ОН: Мам...
ОНА: Да, сынок.
ОН: Мне надо уйти.
ОНА: Куда, сынок?
ОН: Куда-нибудь. Мне надо пожить одному. Я должен прийти в себя. Я вышел из себя, понимаешь, вышел и потерялся. Мне нужно собраться с мыслями и найти себя, и ты мне в этом не поможешь. Мне никто в этом не поможет. Понимаешь?
ОНА: Да, сынок.
ОН: Прости меня. Я не хотел тебя обидеть. /Берет куртку. ей/ Полетели.
ОНА: Куда полетели?
ОН: ..............
ОНА: Куда ты собрался?
ОН: Но мы же...
ОНА: Ты так ничего и не понял.
ОН: Ну как же так? Как так? Ты же? Мы же? Я же только что? Ты что?
ОНА: Что? Что я. Я сказала живи, с кем угодно, но позорить семью я тебе не дам. Не хватало, чтобы мой сын был бродягой.
ОН молча падает как подкошенный, то ли потерял сознание, то ли это жест говорящий о бессилии и бессмысленности дальнейших разговоров.
ОНА: Извини, сынок, но долг матери воспитывать своих детей. Ты у меня ненормальненький. Это мой крест. И я буду его нести до конца. Будут спрашивать, я на работе и не вздумай куда-нибудь уйти. Сам знаешь... /Уходит/.
она подползает к нему. Не плачь.
ОН: Отстань.
она: Не плачь, мой большой муж.
ОН: Не трогая меня. Я сам себя ненавижу, ненавижу за свою слабость. Трусость. Я не могу. Я так воспитан. Я ударю ее, я ее убью, но я потом перестану жить. Я сойду с ума от совести. Понимаешь.
она: Да.
ОН: Да откуда? Откуда ты можешь понять. Вы же все без роду, без племени. Трах бах и вперед, разлетелись в разные стороны. Инкубатор.
она: Но я понимаю, как тебе трудно.
ОН: Это наши законы. Понимаешь, она меня родила. Она меня вырастила и я не могу, не имею права быть таким. Но я больше не могу. У меня нет больше сил. Ты же видишь мы совершенно разные люди. У меня с тобой больше общего чем с ней. Это ужасно. Я ненавижу ее. Ненавижу.
она: Ты любишь ее. И она тебя любит. Все дело в вашей любви. Все из-за нее.
ОН: Да. Все дело в этой ужасной, всепожирающей, жестокой любви. Все из-за нее.
она: Все из-за меня.
ОН: ??!!
она: Мы не пойдем никуда, мы будем жить здесь.
ОН: А как же ты?
она: Я попробую приспособиться.
ОН: Правда?
она: Конечно.
ОН: А ты не умрешь в неволе.
она: Так бывает только в сказках, а в жизни неволя только закаляет, делает сильным.
ОН: Можно я тебя поцелую. Или сначала поженимся. Как у вас?
она: .............
ОН: Ну как у вас заключаются браки.
она: Никак. Просто двое начинают летать рядом. Есть с одного цветка, пить одну каплю росы.
ОН: Как здорово. Есть с одного цветка и пить из одной капли росы.
Звонок телефона.
ОН: Да. - Да, мама. - Дома. - Сижу дома. - Да. - Как ты сказала, так и делаем. - Дома сижу, что тебе еще нужно. - Хорошо, я посмотрю воду, и утюг посмотрю. - Нет. - Никуда я не собираюсь. - Я передумал. - Мы будем жить дома. - Нет. Это она так сказала. - И не надо меня проверять через каждые десять минут. - Иди себе на работу и все. /Положил трубку/.
она: Она волнуется за тебя.
ОН: Зачем? Чего обо мне волноваться. Чего? Я сижу целыми днями дома. Я ведь... Я ведь точно такая же бабочка... как и ты. Я же боюсь о стекло и как ты не могу выскользнуть из этога мрака и холода.
она: Бывают холодные дни, но все ждут, когда появится солнце. Все ждут лучших времен. И они обязательно наступают. Земля тем и хороша, что рано или поздно: после любых морозов все снова расцветает.
ОН: А мне кажется, что рано или поздно мы все погибнем, или планеты столкнутся, или солнце погаснет, или сами задушим себя своей вонью. И все эти соседи, все эти люди, которые тратили целые жизни на разные глупости, окажутся круглыми дураками, потому что даже следа не останется не только от них, но и от всей их идиотской цивилизации.
