— Снимай вещевой мешок, живо! — неожиданно предлагает Амелинов.
Тот стоит неподвижно, лицо его бледнеет.
— Матрос, снять с плеча гражданина мешок!
Смирнов сильно дергает за мешок, рвутся лямки.
— Что у тебя здесь напихано, милок? Может, полковое знамя тобой спасено? А может, несешь медикаменты для севастопольцев?
Смирнов выбрасывает из мешка шелковые платья, отрезы, суконные брюки, хромовые сапоги с окровавленными голенищами.
— Шкура! — крикнул матрос. Он вытаскивает из кармана мародера фашистскую листовку, читает: "Штык в землю, бей комиссаров!" — Сволочь! — Смирнов ударом кулака сваливает почерневшего дезертира.
…Все эти большие и малые события захватывают нас.
Особенно горячился Володя Смирнов. Он сразу, как говорят, "с ходу" принял близко к сердцу лесную жизнь.
— Люди врага бьют, а мы охраной занимаемся, — заявил он на второй день пребывания в сторожке. — Ты, товарищ начальник, тормоши командование.
Поздней ночью Смирнов, выполнявший обязанности начальника караула, разбудил меня:
— Товарищ старший лейтенант, вставай! С каких-то Бешуйских копей шахтер пришел.
Амелинов уже беседовал с молоденьким русым пареньком. Я подошел к ним.
— Меня дед прислал, товарищи партизаны. Немец в поселке был, сход собирал, грозился, — рассказывал шахтерский посланник, с завистью поглядывая на автомат Смирнова.
— Много было фашистов? — спросил Амелинов.
— Больше трехсот. На машинах приехали. В сторону леса пулеметы выставили. Несколько гитлеровцев подошли к колоколу, стали звонить. Звонят, звонят, а на улицу никто не выходит. Мой дед — Захаров. Вы, конечно, знаете его? — посмотрел на нас паренек. Но мы не знали его деда, и это очень удивило паренька.
— Вы не знаете дедушку Захарова? Да это первый забойщик! — немного обиженно сказал хлопец. — Так вот, дедушка все ходил по комнате и руки потирал: "Звоните, говорит, нехристи, звоните до утра, никто не выйдет, не такой наш народ". Так немцы ни с чем и уехали, оставили небольшую охрану и все… Еще дед велел сказать, что в шахте все оборудование целое и фашисты могут ее пустить в ход. Мнение рабочих такое: поджечь угольные пласты. Потушить их будет очень трудно.
— По-моему, выйти туда да прихлопнуть фашистов! — вмешался Смирнов. — Эй, как тебя зовут? — повернулся он к парню. — Саша, говоришь? Ты, Сашко, дорогу в поселок хорошо знаешь?
— С завязанными глазами найду.
— По-моему, Володя прав. Пойти да угостить как следует фашистов. Не ждать, когда больше наедет, — сказал кто-то.
— Это дело! — обрадовался Смирнов.
Мы поспешно стали собираться на операцию, но Амелинов поднял руку:
— Не горячитесь, товарищи. Без приказа командующего никто никуда не пойдет! Бешуйские копи — это уголь, которым хотят воспользоваться гитлеровцы. Своим налетом мы только насторожим их. Испортим все дело. Здесь нужна более широкая операция.
Доводы Амелинова были убедительными. Смирнов с неохотой снял с плеча автомат.
Через день штаб Мокроусова разработал план нападения на Чаир — так назывался поселок бешуйских шахтеров. Значительно позже я узнал, что эта операция была осуществлена Евпаторийским отрядом. Фашисты угля с Чаира не получили, а все шахтеры ушли в партизанские отряды.
Утро. Большими хлопьями валит снег. Однако в горах погода изменчива. Через маленькое оконце избушки мы видим, как партизаны с трудом передвигаются по вязкой грязи.
В избушке стало еще теснее. Прячась от непогоды, каждый старался обеспечить себя теплым местечком. Заняты даже подоконники. Кто-то нашел записку: "Товарищи, иду на связь с Алуштинским отрядом. Вечером прибуду. Место — за мной". Прочитали, посмеялись. Ничего себе прогулка! В оба конца больше тридцати километров, скользкие тропы, да и с фашистами можно встретиться. Видно, товарищ крепко верит, что придет.
