- Ну что, мол, поставил мужиков на пахоту?

- Поставил, Михаил Семеныч.

- Что, все выехали?

- Все выехали, я вх сам расставлял.

- Расставить-то расставил, да пашут ли? Поезжай посмотри, да скажи, что я после обеда приеду, чтоб десятину на две сохи выпахали, да чтоб пахали хорошо! Если огрех найду, я на праздник не посмотрю!

- Слушаю-с.

И пошел было староста, да Михаил Семеныч вернул его. Вернул его Михаил Семеныч, а сам мнется, хочет что-то сказать, да не знает как. Помялся, помялся, да и говорит:

- Да вот что, послушай ты еще, что они, разбойники, говорят про меня. Кто ругает и что говорит - все мне расскажи. Я их, разбойников, знаю, не любо им работать, только бы на боку лежать, лодырничать. Жрать да праздновать - это они любят, а того не думают, что пахоту пропустишь, опоздаешь. Так вот ты и отслушай от них речи, кто что скажет, все мне передай. Мне это знать надо. Ступай да смотри все расскажи, ничего не утаивай.

Повернулся староста, вышел, се 1000 л верхом и поехал к мужикам в поле.

Услыхала приказчица мужнины речи с старостой, пришла к мужу и стала его просить. Приказчица была женщина смирная, и сердце в ней было доброе. Где могла, усмиряла мужа и застаивала перед ним мужиков. Пришла она к мужу и стала просить.

- друг ты мой, Мишенька, - говорит, - для великого дня, праздника господня, не греши ты ради Христа, отпусти мужиков.

Не принял Михаил Семеныч жениных речей, только засмеялся на нее.

- Али давно, - говорит, - по тебе плетка не гуляла, что ты больно смела стала, - не в свое дело вяжешься?

- Мишенька, друг ты мой, я сон про тебя видела нехороший, послушай ты меня, отпусти мужиков!

- То-то, - говорит, - я и говорю: видно, жиру много наела, думаешь, и плеть не проймет. Смотри!

Рассердился Семеныч, ткнул жену трубкой с огнем в зубы, прогнал от себя, велел обед подавать.

Поел Михаил Семеныч студню, пирога, щей со свининой, поросенка жареного, лапши молочной, выпил наливки вишневой, закусил сладким пирогом, позвал кухарку, посадил ее песни играть, а сам взял гитару и стал подыгрывать.

Сидит Михаил Семеныч с веселым духом, отрыгивается, на струнах перебирает и с кухаркой смеется. Вошел староста, поклонился и стал докладывать, что на поле видел.

- Ну что, пашут? Допашут урок?

- Уж больше половины вспахали.

- Огрехов нет?

- Не видал, хорошо пашут, боятся.

- А что, разборка земли хороша?

- Разборка земли мягкая, как мак рассыпается.

Помолчал приказчик.

- Ну, а что про меня говорят, - ругают?

Замялся было староста, да велел Михаил Семеныч всю правду говорить.

- Все говори, ты не свои слова, а ихние говорить будешь. Правду скажешь, я тебя награжу, а покроешь их, не взыщи, выпорю. Эй, Катюша, подай ему водки стакан для смелости.

Пошла кухарка, поднесла старосте. Поздравил староста, выпил, обтерся и стал говорить. "Все одно, - думает, - не моя вина, что не хвалят его; скажу правду, коли он велит". И осмелился староста и стал говорить:

- Ропщут, Михаил Семеныч, ропщут.

- Да что говорят? Сказывай.

- Одно говорят: он богу не верует.

Засмеялся приказчик.

- Это, - говорит, - кто сказал?

- Да все говорят. Говорят, он, мол, нечистому покорился.

Смеется приказчик.

- Это, - говорит, - хорошо. Да ты порознь расскажи, что кто говорит. Васька что говорит?

Не хотелось старосте сказывать на своих, да с Василием у них давно вражда шла.

- Василий, - говорит, - пуще всех ругает.

- Да что говорит-то? Ты сказывай.

- Да и сказать страшно. Не миновать, - говорит, - ему беспокаянной смерти.

- Ай, молодец, - говорит. - Что ж он зевает-то, не убивает? Видно, руки не доходят? Ладно, - говорит, - Васька, посчитаемся мы с тобой. Ну, а Тишка-собака, тоже, я чай?

- Да все худо говорят.

- Да что говорят-то?

- Да повторять-то гнусно.

- Да что гнусно-то? Ты не робей сказывать.

- Да говорят, чтоб у него пузо лопнуло и утроба вытекла.

Обрадовался Михаил Семеныч, захохотал даже.

- Посмотрим, у кого прежде вытекет. Это кто же? Тишка?

- Да никто доброго не сказал, все ругают, все грозятся.

- Ну, а Петрушка Михеев что? что он говорит? Тоже, говняк, ругается, я чай?

- Нет, Михайло Семеныч, Петра не ругается.

- Что ж он?

- Да он из всех мужиков один ничего не говорил. И мудреный он мужик! Подивился я на него, Михаил Семеныч! e45

- А что?

- Да что он сделал! И все мужики дивятся.

- Да что сделал-то?

- Да уж чудно очень. Стал я подъезжать к нему. Он на косой десятине у Туркина верха пашет. Стал я подъезжать к нему, слышу - поет кто-то, выводит тонко, хорошо так, а на сохе промеж обжей что-то светится.

- Ну?

- Светится, ровно огонек. Подъехал ближе, смотрю - свечка восковая пятикопеечная приклеена к распорке и горит, и ветром не задувает. А он в новой рубахе ходит, пашет и поет стихи воскресные. И заворачивает и отряхает, а свечка не тухнет. Отряхнул он при мне, переложил палицу, завел соху, все свечка горит, не тухнет!

- А сказал что?

- Да ничего не сказал. Только увидал меня, похристосовался и запел опять.

- Что же, говорил ты с ним?

- Я не говорил, а подошли тут мужики, стали ему смеяться: вон, говорят, Михеич ввек греха не отмолит, что он на святой пахал.

- Что ж он сказал?

- Да он только сказал: "На земле мир, в человецех благоволение!" - опять взялся за соху, тронул лошадь и запел тонким голосом, а свечка горит и не тухнет.

Перестал смеяться приказчик, поставил гитару, опустил голову и задумался.

Посидел, посидел, прогнал кухарку, старосту и пошел за занавес, лег на постель и стал вздыхать, стал стонать, ровно воз со снопами едет. Пришла к нему жена, стала его разговаривать; не дал ей ответа. Только и сказал:

- Победил он меня! Дошло теперь и до меня!

Стала его жена уговаривать:

- Да ты поезжай, отпусти их. Авось ничего! Какие дела делал, не боялся, а теперь чего ж так оробел?

- Пропал я, - говорит, - победил он меня.

Крикнула на него жена:

- Заладил одно: "Победил, победил". Поезжай, отпусти мужиков, вот и хорошо будет. Поезжай, я велю лошадь оседлать.

Привели лошадь, и уговорила приказчица мужа ехать в поле отпустить мужиков.

Сел Михаил Семеныч на лошадь и поехал в поле. Выехал в околицу, отворила ему ворота баба, въехал в деревню. Как только увидал народ приказчика, похоронились все от него, кто во двор, кто за угол, кто на огороды.