она: Нет. Рано или поздно все вы станете бабочками. Нас станет так много, как много бывает цветов на диких полях. Земля станет невесомой.
ОН: И что?
она: И тогда...
ОН: Да?
она: Ну-у-у-у-у-у...
ОН: Мы сожрем всю Землю, пока у нас вырастут крылья. Ведь сначала надо поползать мерзкой гусеницей.
она: Зачем ты так?
ОН: А что я такого сказал? Гусеница - это тоже природа.
она: Да вы омерзительней в тысячу раз и ты, и твоя мать, и вам подобные.
ОН: Вот это ты напрасно. Свою мать могу оскорблять только я. Остальным это не прощается.
она: Ты первый меня оскорбил.
ОН: Я тебя не оскорблял.
она: Ты назвал меня мерзкой гусеницей.
ОН: Ну а что это не правда? Мы сразу рождаемся с руками и ногами. А вы сначала шамкаете листики и только потом превращаетесь в то, что ты сейчас из себя представляешь.
она: Но что омерзительного в гусеницах? По-моему они органичны.
ОН: Однажды, когда я был маленьким, мне за шиворот упала большая зеленая гусеница.
она: Ну и что. Наверно, ее сдуло ветром или она поскользнулась на росе.
ОН: Я не знаю, чего ради она свалилась мне за шиворот, но я чуть не умер.
она: Но гусеницы безобидны. Она ничего бы тебе не сделала.
ОН: Она была омерзительна. Она была похоже на микрозмею: холодная, извивающаяся и сжимающаяся своими кубиками, быстро перебирающая ножками. Мне казалось, что она лезет в меня. Она выделяла какую-то желтую жидкость, которая тянулась за ее задницей по моей юной коже. И сам факт того, что кто-то без моего разрешения, да еще такой мерзкий, ползает по моей спине, привел меня в ужас. Я разделся догола. Я терся всеми видами моющихся средств, но как сейчас помню, кожей помню тот след, который эта гадость оставила на мне.
она: Это потому, что ты о себе слишком большого мнения. И ваш плод не всегда прекрасен.
ОН: Не тебе об этом говорить. Ты его не видела.
она: Видела. Мы дольше живем.
ОН: Вы?
она: Мы живем генетической памятью своих предков. Поэтому рыбы идут на нерест. Люди с крыльями...
ОН: Какие люди с крыльями... Люди - это мы.
она: Да?
ОН: Конечно. А с крыльями - это птицы.
она: А у нас вас называют наоборот. Вы так много говорите и поете. Но это неважно. Люди... Птицы, по-вашему, летят на юг и на север своими караванными путями. И мы подчиняемся этому закону. И мы знаем и помним все, что знали и помнили наши предки.
ОН: Бред! Это бред! Ты специально говоришь об этом, чтобы унизить меня, меня как представителя этого вида животных. И это в то время, когда я чуть мать родную из-за тебя не убил.
она: Это из-за тебя. Я здесь не при чем.
ОН: Как это не при чем? Ты что не видишь, что я люблю тебя.
она: Это значит, что ты любишь омерзительную гусеницу. /его передернуло/.
ОН: Ну зачем об этом напоминать.
она: Надо любить природу в ее многообразии. От помоечных мух и навозного жука, от клопа, пьющего твою кровь, моли, которая ест твою шапку из шкуры, которую вылизывала чья-то человеческая мама.
ОН: Звериная.
она: Пусть будет по-вашему.
ОН: По-нашему только и будет.
она: Со совим и останетесь.
ОН: Нет уж. Мы всех за собой потянем.
она: Прощай, я улетаю. /Вспорхнула и вырвалась из его рук/.
ОН: Стой! Не улетай. Я не могу без твоих рук. Я успел так привязаться к тебе. Мне кажется, что ты идеальный для меня вариант. Я буду о тебе заботиться, я буду лелеять и холить тебя. И в то же время не возникнет сексуальных вопросов, которые мучают меня всю жизнь. Моя жена - бабочка, буду говорить я своим друзьям. А может быть мы будем первыми и после нас будут жениться на дельфинах и выходить замуж за слонов. Кто-то поймет, что ему лучше с собаками, чем с людьми, или с птицами. Они создадут вокруг себя почти сказочный с сегодняшней точки зрения, мир и будут в нем равными с другими.
она: Да! Это сказка. Красивая как моя о Земле-бабочке.
ОН: Я знаю много людей, которые к животным и к природе относятся лучше, чем к себе подобным.
она: Да, такие люди есть, но к ним относятся как к больным.