Перед вечером, весь белый, запыхавшийся, вошел в избушку капитан. Он был небольшого роста, скуластый, подвижный, с цепким взглядом серых глаз.
Подойдя ко мне, представился:
— Капитан Киндинов, начальник Центрального штаба. Вы мне нужны. Командующий Мокроусов назначил вас начальником штаба четвертого партизанского района. Вот приказ.
Я прочел приказ, спросил:
— Когда разрешите убыть к месту назначения?
— Хоть сейчас.
— Есть!
Мы торопились в путь. С нашей группой собирался и моряк Смирнов. Он шел на Южный берег выполнять специальное задание командующего. С нами была и Анна Куренкова — всего девять человек.
Погода никудышная: осенний ливень сменялся сильным снегопадом. Мои почти развалившиеся сапоги громко чавкают и не защищают от слякоти. Снег тает, едва коснувшись земли, и мы сразу замечаем: следы гусениц настолько свежие, что дождь еще не успел размыть их.
Пройдя несколько шагов, мы вдруг наткнулись на тлеющий костер, не потушенный даже таким сильным дождем. Рядом с костром открытые консервные банки, пустые бутылки и обрывки вражеских газет.
Наверное, не прошло и пятнадцати минут, как здесь грелись враги.
Мы приготовили оружие, проверили гранаты. Народ держался хорошо, внешне, во всяком случае, не было заметно никакого волнения.
Подошли к мосту, взорванному нашими отступавшими частями. Не имея, по-видимому, времени восстановить мост, гитлеровцы не пожалели танка. Они вогнали его в развалины моста и проложили по машине настил из дров.
Послышался подозрительный шум. Разведчики поползли вперед. Так же ползком присоединились к ним и мы. И замерли…
За поворотом, на маленькой поляне расположились два танка и группа вражеских солдат. На самой дороге стоял бензозаправщик. Танки повернули орудия к лесу. Не больше как в тридцати метрах от нас стояли патрульные с автоматами, они даже не смотрели в нашу сторону, нам помогал шум реки и дождя.
Это были первые живые фашисты на нашем пути. Что же делать? Конечно, можно незаметно уйти, ведь, строго говоря, наше задание — добраться до штаба четвертого района. Но имеем ли мы право спокойно пройти мимо врага? У меня вспотела спина, я посмотрел на Смирнова. У него горели глаза, без слов было ясно, что он отсюда просто так не уйдет.
— Приготовиться! — скомандовал я. — Попробуем подобраться еще ближе, — взяв ручной пулемет, пополз вперед.
Уловив удобный момент, я дал длинную очередь по заправщику, мои товарищи ударили по патрульным и солдатам, стоявшим у танка.
Несколько солдат упало сразу, но другим удалось вскочить в танки, и они наугад открыли огонь из пушек и пулеметов. Лес наполнился гулом выстрелов и уханьем разрывавшихся далеко за нами снарядов.
Неожиданно кто-то тронул меня за плечо:
— Товарищ командир, сзади две машины фашистов. Рассыпаются цепью, идут сюда, — с побледневшим лицом доложила Куренкова.
По команде все бросились к речке. Спуск был очень крут. Мы скатывались кубарем. Разрывные пули рвались вокруг, создавая впечатление, что немцы совсем рядом.
Фашисты еще долго стреляли на шоссе, не решаясь спуститься вниз. Уже темнело, мы решили заночевать. Все были довольны и делились впечатлениями первого боя. Враг, торопившийся со своими танками на Южный берег, познакомился с крымскими партизанами, а мы получили первое боевое крещение.
Заснуть мы так и не смогли. Непрерывные потоки дождя, чередующегося со снегом, сильно нас беспокоили.
Едва дождавшись рассвета, мы пошли прямо, по азимуту в направлении Ялтинского отряда. Этот путь, кратчайший по прямой, оказался по времени очень длинным. Мы и не предполагали, что в Крыму существует такой рельеф. Нам казалось, что только южная часть полуострова километров на шесть-семь от берега покрыта настоящими горами, а дальше идет плоскогорье. Но мы ошибались: исполинские скалы, ущелье с быстрыми горными речками и головокружительные обрывы стали на нашем пути.
Через несколько часов мы уже беседовали с седоусым голубоглазым добродушного вида человеком в зеленой шинели и папахе. Это был начальник района Иван Максимович Бортников. Смирнов простился с нами. Тепло мы проводили смелого боевого товарища.