле. Санитары увезли ее в кресле-каталке, пристегнув ремнями. По щекам девушки беззвучно текли слезы, и она не посмотрела на него. Благодарности Соломон не ждал, но ему хотелось получить хоть какое-то подтверждение того, что она готова лечиться. Хотелось большей уверенности в результате.

Непроницаемый Карл отвез его в аэропорт Окленда, и, пока вертолет компании «Шеффилд энтерпрайзиз» готовили к часовому перелету до святая святых семьи — имения под названием Приют Головореза, Соломон наблюдал, как встает над холмами воскресное солнышко. День для полета выдался отличный, и Соломон любовался скользившим внизу ландшафтом, в то время как вертолет с мерным стрекотом плыл на север над бесконечными строчками виноградников округа Сонома и холмами округа Мендосино с россыпями дубов. Он выбросил из головы Эбби и все, что случилось в Ист-Окленде.

Шел девятый час, когда «Белл рейнджер» пронесся над отвесными склонами каньона, где владения Дональда Шеффилда смыкались с национальным парком Мендосино.

Дубовый лес смотрелся на склонах гор как покрывало из густого меха. Словно избежавшие подстрижки хохолки, тут и там возносились вверх группки высоких елей. Впереди показалась купа еще более рослых деревьев — вечнозеленых секвой, редких в этой полосе и нежно лелеемых Дональдом Шеффилдом. Они стояли невдалеке от усадьбы.

За секвойями поблескивало в утреннем свете каплевидное озеро. Пополняемое стоками со всех окрестных гор, оно питало ручей, сбегавший каскадом с высотных владений Дональда Шеффилда. В этом ручье обитала знаменитая форель-головорез, за которой охотятся все любители рыбной ловли на муху.

Взлетно-посадочная полоса, достаточно длинная, чтобы принимать большие пассажирские лайнеры, идеальной прямой рассекала дубовый лес и почти упиралась в озеро. При взгляде с воздуха создавалось впечатление, что это огромный восклицательный знак. Секвойная рощица отделяла взлетную полосу от дубов и сосен, окружавших Приют Головореза.

В это время года, в начале мая, луга вдоль взлетно-посадочной полосы пестрели разноцветьем трав, сливавшихся в яркую абстрактную картину — мешанину пурпурного, золотого, красного, оранжевого и зеленого. По мере снижения вертолета цветные пятна превращались в отдельные цветки.

Пилот совершил посадку рядом с двумя ангарами почти посередине полосы. Соломон поблагодарил его, а затем поспешил к одному из джипов компании, припаркованному неподалеку. Ключи, как и ожидалось, торчали в замке зажигания. Автомобили всегда стояли наготове, чтобы сотрудники и гости без труда могли преодолеть милю, отделявшую это место от Приюта.

Частное шоссе, окаймленное деревьями, шло практически параллельно взлетно-посадочной полосе, но приспосабливаясь к рельефу местности. Оно было проложено по краю плато, которое справа обрывалось в лесистую долину. Дональд Шеффилд отыскал среди утесистых нагромождений единственную плоскую площадку и построил на ней Приют Головореза. Никакими соседями здесь и не пахло, так как многие мили земли вокруг его двух тысяч акров принадлежали Службе охраны лесов Соединенных Штатов. До ближайшего города, Уиллитса, надо было ехать тридцать миль по извилистой узкой дороге. Все необходимое доставлялось сюда по воздуху, и большинство посетителей прибывало и отбывало тем же путем. При въезде с общественной дороги на частную подъездную, имевшую две мили в длину, служба безопасности корпорации Шеффилда держала охрану, но работы у нее никогда не было.

Дональд приобрел максимум уединения, какое можно купить за двадцать миллионов долларов. Проведя сорок лет в гадюшнике международного бизнеса, он устал от людей. В последнее время он редко покидал Приют. Если вы хотели поговорить о делах с Дональдом Шеффилдом, вы ехали к нему.

Собственно, мало кто возражал. Местность была живописнейшая, с видами на Береговой хребет, голубое небо и широкую полосу зеленой долины.

Жилой дом представлял собой великолепную конструкцию из кедра, природного камня и стекла. У него были два длинных низких крыла с широким навесом кровли, а между ними, под высокой двускатной крышей, помещался огромный зал со сквозными окнами двадцатифутовой высоты, позволявшими видеть открывающуюся за домом перспективу. Внутри красовалась гигантская люстра из оленьих рогов, тяжело нависавшая над массивной кожаной мебелью, столами из «рустикального» дуба и индейскими ковриками. У боковой стены зала стоял колоннообразный камин, труба которого возвышалась над крышей. За ним тоже были высокие окна, выходившие в столовую, отделявшую зал от кухни и комнат прислуги.

Соломон взбежал по каменным ступенькам на деревянный настил галереи, тянувшейся вдоль всего фасада дома. Такая же галерея имелась и позади дома, так что Шеффилды могли выбирать, где им расположиться в шезлонге — на солнышке или в тени.

Служанка, рыжая ирландка по имени Фиона, встретила его в дверях и сказала, что Дон именно там, где и следовало искать его воскресным утром, — в своем любимом форелевом месте на Головорезовом ручье.

Позвонить туда Дону Соломон не мог — в окружении гор сотовые телефоны не действовали, — но он не прочь был прошвырнуться пешком до форелевого ручья. После пережитой им ночи прогулка по лесу казалась именно тем, что доктор прописал.